столетние, сплетенные корнями, они все были странного серого цвета и казались не настоящими — и даже не деревянными, если уж на то пошло. Сама Тилли неожиданно оказалась на поляне: это точно было не то место, где она находилась всего мгновение назад, и девочка не понимала — это просто какая-то заколдованная поляна, или же её волшебным образом перенесло через весь лес? Как бы Тилли ни старалась, у неё не получалось этого понять.
То, что она увидела вокруг себя, выглядело страшным и внушающим одновременно омерзение и панический ужас. С деревьев свешивалась гигантская паутина, прозрачная, с осевшими капельками росы. Она была бы похожа на туман, если бы только её нити не были толщиной с человеческую руку. Иные деревья были обмотаны ею, как саваном, но в основном она просто висела и заполняла собой все свободное пространство между стволами так плотно, что Тилли поразилась тому, как она в неё не попала.
А в паутине висели люди.
Хотя вряд ли это можно было назвать людьми: от них осталась лишь запутавшаяся в нитях кожа с одеждой и волосами. Они смотрелись даже не людьми, а высушенными изнутри тряпочками или, быть может, одеждой, которую кто-то с себя снял; но по какой-то причине Тилли нисколько не сомневалась в том, что это когда-то было живыми людьми. Может быть, хорошими, или не очень, но они были живы. Когда-то. А теперь это просто кожа, которую можно поднять и… проклятье, Тилли сейчас стошнит от этой мысли.
Но самое удивительное было вот что: вокруг трупов вились, сидели, летали, перекатывались, свисали с веток и паутины, резвились, дрались, качали ногами, — находились феи.
Мама нисколько не преувеличивала: благих соседей действительно оказалось несметное множество — даже тут, в этом страшном и небольшом, в общем-то, месте. Они буквально сыпались отовсюду, как мошкара, как муравьи: Тилли никогда бы не подумала, что их может быть настолько много. Они не обращали на человеческую девочку никакого внимания; ну, может быть, кто-то и отпускал о ней сальные шутки соседу, но Тилли этого в любом случае не слышала и не видела — она пыталась разглядеть в обезображенных складках кожи кого-нибудь из своих безвестно пропавших знакомых.
И не шевелиться. Ни в коем случае не шевелиться. Она боялась даже смотреть по сторонам, полагая, что от своих неосторожных движений точно попадёт в сеть паутины, из которой, конечно же, не сможет выбраться. Ведь если не смогли эти взрослые люди, то о ней и речи быть не могло…
— Ну надо же, подумать только. Вот сколько лет живу, а ни разу такого не встречал, чтобы мясцо само ко мне в рот приходило!
Гигантская чёрная тень, которую девочка поначалу приняла за крону дерева, спускалась вниз по паутине. Мерзкое ощущение тошноты подступило почти к самому рту Тилли: она и не представляла, насколько огромным может быть такое существо. Гигантские тонкие лапы, как у паука-сенокосца, проворно цеплялись за паутину, как за канат, и достигали в длину не менее десяти ярдов, а тело чудовища, покрытое чёрной грубой шкурой с ядовитыми волосками, могло бы уместить на себе целую семью…
И от этого становилось страшно. Очень страшно.
Следуя природному чутью, Тилли делала больше умных вещей, чем глупых. Уж так получалось. Она была как дикий зверёк, привыкший жить начеку: когда случается что-то страшное, обычно нет времени на раздумья, нужно только действовать быстро, полагаясь на удачу.
Так оно и произошло: Тилли упала на одно колено, словно поклоняясь чудовищу, хотя на самом деле причина была в другом — девочка просто испугалась увиденного и, не рискуя отворачиваться, опустила голову перед Паучьим Королём, которого даже толком не рассмотрела.
— Я пришла просить прощения, — громко, не слыша свой голос, произнесла Тилли. — Я помешала шефро забрать ребёнка, и я…
— Я знаю это. Тебе нет нужды рассказывать о том, что ты натворила.
Гигантская тень нависла над Тилли, но она побоялась подняться. Ведь если девочка испугается, то лишь приблизит свою кончину, а ведь она только сейчас начала потихоньку осознавать, как это страшно — умирать…
— Однако можешь себя поздравить: какой-то смертный ребёнок смог удивить самого Паучьего Короля! Мухи не залетают в рот лягушкам сами, знаешь ли. Если только не от великой глупости.
— Я хотела, чтобы ты наказал только меня! — закричала Тилли, зажмурившись крепко-крепко. Это помогло ей собраться и сделать то, ради чего она сюда и пришла. Иначе… иначе, если бы она струсила… то мама, Жоанна, тот парень с семьёй… Нет-нет-нет-нет, не думать, не думать об этом! — Я прошу, чтобы ты не трогал остальных, а съел только меня!
— Только тебя? Хм.
Неожиданно раздался звук рвущейся ткани, и Тилли всё-таки вскрикнула — когти больно процарапали её кожу и вцепились в спину. Её подняли за шкирку, как котёнка, и Тилли стоило больших трудов удержать на весу юбку и не потерять сознание: высоты она боялась ничуть не меньше чудовищ…
Хотя нет. Конечно же, меньше.
Тилли пришлось поднять голову, чтобы посмотреть на Паучьего Короля. Взглянув на него, она на мгновение потеряла способность дышать.
Вблизи повелитель фей Гант-Дорвенского леса оказался ещё больше, чем издалека, но не это было в нём удивительным. Его тело, вместо того, чтобы заканчиваться уродливой головой, как это принято у пауков, становилось человеческим, хоть и непомерно длинным, а шершавое брюшко — чёрной тканью пальто. Он нависал над девочкой, не то человек, не то ядовитая тварь, с паучьим туловищем, длинными руками со множеством локтей, и в чёрной одежде, словно вырастающей из его ужасающей плоти.
Паучий Король приблизил к ней своё лицо с тёмными немигающими глазами: одна пара их казалась вполне человеческой, с белками и ресницами, а остальные три шли по обеим сторонам головы, спускаясь к длинной, почти змеиной шее. И это было так жутко, что Тилли не могла отвести от него взгляда: должно быть, именно так и погибают несчастные бабочки, попавшие в лапы к ужасным паукам, покорные, безвольные и завороженные…
— Ты выглядишь не слишком сытно, — наконец произнёс Король, и по телу Тилли побежали мурашки. — Тобой не накормить даже одного из моих детей.
Тилли только в этот момент осознала, как болит у неё то место, за которое её поднял Паучий Король: он, должно быть, в самом деле вцепился в неё до костей…
Но, вероятно, он не хотел есть только её. Он хотел насытить своё прожорливое брюхо кем-нибудь ещё.
Неужели это конец, и у Тилли ничего не получилось?
— Но я, признаться, поражён твоей безграничной смелостью, — продолжил