На обратном, героическом, раскисшем пути, длившемся до рассветного луча, мы в очередной луже потеряли диковинный прибор.
Три часа кряду Феоктистыч, проклиная "кузьку", его братьев, сестер, племянниц и племянников, дядьев и сватов, ГПУ и "пособников" с "вредителями", искал карающую гильотину.
Я помогал ему, поджигая пучки сена.
Как же он был счастлив, найдя наконец пропажу.
Исполнив на два сиплых голоса "Интернационал", не пропуская ни куплета, но изрядно фальшивя (кучер-лаборант безосновательно опасался моего доноса, я же считал, что маслом каши не испортишь), мы тронулись.
Я, бодро маршируя рядом с телегой под сверхубедительное феоктистычево мычание "Варшавянки", превкушал, как за утренним чаем, прежде чем отправиться почивать, поведаю изумленному Остапу о злоключениях кузькоозабоченного кучера-лаборанта...
Устряпанный грязью, с промоченными ногами, с нарождающимся насморком и кашлем, я едва добрался до крыльца.
Какая же ослепительная картина внезапного возвращения рисовалась моему воспаленному мозгу: поцелуи, объятия, раздевание, умывание, одевание, но увы - спальня оказалась пуста, с разобранной, но даже не примятой постелью.
Движимый хищным инстинктом собственника, проклиная себя за эгоизм и излишнюю доверчивость, я ринулся к библиотеке и, беспомощно вопя, застучал в запертые двери заскорузлыми от засохшей грязи кулаками.
Догадливый Феоктистыч принес тяжелый колун.
- Можа, хрената сгодиться?
- Какая еще хрената? - спросил я машинально, примеряя колун к двери.
- Да у мене... в схране... два ястчика сховано... про черный день.
- Тащи!
Конечно, я не собирался подымать шума на всю округу, но это был единственный способ избавиться от нежелательного свидетеля моего позора.
И колуном я сперва вдарил просто для убедительности, чтобы скорей открыли, для культурного, интеллигентного выяснения отношений.
Но мне же никто не ответил...
А тут еще сквозь треск и грохот я услышал беспомощный плач близкого, родного человека - и решительно высадил дверь.
Учитывая общую простудность моего организма и бессонную слякотную ночь, можно понять и объяснить импульсивность моих отеллообразных действий.
В общем, буйно размахивая колуном, я ввалился в библиотеку и обнаружил на диване абсолютно голую супругу, виновато рыдающую в страстно порванную, скомканную "ночнушку".
Противный сквозняк качнул створки распахнутого окна.
Я шагнул к подоконнику.
В утреннем тумане стремительно растворялся мужественный силуэт, удаляющийся в направлении деревни Чмаровки.
Отбросив колун и закрыв окно, я медленно двинулся к дивану.
На шахматной доске лежали любовно заштопанные бендеровские носки и огрызок яблока.
Супруга, справившись с рыданием, зябко и откровенно стыдливо куталась в одеяло.
И тут я обнаружил исчезновение астролябии...
Подобного изощренного коварства я не ожидал даже от Бендера.
Рога я бы еще ему простил, но астролябию - никогда!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});