Читать интересную книгу Дорга, ведущая к храму, обстреливается ежедневно - Анна Бройдо

Настроение у людей после недавнего неудачного наступления мрачное. Очень много женщин в глубоком трауре. Нагоняет тоску и необыкновенно холодная для апреля погода.

Через улицу скачет ничейная собачка на трех лапах. Вместо четвертой — культя: тоже инвалид войны.

* * *

Иногда словесные штампы обретают неожиданно новый смысл. Все помнят «дорогу, ведущую к Храму», которую искали герои фильма «Покаяние» грузинского режиссера Тенгиза Абуладзе, нашумевшего на заре перестройки. Знаменитый Новоафонский православный монастырь стоит высоко на горе, и ведущая к нему от подножия невозможно крутая и извилистая дорога именуется Дорогой Грешников, символизируя долгий и трудный путь, на который встает человек, идущий к Богу. Сегодня в Новоафонском монастыре расположен военно-полевой госпиталь и эта самая «дорога, ведущая к Храму» ежедневно обстреливается из установок «Град». Бьют прицельно, потому что по Дороге Грешников то и дело проезжают санитарные машины с Гумистинского фронта, а сам госпиталь спасают только толстые монастырские стены и высота святой горы. Впрочем, в Абхазии считают, что есть и еще одна защита: «недавно прямо на двор монастыря упали две мины и не разорвались — Бог не допустил».

Раньше в монастыре размещалась турбаза «Псырцха», местное гнездо пьянства и разврата, что даже неверующие афонцы считали кощунством. А вот идея разместить там госпиталь понравилась всем: испокон веков при монастырях устраивались больницы и другие богоугодные заведения. Гудаутский батюшка отец Виссарион Пилия освятил все помещения, благословил раненых и персонал.

Госпиталь рассчитан на 60 коек, однако прошло через него вчетверо больше раненых, чем предполагалось вначале. Главный хирург Владислав Аргун сообщил, что с 12 октября по 14 апреля сделано 424 операции, в основном по 4–5 в день.

Медико-санитарная служба, пожалуй, наиболее организованное подразделение абхазской армии. Если в первые дни войны ее формирование шло фактически стихийно, независимо от Министерства обороны, то к апрелю сложилась стройная система из нескольких звеньев: медико-санитарный батальон, действующий непосредственно на линии Гумистинского фронта и в партизанских отрядах Очамчирского района, санитарный поезд, эвакосортировочные пункты в Верхней и Нижней Эшере, прифронтовой госпиталь в Новом Афоне и тыловые госпитали в Гудауте и Гагре.

Начальник медслужбы Гумистинского фронта Лев Аргун (кстати, младший брат Владислава) рассказал, что предусмотрены различные варианты работы — как для позиционных боев, так и для активных боевых действий. К примеру, во время мартовского наступления полевые операционные размещались непосредственно на передовой. Эвакуация раненых на сортировочные пункты осуществляется санитарными машинами. Оттуда те, кто не в состоянии перенести дальнюю дорогу, доставляются в Новоафонский госпиталь, остальные — на санитарном поезде — в тыл.

Ходим по палатам, знакомимся с ранеными. Худенький стриженый паренек — Олег Рагимов. На его тумбочке яркая фотография смеющихся ребятят:

— Я из Сухума, у меня трое маленьких детей, и я за свой дом пошел воевать. Сам я азербайджанец, есть родственники в России, но родился-то здесь, у меня нет другой родины. Когда мы наступали 15 марта, меня ранило в бок, пуля вышла на спине. Легкое пробило — я дышал и слышал, как на спине хлюпает — рука не действовала, ребра сломаны. К вечеру пришел в себя, перевязал, как мог, рану шарфом и пополз к своим. У меня только мои дети были в голове, я думал, что ради них буду ползти. Полз прямо по минному полю, и ни одна не взорвалась, на мое счастье. Через четыре часа добрался до речки, стал кричать нашим: «Братцы, ребята!». Несколько дней в реанимации был, медсестра мне потом сказала — «на тебя Аллах посмотрел», то есть — смилостивился Всевышний. Сейчас я уже стал ходить, скоро поеду к детям, в Пицунде они, в эвакуации… А когда окрепну, опять пойду воевать.

Для госпитальных хирургов выздоровление Олега Рагимова — предмет профессиональной гордости. Несмотря на острую нехватку медикаментов (в том числе обезболивающих, их берегут только на операции), отсутствие оперирующего окулиста, нехватку нейрохирургов, анестезиологов, реаниматологов — и вообще всех! — врачи добиваются фантастических результатов. Лев Аргун, работавший до войны в Минздраве республики, свидетельствует, что в мирное время по хирургическим операциям подобной сложности показатель выздоровления составлял 85 процентов. Сейчас — до 95, более 80 процентов возвращается в строй.

* * *

Чингиз Бигуаа — из Пицунды, ранен в ходе мартовского наступления:

— Говорят, что мы сепаратисты, но ведь до недавнего времени мы не ставили вопрос о выходе из Грузии, хотя ее руководство сделало все, чтобы подтолкнуть нас к этому! Впрочем, только в беде мы узнали наших настоящих друзей: наша диаспора, Башкирия, Северный Кавказ, Юг России, да и вся Россия — мы очень быстро пошли навстречу друг другу. И сегодня Абхазия — ключ к стабильности на Кавказе. Одна надежда на истинных россиян — я не имею в виду «Память», РНС и им подобных. Конечно, я не хочу войны России с Грузией, чтобы горе пришло и в русские дома, но продемонстрировать Грузии свою мощь Россия может — остановил же бойню в Приднестровье генерал Лебедь! А мы всегда тянулись к России, хотя служили лишь разменной монетой для великих держав. И если это у вас не возьмут в прессу, объясните хотя бы своим знакомым, как здесь обстоят дела и кто есть кто…

Слово «сепаратизм» воспринимается в Абхазии вообще довольно болезненно. Скорее всего, дело в том, что в советские времена оно считалось «ругательным» — как, к примеру, «космополитизм». Особенно вскипают страсти, когда его употребляет кто-нибудь из иностранных коллег, беседующих через переводчика: с одной стороны — взрыв обиды, с другой — искреннее недоумение. Приходится улаживать недоразумение, объясняя: «сепаратисты» — это не бандиты, а те, кто хочет отделиться, поэтому вы и есть сепаратисты, и ничего однозначно дурного в этом нет. Поворчав, бойцы соглашаются, но дальнейший разговор все-таки отличается некоторой напряженностью.

* * *

Во дворе греются на солнышке выздоравливающие. Совершенно седой молоденький хирург Вадик (мама одного из раненых говорила: «Дай Бог здоровья этому мальчику, такой душевный, заботливый, даже собственные тапочки моему сыну отдал, когда тот на ноги стал вставать») рассказывает:

— Видите, на скамеечке дедушка сидит? Он грузин, его из Нижней Эшеры раненого привезли. Сейчас он уже здоров, можно бы и выписать, но просто по-человечески жалко — куда ему идти, дом его разрушен да еще и обидит кто старика…

Начальник госпиталя — Георгий, или, как все его называют, Марик, Миканба, посовещавшись с товарищами, передает мне обращение для публикации в прессе: «Я, Георгий Миканба, выпускник Московского медицинского стоматологического института, хочу обратиться от лица медиков Новоафонского прифронтового госпиталя и от всех медиков Абхазии ко всем коллегам и всем людям доброй воли с большой просьбой о гуманитарных поставках медикаментов, выделении бригад хирургов через общество Красного Креста. И мне хотелось бы сказать россиянам, что из-за, прямо скажу, фашиствующего руководства Республики Грузия и развязанной им агрессии все тяготы и лишения, связанные с войной, приходится делить в равной степени, как абхазскому народу, так и русскоязычному населению Абхазии».

— А что касается неразорвавшихся мин, — улыбаются врачи, — то это легенда, к нам на высоту они не долетают. Впрочем, пусть будет так — и легенда красивая, и место действительно святое…

* * *

Спешу на рассвете к вершинам в туманеЛечу за сияньем звенящей волны.Меня мои горы в пути не обманут —Они мне навеки, с рожденья даны.

О, горская песня — орлиные крылья,Ты мне подарила любовь и покой.О, горская песня, старинные были,Ты к сердцу стремишься поющей волной.

Умчусь от тебя я, вдали затеряюсь,Но только сквозь эхо кавказских хребтовК тебе все равно я домой возвращаюсьМой край самый добрый и самый святой…

Кавказ седоглавый, овеянный славой,Другого такого нигде не сыскать!В нем жизни истоки, в нем к сердцу дороги,Кавказ седоглавый спешу я обнять.

— Мы очень хотели похоронить его здесь, но когда из Москвы за телом приехали родители, мы сначала не решались попросить их об этом. А потом решились и они дали свое согласие, чтобы он остался в Абхазии, которую так любил. Вместе с матерью прошли по городу, выбрали место, и вот здесь, в парке, и похоронили его, бедного. Весь город проститься пришел. А когда кончится война, обязательно поставим Саше красивый памятник…