- А помнишь, ваш студент трепался.
- Это который во флигеле?
- Анархист, помнишь?
- Про нелегальные писульки?
- Как он там завинчивал про народ? А матросы что, хуже народа? Книжки-то - за жисть.
- Я видел, видел... У него под койкой пачками...
- Позаимствуем.
- Маман мне запретила с ним якшаться.
- Сдрейфил?
- А вдруг он по шее накостыляет?
- Да мы, как всегда, заглянем на минутку. Я буду зубы заговаривать, а ты только успевай прятать за пазуху. Для начала штук пять хватит...
Студент-анархист, снимавший у нас флигель, был человек общительный и добрый и даже нам, шкетам, внушавший азы своего, как он выражался, единственно правильного учения.
Тем же вечером мы просочились в прокуренную, неприбранную комнату со следами то ли вчерашней групповой пирушки с курсистками, то ли заседания центрального комитета, по забывчивости еще не разгромленного жандармами.
Хозяин пил чай в прикуску с маковыми баранками.
Остап оседлал свободный стул и принял горсть баранок.
Я тоже, отоварившись баранками и куском сахара, приткнулся на краешек койки, той самой, под которой складировалась нелегальщина.
- Господин студент, а когда вас повесят, - начал Остап взволнованно, - вы будете дрыгать ногами?
- Предсмертная конвульсия.
- А можно одной большой-пребольшой бомбой взорвать царя, трех генералов и десять казаков с пиками?
- Если революция потребует - сделаем.
- А кто был первый анархист - Адам или Каин?
Ничего не подозревающий студент отвечал неугомонному несмышленышу серьезно и обстоятельно, не переставая уметать маковые баранки.
Я же, игнорируя развернувшуюся дискусию, выцарапал нужное количество тонких запрещенных брошюрок.
В их эффективности мы убедились уже на следующий день.
" Анархия, государство и собственость".
" К вопросу свободы воли".
" Русское освободительное движение в свете идей князя Кропоткина П.А.".
" Коммунизм и анархия".
" Герберт Спенсер, эволюционистская мораль, принципы социологии и его понимание общественных процессов".
Остап за одну ходку к публичному дому выменял пять бескозырок. А за "Спенсера" растроганный боцман даже отдал ему свой свисток.
В реализации товара среди сердобольных барышень, прогуливающихся по бульвару, я участия не принимал, наблюдая издали за священнодействием вдохновенного малолетнего вымогателя.
- Дамы и господа хорошие... Поимейте внимание... Отдам за даром по роковым обстоятельствам судьбы... Безкозырочка брательника, натурально утопшего в Цусимском сражении... Он пожертвовал молодой жизнью ради вас и ваших близких... Мать не вынесла горя, скончалась в одночасье... Отец, судебно-поверенный, в бреду помещен в богадельню... Сестра единокровная вынуждена пойти на панель... Бескозырочка святая реликвия защитника Царя и Отечества... Спасибо, спасибо... Мы еще покажем этим узкоглазым макакам! Мы разнесем их островки из пушек на кусочки... Как вы щедры, мадмуазель... Дай вам бог жениха - победителя...
И так Остап впервые вкусил сладость успеха - бескозырки под патриотичнеский аккомпанемент шли нарасхват и в основном за "красненькие"
Мы уже запаслись новой "нелегальщиной" с соответствующими магнетизирующими названиями - но тут ситуация в стране обострилась, и матросов перестали отпускать на берег.
Люди сделались нервными, истеричными, подозрительными.
В результате Остапу чрезвычайно захотелось в уютный волшебный город Рио-де-Жанейро, о существовании, которого он узнал из моих (зачем ложная скромность) уст. И о мулатах, и о белых штанах, и о географическом положении, климате, флоре и, конечно, фауне.
- Прости, командор, - сказал я, рыдая. - Но я не могу покинуть немытую Рассею!
- Ладно, Остен-Бакен, старайтесь тут без меня, трудитесь. Когда вымоете старушку - желательно с туалетным мылом - я вернусь.
Остап исчез с горизонта - но неожиданно снова появился в поле моего удивленного зрения. Я пребывал в полной уверенности, что командору доступно не только Рио-де-Жанейро, но даже и Южный полюс.
- Эх, такое дело сорвалось.
Утомленный, разочарованный, даже чуточку меланхоличный экс-эмигрант больше ничего не добавил, а через месяц все же раскололся.
Оказывается, поразмыслив перед отбытием , Остап пришел к строго определенному выводу: до Рио-де-Жанейро слишком далеко, и поэтому не мешало бы зафрахтовать посудину понадежней, чем какая-нибудь дырявая шаланда. И он разработал гениальную комбинацию, которая включала в себя грозовую (в прямом и переносном смысле) атмосферу лета девятьсот пятого.
Первым делом он отправился на броненосец "Князь Потемкин Таврический" - видите ли, ему было бы весьма лестно и приятно нарисоваться в городе мечты на этаком многоствольном (я имею в виду артиллерию, а не лес) корыте.
У трапа его, естественно, остановил грозный часовой.
- Мальцам ходу нема!
- Ой, мне жгуче треба до вашегу командиру.
- На хрена свинье свисток... Эй, жертва аборта, отчаливай пока не пальнул! Агитаторы, падлы, донимают, яко блохи... Так на хрена попу гармонь?
- Да я тут променад делал мимо их дому, и вижу в окошко промеж шторок, как сам господин полицмейстер тараканит командирскую женушку.
- Побожись.
- Вот те крест.
- Тараканит, говоришь?
- Еще как!
- Полицмейстер?
- Собственной персоной.
- Ну дуй, салажонок, обрадуй его высокоблагородие.
Юнга-самозванец поднялся на палубу, обозрел ситуацию и шнырк - туда, шнырк - сюда.
А приближалось время обедать. Ну, и недолго думая, Остап сыпанул в борщ по-флотски горсть болтов из машинного отделения. Для пущей наваристости добавил гаечные ключи, масленку и ветоши погрязней.
Эффекта никакого.
Тогда Остап бухнул в перловую кашу полтора десятка ботинков вместе со шнурками - новеньких, прямо из каптерки.
Тоже - промах.
Остался компот. Его-то юнга и заправил щедро винтовочными патронами и даже умудрился сунуть туда фугасный снаряд приличного калибра.
Матросики намек поняли - и давай офицериков за борт. Устроили соревнование - кто больше чинов притопит.
Остап как раз и рассчитывал на подобное развитие событий. Сначала бунт - кровавый и беспощадный, потом - похмелье и бегство за границу, разумеется на судне - от гнева властей.
Новоявленному юнге даже поручили водрузить на флагшток красные шелковые командирские кальсоны.
В общем, все Остап предусмотрел, кроме своих нетренированных нервов. Когда броненосец отчаянно и безшабашно пошел навстречу эскадре, оскалившейся жерлами серьезных орудий, Остап покинул обреченный, по его мнению, корабль вместе с какой-то глупой крысой, не верящей в революционную сознательность флотских масс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});