За всеми этими тяжёлыми думами я совсем забыла о главной своей проблеме. Проблема немедленно напомнила о себе. Чужак дёрнул головой по подушке, из горла его вырвался хриплый выдох.
Надо спешить. Или его раненый дух уйдёт так далеко, что уже не вернёшь.
Я вскочила, убрала миску с коленей на стол. Спугнутый Совёнок слетел на спинку соседнего стула, качнулся, распушив крылья.
Сердце билось как заполошное, мысли метались в голове. Я не привыкла так быстро думать и решать! В Тихом лесу спешить некуда. Даже в окрестных деревнях, что притаились по его границам, мне никогда не доводилось лечить ничего серьезнее сломанной ноги, а уж Тишина и подавно обходила дома крестьян стороной, уж я-то об этом позаботилась. Кто ж знал, что в наших краях объявится этот странный чужак, на котором единственном на многие мили вокруг не будет моей магической защиты.
«Тэми! Прежде, чем идти за ним и возвращать с путей Тишины, подумай, что будет, когда он очнётся».
Я уже снимала с пояса мешочек трав… но затормозила. А и правда! Как только я верну чужака, он снова станет собой. А я понятия не имею, что он за человек и на что способен.
Нерешительно посмотрела на длинные сильные пальцы, расслабленно раскрытые и почти касающиеся пола, провела взглядом по руке – даже так видно, что под плотным рукавом скрываются по-мужски могучие мускулы, скользнула по широким плечам… Если захочет, он мне шею свернёт как цыплёнку голыми руками. Или ещё чего похуже придумает – мелькнула непрошенная мысль, зажгла щёки.
Привязать. Точно надо привязать!
- Совёнок, тащи с кухни верёвку, - нервно скомандовала я.
Малыш молча и очень быстро послушался – метнулся в распахнутую дверь, почти задевая косяк.
Пока я ждала, кусая губы, взгляд зацепил ещё одну опасную деталь.
Меч на поясе чужака, на правом боку – далеко от меня. Гладкая рукоять, обитая потёртой чёрной кожей, простое металлическое «яблоко» в навершии, прямая гарда – тоже без особых изысков. Длинные ножны, опять же тёмной кожи без единого рисунка, лишь на конце скупо обитые сталью. Даже у меня в книгах мечи искуснее украшены! Но отчего-то именно эта простота пробрала до костей страхом. Это не оружие придворного франта. Это вещь, созданная убивать. Ничего лишнего.
Забрать и спрятать. Срочно.
Я шагнула к самому краю постели, быстро глянула в лицо чужаку – убедилась, что он по-прежнему в забытье – и склонившись над ним, медленно, осторожно потянулась к мечу. С поясом даже связываться не буду – понятия не имею, как это всё с такой громадины стаскивать. С сапогами, и то еле справилась. А тут – чуть ли не в обнимку возиться придётся, стыдоба…
Так что просто-напросто вытащу тихонечко меч из ножен и куда-нибудь унесу. Да хоть во дворе прикопаю, под липками. Потом видно будет – возвращать чужаку оружие, или забрать в награду за лечение, чтоб никаких колюще-режущих даже близко ему…
Но едва мои тонкие пальцы робко коснулись рукояти и потянули, едва каштановые локоны предательской волной скользнули с плеча и рассыпались по кожаному доспеху, едва сознание запоздало уловило изменившийся ритм чужого дыхания…
Мужские пальцы крепко сомкнулись на моём запястье. Сквозь плотную кожу перчаток опалили жаром. Я застыла в слепом ужасе, как заяц в капкане волчьих зубов – не дёрнешься, не вскрикнешь, не уйдешь от неминучей судьбы.
Глава 4
Сердечко у меня, кажется, подпрыгнуло в груди и перевернулось прямо в полёте.
Чужак… так и не открыл глаз. Видимо, сквозь сон почувствовал, что покушаются на его ненаглядное оружие, и среагировал. Я дёрнулась, но держали крепко. Слишком. Обручем железным по запястью – там, где быстро-быстро бился пульс.
А потом я заметила, холодея, что край моей перчатки сдвинулся, и большой палец держащего меня мужчины вот-вот коснётся обнажённой кожи.
О нет.
Время будто замерло, сгустилось вокруг нас, остановило бег меж двумя тактами дыхания.
Каюсь, у меня мелькала иногда мысль – вдруг Верда зачем-то сказала неправду о пророчестве? Вдруг и нет ничего. Может, это просто чтоб я по женихам не бегала – сидела себе сиднем в Тихом лесу в обнимку с Совёнком, и не отвлекалась на посторонние дела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но есть лишь один способ узнать наверняка. И тогда только два варианта – или жизнь, или смерть. А я как-то не горю желанием прямо сейчас проверять.
Сдвинулся палец. Ещё ближе к светлой полоске кожи. На волосок ближе к моей смерти. Или всё-таки жизни? Кабы знать наперёд…
Яростный шип Совёнка ворвался мне в уши. Ветром повеяло от крыльев.
- Стой!.. – прошептала я отчаянно, и он прямо в полёте сменил направление, плюхнулся на стол комком взъерошенных перьев, раскидал по столешнице принесенные верёвки.
«Что ты… а он… давай я ему!!..» - зачастил друг, воинственно переступая с лапы на лапу.
- Не смей! – всё так же горячо шептала я. – Он тебя прихлопнет как муху и не заметит даже!
Чужак нахмурил тёмные брови недовольно, сжал сильнее стальной обруч. Я поняла, что надо выпутываться самостоятельно.
Осторожно, медленно, убрала пальцы с рукояти меча, расслабила руку. Вдруг поможет, и мужчина подумает, что оружие больше вне опасности? С надеждой посмотрела ему в лицо.
Снова хмурится. Интересно, он и в жизни такой – вечно сердитый? Или может, это оттого, что я его неудачно головой об косяк приложила… Поди теперь, проверь.
Ну же, ну! Не трогаю я твою драгоценную железяку! Пусти…
Но охотник не торопится выпускать добычу из рук. Кстати о них. Две руки же у него! Две! И если он сейчас ещё и левой меня схватит… Может коснуться лица или беззащитной шеи раньше, чем я пикнуть успею. И поминай тогда, как звали…
Я перевела дыхание. Усмирила панику, как могла. Сейчас сделаю очень рискованную вещь, ведь лишь безумец станет убеждать хищника разжать клыки – но это единственное, что могу.
Заговорила тихо, доверительно, почти нежно:
- Отпусти! Я тебе не враг.
Жёсткая, будто из камня выточенная ладонь даже не дрогнула.
- Отпусти! Я не знаю, зачем ты явился в мой лес. Я не знаю, что за судьба переплела наши тропы. Но клянусь, здесь ты не встретишь зла.
Хват стал чуть слабее… правда, не настолько, чтоб пугливая добыча вырвалась на свободу.
- Отпусти! – повторила ещё раз. – Я река. Я пришла, чтобы забрать твою боль. Чтобы смыть грязь и вынести тебя к чистым водам, в которых – лишь исцеление и свет. Но воду не удержишь в кулаке. А свет нельзя забрать силой.
Пальцы разжались, рука безвольно упала на постель. Тело чужака изогнулось, через стиснутые зубы вырвался звериный рык боли. Я резко выпрямилась и отскочила на шаг, прижимая ладонь к груди.
Уходит. Тишина забирает его.
У меня? Сейчас?!
Не позволю.
Я снова бросила к чужаку – не слушая перепуганную скороговорку Совёнка, который умолял оставить и уйти, не слушая доводов рассудка, забыв вообще обо всём – кроме того, что в этот миг обрывается человеческая жизнь.
Не знаю, добрый он или злой, этот мужчина, не знаю, с просьбой, вестью или скрытым умыслом явился в мой лес, не знаю даже, не придётся ли мне пожалеть завтра о том, что делаю.
Сейчас я знаю только одно.
Тишине я его не отдам.
Полночи просидела я у изголовья – шептала заклятья, кружила рунным колесом, пела песни, сыпала травы на пересохшие губы своему безумцу, поила ключевой водой.
Полночи скалилась в окна Тишина, злобилась, ярилась, выла беззвучно, упрекала, что забираю то, что она считала уже своим – пока Совёнок, отправленный наружу, летал кругами вокруг дома, клокочущим шипом разгонял страх.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Полночи ворожила я на тёмные пути, манила одинокого путника, ушедшего по ним так далеко, что лишь смутный силуэт его виднелся на краю окоёма, у подрагивающей череды теней.
Чужак метался на постели, комкал в пальцах покрывало до дыр, рычал тихо сквозь зубы, иногда ругался – страшно, грубо. Кажется, даже металлические пластины, нашитые на доспех, раскалялись от жара, которым он был охвачен весь, до пальцев на ногах.