Как президент, он не внушал такого благоговения и трепета, как его предшественник Бригэм Янг, обладавший, в отличие от мистера Тейлора, гением и железной волей. Когда, после смерти Джо Смита, Янг облачился в пророческую мантию, ему пришла в голову мысль о великом переселении на Запад, где мормоны могли бы жить в мире и безопасности от преследований. Во исполнение этого плана он провел их через прерии Небраски, через Скалистые горы и Великую Американскую пустыню. Преодолев все трудности, хотя и ценой многих жизней, в июле 1847 года они достигли земли обетованной. Выбор места для поселения снова подтвердил его мудрость, и своим необычайным процветанием Солт-Лейк-Сити во многом обязан его энергии, прозорливости и организаторскому таланту. Он был выдающимся человеком, но при том жестоким и совершенно неразборчивым в средствах, которые он употреблял для укрепления своего авторитарного правления. После его смерти вожди мормонов значительно утратили влияние на свой народ. У Бригэма Янга было шестнадцать жен и еще примерно столько же женщин было „закреплено“ за ним. Это термин обозначал, что при жизни они не были его женами в строгом смысле этого слова, но должны были стать ими в мире ином. Получается, что женщина может иметь одного мужа на этом свете, но быть предназначенной для другого на том. Сейчас больше четырех жен нет ни у кого, а многие считают, что двух вполне достаточно, так как расходы на их содержание сильно увеличились в связи с тем, что у „кротких“ стало принято жить на широкую ногу. Дом, в котором живут две жены, обычно сразу бросается в глаза, так как в нем должны быть две отдельных половины, со своей дверью каждая. Наш гид показал нам дом, откуда жена „номер один“ выгнала жену „номер два“ и преследовала ее по улице в ночной рубашке. Бригэм Янг построил для своей последней фаворитки очень красивый дом и назвал в ее честь Дворцом Амелии. Другого такого дома нет во всем городе. Юта – это не штат, а территория, ее губернатор назначается правительством Соединенных Штатов. Пьянство наказывается штрафом от пяти до десяти долларов, и если у провинившегося нет денег, чтобы заплатить, то он должен отработать эту сумму на строительстве дорог. Однако если судить по состоянию дорог, то либо среди жителей города мормонов почти нет бедных, либо они все ведут исключительно трезвый образ жизни».
По дороге в Сан-Франциско мы пересекали Сьерра-Неваду, где наш поезд застрял из-за снежных заносов. Нам пришлось провести шестнадцать часов на захудалой маленькой станции, коротая ночь на голых скамьях в буфете. Одной из достопримечательностей Сан-Франциско того времени был китайский квартал, который нам показал знакомый полицейский. Китайцы жили совершенно отдельно в своем собственном городе. У них свои мясники, булочники, аптекари, ювелиры и т. д. Хотя было уже больше десяти вечера, торговля находилась в самом разгаре, и, заглянув в несколько магазинчиков, мы посетили еще храм, театр и женский квартал.
24 апреля мы отправились в долину Йосемите, хотя нас и предупреждали, что мы можем не попасть туда из-за глубокого снега. Первую ночь мы провели в Мерседе, а затем, наняв коляску и пару лошадей, поехали в Марипосу, где и остановились на ночлег. Там мы оставили коляску и отправились через горы верхом. После небольшого отдыха в маленькой шахтерской деревушке Хайтс-Коув и восхитительной поездки верхом через каньон Мерсед мы оказались в долине. Я прилагаю свои впечатления в том виде, в каком они были занесены в мой дневник.
«Наш путь лежал через лес, спускавшийся к реке, которая перекатывалась по камням в пятнадцати метрах внизу. Яркая зелень травы блестела на солнце, деревья просыпались к жизни, земля была покрыта цветами всевозможных оттенков. Цветущий кустарник с очень подходящим для него названием багрянник[7] наполнял весь лес жизнью и красками. Повсюду цвели нежно-желтые лютики, незабудковой голубизны колокольчики, красные, белые, лиловые цветы всевозможных оттенков. Склон холма за рекой весь полыхал оранжевым, но мы были слишком далеко, чтобы распознать сам цветок. По мере приближения к долине Йосемите местность становилась все более дикой: склоны стали круче, и трава сменилась камнями. Мы начали спуск по узкой каменистой тропинке. В три часа мы въехали в долину. Первым моим впечатлением было разочарование. Я не мог понять, почему люди так восхищаются гигантскими скалами, поднимающимися прямо в небо: они огромны и дики, но в чем их прелесть? Сначала я даже не осознал их размеры. Но вскоре научился понимать и ценить их необычную красоту. Это чувство возникало у меня постепенно, особенно на закате. В той части долины, где находится отель „У Бернарда“, скалы подступают со всех сторон и подавляют, но тремя километрами ниже по течению долина расширяется. Мы добрались до небольшого песчаного островка у подножия Эль-Капитано и остановились там на часок после обеда. Я лежал и смотрел вверх на гигантскую скалу, вздымающуюся вертикально в небо на девятьсот с лишним метров, и почти столь же грандиозные скалы на противоположном берегу (они образовывали что-то вроде рамки для пейзажа с темными соснами, выступающими на фоне бледно-голубого неба, залитого золотым закатным светом). И тогда я почувствовал, как ошибочны были мои первые впечатления и как ничтожны все слова, сказанные о долине, по сравнению с действительностью».
Перечитав это описание долины Йосемите спустя более сорока лет, я задался вопросом: если бы мне сейчас снова довелось попасть туда, произвела бы ее красота на меня столь же сильное впечатление, как в юности, и смог бы я выразить свои впечатления столь же поэтическим языком?
Сент-Бёв однажды написал: «Три четверти всех людей переживают в себе поэта, который умирает в молодости, а человек остается жить».
Альфред де Мюссе ответил ему сонетом, в котором подверг сомнению правоту этого высказывания и, призвав Сент-Бёва к ответу за кощунство на языке богов, указал ему помнить, что «в каждом из нас спит поэт, всегда молодой и живой».
Однако боюсь, что с возрастом поэт засыпает так крепко, что только самые глубокие чувства, будь то счастье или горе, могут пробудить его ото сна. Ибо, устав от жизненных тягот и битв, большинство из нас приходят к убеждению, что «нельзя вернуть час пышности трав и величия цветов».[8]
Выехав из долины, мы попробовали вернуться в Мерсед через горы, но снег был так глубок, что мы вынуждены были спешиться. Три часа черепашьими темпами карабкались в гору, ведя лошадей в поводу, но потом отказались от этой затеи. Из-за этого мы потеряли столько времени, что добрались до подножия горы, отделяющей каньон Мерсед от Хайтс-Коув, только поздно вечером и вынуждены были из последних сил карабкаться по узкой тропинке, вьющейся по краю пропасти до двух тысяч метров глубиной. Когда мы добрались до вершины, было уже так темно, что мы погнали лошадей впереди себя, а сами пошли следом за ними, поскольку они легче находили дорогу. Мы добрались в Хайтс-Коув лишь в одиннадцать ночи едва живые от усталости и голодна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});