местности точно так же осуждали его на экономическую замкнутость и обособленность. Хотя и указывают обычно, как на благоприятное условие для развития торговли израильского народа, на положение Палестины между двумя крупнейшими культурными государствами древнего Востока, Египтом и областью Месопотамии, а также в ближайшем соседстве ее с богатой различными естественными произведениями Аравией, следовательно, на важнейших путях международной торговли того времени, однако, как бы ни оценивать значение этих торговых путей, во всяком случае, именно местность, занятая евреями к западу от Иордана, равно как и вся та территория, на которую распространялась власть их царей даже в пору наибольшего ее распространения, находилась вне этих путей и вне сферы их влияния.
Главным узлом сухопутных торговых путей к югу от Палестины являлся город Села, позднейшая Петра (в 70 км от Мертвого моря). Сюда привозились прежде всего продукты из счастливой Аравии, так же как из Эфиопии и прилегающих к этой последней местностей. Другой караванный путь доставлял в Петру продукты и изделия из Вавилонии и Индии, следуя от Герры на берегу Персидского залива через Аравию. Сверх этих двух путей, из Петры же торговые пути расходились еще в трех направлениях: одна дорога вела к Египту с ответвлением к Гереопольскому и Эламскому заливам Красного моря, вторая — в Газу с очень важным продолжением на север, наконец, третья — по восточным берегам Мертвого моря и Иордана.
Таким же важнейшим узловым пунктом на севере, как Петра-Села на юге, являлся город Дамаск. Здесь сходились торговые пути, ведшие с юга и с запада: с юга — путь восточноиорданский, с запада — упомянутый уже путь из Газы и путь из другого значительного приморского города Акко, после своего соединения проходившие по долине Израиля и пересекавшие Иордан к югу от Геннисаретского озера. Отсюда же из Дамаска начиналась и главная торговая дорога по направлению к Евфрату и к области Месопотамии.
Сухопутные торговые пути, соединявшие важнейшие узловые торговые пункты к югу и северу от Палестины, Петру и Дамаск, проходили частью восточнее, частью западнее долины Иордана и прилегающей к ней занятой евреями местности, пересекая Иордан лишь вблизи северной границы израильского царства. Оба царства, и южное иудейское еще в большей степени, нежели северное, находились, таким образом, совершенно вне сферы влияния проходивших через Палестину и Ханаан торговых путей. Вот почему, хотя ханаанская торговля была развита еще задолго до первого появления здесь евреев, еще в эпоху так называемой тэлль-амарнской переписки и даже ранее[7], однако все выгоды этой торговли оставались совершенно недоступными для местности, расположенной то течению Иордана, в особенности к западу от этой реки, и Иерусалим, например, еще и в начале царской эпохи не имел никакого торгового значения и не являлся исходным пунктом сколько-нибудь значительных торговых путей.
То обстоятельство, что важнейшие торговые пути не проходили непосредственно через территорию иудейского и израильского царств, как можно было бы ожидать, судя по расположению ее на прямом пути из Египта и Аравии на север, но миновали местности, заселенные израильским народом, обходя их с восточной или западной стороны, не являлось в свою очередь случайностью, но обусловливалось самым рельефом местности. Вся местность к западу от Иордана представляла вообще крайние неудобства для передвижения, благодаря чему затруднялось даже внутреннее сообщение между отдельными частями страны. Самое главное препятствие для развития здесь торговых сношений заключалось «в существенно гористой природе страны, затруднявшей сношения, так как вьючные животные часто должны взбираться и спускаться по опасной горной тропе». Этих-то трудностей пути и удавалось избегать, следуя либо вдоль береговой полосы, либо вдоль возвышенной равнины на восток от Иордана.
Еще большее значение для развития внешней торговли, нежели прохождение сухопутных торговых путей через страну, имело бы обладание морским побережьем, но и этой выгодой израильский народ не мог воспользоваться для развития своих торговых сношений, так как береговая полоса, по крайней мере, во всех тех местах, где она представляла хотя малейшие благоприятные для развития торговли условия, находилась во владении финикиян и филистимлян. Область Израиля ограничивалась расположенной восточнее гористой местностью. Ни одно из племен не достигало морского побережья, за исключением колена Ашера; по всей вероятности, саркастическое замечание песни о Деборе (Книга Судей 5,17) относительно принадлежащих этому колену гаваней вызвано именно неудобством этих гаваней и негостеприимным характером побережья, вдоль которого были расположены эти города. Во всяком случае, факт тот, что на протяжении почти всей исторической жизни израильского народа полоса иноземной территории отделяла его от моря. В свою очередь, созерцание морской пустыни с берега, обычно открытого действию ветров и совершенно лишенного удобных естественных гаваней, не могло возбуждать большого желания овладеть морской стихией. Первым приморским городом, которым овладели иудеи, была Яффа, но это случилось только в 144 году до Р.Х. Иудейская политика того времени, предшествовавшего вавилонскому плену, и даже более поздняя знает море лишь как синоним Запада и как символ высокомерного восстания против Бога (Исайя, 17, 12 и след, и псалмы) и в отношении к нему исполнена лишь одного желания, желания избежать и спастись от представляемых им опасностей (Амос, 9, 3; Иона). Слово «пристань» тождественно со словом «убежище»; вообще, в еврейском языке не существует специального обозначения для соответствующего представления о морском порте, и позднейшие иудеи должны были позаимствовать подходящее выражение из греческого языка[8]. Мореплавание оставалось, таким образом, совершенно чуждым для израильтян, и не только за все время их самостоятельного исторического существования, но одинаково и во все позднейшие времена вплоть до настоящего времени. Подтверждение этого факта для библейской эпохи мы видим как в беспомощности Соломона, пытавшегося завязать внешние морские сношения и вынужденного для сооружения кораблей и для последующего пользования ими обращаться к содействию финикиян, так и в полной неудаче, постигшей аналогичную попытку снарядить морскую экспедицию со стороны одного из его преемников, попытку, закончившуюся гибелью снаряженных им судов почти немедленно вслед за входом их из гавани.
Правда, некоторые исследователи полагают, что колена Ашера и впоследствии Завулона не только владели частью морского побережья и в том числе удобною морскою гаванью Акко[9], но и сами принимали непосредственное участие в мореплавании и морской торговле[10], однако, как можно думать, все это предположение основано на простом недоразумении. На самом деле, не только факт участия в морском деле указанных племен ровно ничем не подтверждается, но и самый факт обладания морским побережьем, и тем более крупным приморским городом Аккой, фактически, как мы имеем все основания полагать, все время находившимся в руках финикиян, по отношению к колену Завулона