И только на пути домой, втиснувшись в битком набитый троллейбус, Борис Павлович задумался: а правда, почему он даже не попытался искать полугрош? Из-за примерещившейся руки? Но это же сплошная мистика, товарищи мои! Как такое может быть — и если может, то согласно каким законам объяснить сие?!
Чушь! Бред! Нонсенс!
Мысли о случившемся не выходили у него из головы весь вечер, даже когда проверял тетрадки и готовился к завтрашнему дню.
Что-то еще было не так.
— Борюнь, вот видишь! — с нежностью сказала жена за ужином. — Как начал принимать таблетки, так сразу и полегчало тебе. Невооруженным взглядом видно, между прочим! А ты бурчал: не надо, без толку!..
Сперва он и не сообразил, о чем это Аленка. И только потом вспомнил, что должен был в прошлую субботу купить очередной препарат против своего сердца — должен был, но купил совсем другое.
Так называемый русский полугрош Владислава Опольского.
А ведь и в самом деле, сердце о себе сегодня больше не напоминало. Обычно оно если и не покалывает, то ноет беспрерывно — и ты вынужден ходить сутулившись, потому что так немножко легче. А после урока с пропажей полугроша сердце вообще начало вести себя примерно. И стучит себе размеренно, четко — красиво стучит. Всегда бы так!
Неужели это как-то связано: затерявшийся полугрош, рука, выхватившая его из воздуха! и присмиревшее сердце?..
Не может быть! Случайность!
…А полугроша — до слез жалко! Ну ладно, пропал и пропал, забыли и проехали — так ведь не дадут забыть. Тот же Китайкин — язви его в душу! — еженедельно будет напоминать.
В своих предчувствиях Гуртовник не ошибся.
— Привет, Бор-Палыч! Просим-просим, свято место пана дожидает. — Китайкин вообще до скукоты зевотной предсказуем в своих хохмических изысках. Они его веселят — и этого ему достаточно.
— А скажи, Бор-Палыч, как там твой Опольский поживает? Место для него нашлось? А то если нет, я готов сдать ему уголок в своем лучшем альбоме. И забесплатно.
— Нашлось место. — отмахивается, улыбаясь, Борис Павлович. — Хотя спасибо за щедрое предложение. Ценю.
А что толку на зубоскала обижаться? Оно ж как дитя; да и симпатичен, чертяка, ничего тут не поделаешь! Харизма, товарищи, это вам не просто так.
— Молодой человек, у вас все в порядке? — осторожно спрашивает старик Пугачин. — Странно вы сегодня выглядите. Вроде и довольны, а вроде и чем-то угнетены.
— Ветры враждебные, — отшутился Борис Павлович. — Дуют и гнетут.
— Ну, как знаете, — старик, похоже, обиделся.
Он дулся и отмалчивался весь день, так что общаться Гуртовнику Павловичу волей-неволей пришлось с Китайкиным. Вернее, слушать оного.
Китайкин трепался буквально обо всем и был неостанавливаем, аки разбушевавшаяся стихия. В конце концов Борис Павлович утомился его слушать, отошел к бревнышку и присел там.
День сегодня выдался погожий, но вот покупателей почему-то маловато. И можно поэтому просто расслабиться и отдохнуть — после такой-то напряженной недельки!
…Борис Павлович так и не разобрался с тем, что же произошло в понедельник. Он по-прежнему не желал верить в связь между пропажей полугроша и тем, что сердце его всю неделю вело себя смирно, просто-таки примерно. И уж подавно не желал верить в реальность существования той руки…
В конце концов Борис Павлович запретил себе думать о случившемся. Да и некогда было — дела, дела… А вот сейчас выдался свободный денек и как-то сами собой мысли вернулись к анализу того происшествия.
Машинально Борис Павлович взял из банки с мелочью, что стояла на его «прилавке», какую-то монетку и начал подбрасывать — это его успокаивало.
Клиент не шел. Китайкин нудил. А Борис Павлович все думал, думал, ду…
Сердце ударило неожиданно — словно штыком изнутри; тело напряглось, само собой выгибаясь натянутым луком. И монетка, конечно же, вылетела из обессилевших пальцев.
Дальнейшему Борис Павлович уже не удивлялся.
Рука медленно проявилась в воздухе — и на сей раз была она с тонкими юношескими пальцами, измазанными в чернильных пятнах и с многочисленными заусенцами. Пальцы с ленцой, как будто нехотя, взяли из воздуха монетку — и рука исчезла.
И приступ у Бориса Павловича, разумеется, тоже прошел.
Все случилось так быстро, что никто ничего не заметил. Да, наверное, руку бы и не увидели ни Китайкин, ни Пугачин — почему-то Борис Павлович был уверен, что она является только ему одному. И точно так же он не сомневался, что монетку (кстати, что это был за экземпляр? хоть бы не слишком дорогой!..) уже не отыскать.
В тот день Борис Павлович ушел из парка раньше. Он до сих пор и понятия не имел о природе происходящего с ним, но кое-какие выводы все же вынужден был сделать. Вот уже дважды во время приступа в воздухе появляются чьи-то руки, которые выхватывают и забирают монетку, по стечению обстоятельств как раз оказывающуюся в воздухе. После чего приступ у Бориса Павловича проходит, и некоторое время спустя сердце не беспокоит его.
Следовательно… Нет, товарищи дорогие, мы, конечно, в мистику никакую не верим, но… Но что мешает, например, просто носить с собой в кармане монетку — на всякий случай? А там уже — как получится.
И — получалось! Не ломая больше голову над причинами таинственного явления, Борис Павлович просто бросал монетки всякий раз, когда снова прихватывало сердце. И руки — всегда другие — выпрыгивали из воздуха жадными псами, чтобы поймать и пожрать откупные жертвы.
О, эти псы оказались дьявольски разборчивыми! Их не интересовали простые, разменные монеты, которые не имеют ценности для нумизмата. Только коллекционные экземпляры, и чем они ценнее, тем сильнее был эффект. В зависимости от дороговизны того или иного экземпляра сердце могло отпустить на полдня, на полчаса или вообще не среагировать на подачку. И тогда приходилось швырять что-нибудь покрупнее.
Когда он определил закономерности в поведении рук, Борис Павлович выстроил и политику своего поведения. Он рассчитал, сколько и какие монеты следует носить с собой, чтобы обезопаситься от возможных атак сердца. Сперва пошли в ход двойные и обменные экземпляры. Запасов их должно было хватить на несколько месяцев — более, чем предостаточно, чтобы некоторое время чувствовать себя в безопасности. Черт возьми, товарищи дорогие, многие ли из вас уверены, что доживут до вечера?! А тут…
И какая, в конце концов, разница, почему происходит то, что происходит?!
…Сперва самой большой трудностью при жертвоприношениях представлялся момент подбрасывания монетки. Рук-псов, конечно, никто, кроме Бориса Павловича, не замечал, но вот самого-то Бориса Павловича видели. И когда он подбрасывал монетку — тоже. Если бы на это стали обращать внимание, кто знает, как бы все обернулось. Опять же, не везде можно так просто подбросить монетку — например, попробуйте-ка сделать это в тесном троллейбусе или во время урока!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});