Читать интересную книгу Убрать слепого - Андрей Воронин

В ответ на выстрел наверху истошно завизжала женщина, а на площадке второго этажа возник плечистый мужчина в черной майке без рукавов и с толстой золотой цепью на шее. В руках его задергался, плюясь огнем и рассыпая по покрытым ковровой дорожкой ступенькам горячие гильзы, короткоствольный «Калашников». Зеркальная стена прихожей взорвалась осколками, посыпалась сбитая штукатурка, с сухим стуком упала убитая наповал рогатая вешалка, стоявшая в углу. Последний вошедший в дом человек, одетый так же, как и остальные семеро, но вооруженный, в отличие от них, только длинноствольным «магнумом», небрежно вскинул револьвер и нажал на спуск. «Магнум» басовито рявкнул, и автоматчик, кулем перевалившись через перила, с треском обрушился на тонконогий столик с инкрустированной крышкой, стоявший под лестницей. Держась обеими руками за простреленный живот, он трудно шевелился среди обломков, пытаясь отползти. Стоявший в дверях человек неторопливо подошел к нему и протянул в его сторону руку с револьвером так, что длинное вороненое дуло почти коснулось разом вспотевшего лба. Раненый закричал, и тогда «магнум» выстрелил еще раз, оборвав этот хриплый отчаянный вопль.

Темные фигуры уже стремительно и плавно, как ртуть, текли вверх по лестнице. Второй этаж оказался пуст, если не считать полусумасшедшей старухи, замахнувшейся своей клюкой на ворвавшегося в ее конуру автоматчика. Это была престарелая мать Алексея Петровича, но автоматчика явно не интересовали тонкости жлобовой генеалогии – длинная очередь почти перерубила высохшее старушечье тело пополам, отбросив его на ночной столик, заставленный пузырьками и склянками. Столик перевернулся, задребезжало стекло и остро запахло аптекой, но автоматчик уже скрылся за захлопнувшейся дверью.

Человек, возглавлявший нападающих, неторопливо поднялся на третий этаж, держа «магнум» стволом вниз в опущенной руке. Стрельба и женские крики к этому времени уже стихли. Два автоматчика, приподняв стволы кверху, стояли по бокам дверного проема. Сорванная с петель дверь валялась в стороне.

В доме хлопали двери, и кто-то уже топал по чердаку, больше не таясь – зачистка, судя по всему, была близка к завершению.

Человек с «магнумом» шагнул в комнату, которую охраняли его люди, и остановился на пороге. Стянув с головы трикотажную маску, он бросил быстрый взгляд на часы и изобразил на своем обезображенном шрамами лице некое подобие улыбки.

– Три с половиной минуты, – сказал он. – Почти рекорд.

– Минута десять на этаж, – проговорил сзади один из автоматчиков. – Нормально.

Командир отряда равнодушно осмотрелся по сторонам. Жлоб так и остался сидеть в кресле, на сантиметр не дотянувшись до верхнего ящика стола, где у него хранился пистолет. В углу, спутавшись в окровавленный клубок, лежали полуголые девки – он даже не сразу понял, сколько их там, две или три.

А возле занавешенного тяжелой портьерой огромного, от пола до потолка окна стоял, одной рукой прижимая к груди кейс, а другой держась за простреленный бок, полумертвый от боли и страха гость Жлоба. Спущенные до самого пола вместе с трусами брюки отнюдь не придавали ему солидности. Окинув его холодным взглядом, командир брезгливо поморщился и обернулся к своим бойцам, по-прежнему стоявшим у дверей.

– Это еще что за диво?

– Говорит, из мэрии, – сказал один из автоматчиков и почему-то коротко и неприятно засмеялся.

Второй автоматчик аккуратно, двумя пальцами приподнял нижний край маски и, вежливо отвернувшись, плюнул на пол.

– Я из мэрии, – дрожащим голосом подтвердил Василий Кузьмич. – Объясните мне; что здесь происходит? Ведь вы же не бандиты, на вас форма. Вы очень вовремя, я уже начал бояться…

– Я сам знаю, откуда он, – не обращая на слова Василия Кузьмича ни малейшего внимания, сказал командир. Его гладко выбритый череп, с левой стороны обезображенный старыми рубцами от ожогов, неприятно поблескивал в приглушенном свете скрытых нижних светильников. – Я спрашиваю, что это значит?

– Не шуми, Батя, – сказал автоматчик. – Мы решили тебя подождать – вдруг ты с ним поговорить захочешь.

– А, – без всякого выражения сказал тот, кого назвали Батей. – Да нет. Костя, чего с ним разговаривать.

Он стоял к Василию Кузьмичу боком. Не оборачиваясь, он поднял тяжелый револьвер и выстрелил, не бросив в сторону своей жертвы даже беглого взгляда. Василий Кузьмич выронил кейс, обеими руками вцепился в портьеру и вместе с ней тяжело рухнул на пол.

– Красиво, – сказал Батя.

– Ага, – подтвердил автоматчик Костя, – прямо промеж глаз. Как в цирке, ей-богу.

– Да я не о том, – поморщился командир. – Вид из окна красивый.

Костя посмотрел в огромное, во всю стену, окно, за которым в чернильной тьме густо валил снег, и пожал плечами.

– Снег, – сказал он.

Батя нагнулся за кейсом, рукояткой револьвера сбил кодовые замки и заглянул под крышку.

– Чего там, командир? – подал голос второй автоматчик.

– Капуста, – лаконично ответил тот. – Тысяч пятьдесят, наверное.

– Ну-ка, Толян, – сказал развеселившийся Костя, – у тебя в башке калькулятор. Сколько это будет, если на восемь рыл?

– Шесть с четвертью, – не думая, отозвался Толян и снова, приподняв маску, сплюнул на пол.

– Подержи-ка, – сказал ему Батя, отдавая кейс, и повернулся к Косте. – А ты собери всех. Пора уходить, пока менты нас тут не прихватили.

– Шухер! – сделал круглые глаза Костя. – Что ж ты меня так пугаешь, командир, я же чуть не обмочился. Неужели нас могут забрать в милицию? Чего мы сделали-то? Подумаешь, пошалили чуток.

– Кончай балаган, – буркнул Батя. – Делай, что тебе сказано, а не хочешь – тут места навалом.

Приляг, отдохни…

– Что-то ты сегодня не в духе, майор, – сказал Костя. – Мрачновато шутишь.

Батя не ответил, и он, повернувшись на каблуке, вышел из комнаты.

Майор, между тем, достав из кармана никелированную «зиппо», со щелчком откинул крышечку, чиркнул колесиком и поднес голубовато-оранжевый язычок пламени к разбросанным по столу бумагам. Пошарив по ящикам стола, он выгреб оттуда все, что могло гореть, и бросил в огонь. Когда пламя, окрепнув, поднялось на полметра над крышкой стола, он выдернул из-под тела убитого им чиновника портьеру и тоже швырнул в огонь, позаботившись о том, чтобы конец ее свисал на пушистый ковер.

Двигаясь быстро, но без суеты, автоматчики покидали горящий дом. Шедший последним Костя на секунду задержался, чтобы снять с шеи убитого охранника толстую золотую цепь.

Была середина ноября, и до драки на дороге оставалось четыре с небольшим месяца.

Глава 2

Секретный агент ФСБ Глеб Петрович Сиверов по кличке Слепой смял в пальцах незакуренную сигарету, поискал, куда бы ее бросить, и, не найдя, рассеянно затолкал обломки в карман утепленной кожаной куртки. Первый морозец ощутимо пощипывал уши, ноги в тонких кожаных туфлях понемногу коченели в чересчур глубоком для ноября, доходящем до щиколоток снегу, но Слепой не чувствовал холода.

С того места, где он стоял, невозможно было разобрать ни слова из того, что говорилось у открытой могилы. Ему не был виден даже гроб – все заслонял черный частокол спин. «Вот так мы и прощаемся друг с другом, – думал Глеб, сквозь притемненные стекла очков наблюдая за мучительно медленно тянущейся церемонией. – И это, между прочим, не худший вариант. А ведь я мог оказаться на задании, где-нибудь на другом конце страны или вообще за границей, и узнать о его смерти только много недель спустя. Что за проклятая работа! Эх, Амвросий Отарович, Амвросий Отарович! Больше не будет шашлыков, и долгих разговоров у огня, и не с кем будет помолчать о самом важном, чем не поделишься даже с женой.., особенно с женой.»

Он достал из кармана другую сигарету и нервно прикурил ее, прикрывая ладонями огонек зажигалки.

Толпа у могилы пришла в движение – люди по одному подходили к зияющей яме и бросали в нее по горсти земли, отдавая последнюю дань старому генералу.

Глеб невольно представил себе глухой стук, с которым мерзлые комья разбиваются о деревянную крышку гроба, и ему стало не по себе. "Не дай Бог умереть от старости, – подумал он, – в кругу друзей и родных, которые будут плакать и в то же время прикидывать, во что обойдется гроб. Вот из этого и складывается жизнь – живым жить, мертвым лежать… Интересно, что напишут на моей могиле? «Здесь покоится тайный агент ФСБ, профессиональный убийца Глеб Сиверов»?

Впрочем, вряд ли. Мое настоящее имя теперь знают только два человека на всем белом свете – я да Федор Филиппович. Глеб Сиверов погиб в Афганистане, так что вряд ли его имя украсит могильную плиту.., еще одну могильную плиту. Вряд ли. Вряд ли я вообще доживу до старости. Скорее всего, если мне вообще суждено быть похороненным, то лучшее, на что я могу рассчитывать, это колышек с фанерной табличкой, на которой будет написано: «Неизвестный мужчина», и длинный номер."