Читать интересную книгу Я обещала, и я уйду - Евгений Козловский

-- Пошли! -- крикнул во тьму, договорившись. -- Эй, Ирина!

Онавыпалаиз странного своего состояния.

-- Ничего не трогать! со стороны моря лампу не перекрывать! -- по-армейски прикрикнул сторож, сторонясь от входа.

Поднимаясь крутой лестницею, Тамаз тянул Ирину заруку. Наверху, накруговом балкончике, свет слепил почище фотовспышки, и глазазанедолгие мгновения темноты не успевали к ней привыкать.

-- Вот, -- сказал Тамаз, доставая из многочисленных карманов кожаного пиджакапачки десятирублевок. -- Торжественно вручаю. Справедливость одержалапобеду.

-- Не возьму, -- ответила, помрачнев вдруг, Ирина.

-- Почему?

Онакачнулаголовою:

-- Значит, ты все-таки связан с ними, -- и пошлак выходу.

-- Постой! -- крикнул Тамаз. -- Не веришь, да? Не веришь?! Ты же виделамои рисунки!..

Иринапризадержалась.

-- Не знаю, -- сказала, -- я уже ни-че-го-не-зна-ю.

-- Не возьмешь, значит?

Тамаз разорвал бандероль, пустил десятирублевки по ветру. Они, кружась как ржавые листья, разлетались вкруг маяка, то исчезая во мраке, то вспыхивая вновь -- чем дальше, тем бледнее. Тамаз хрустнул следующей пачкою, пустил по ветру и ее. Полез заследующейю

-- Постой, -- бросилась Ирина, удержалаего руки в своих. -- Покорил! Лучше потратим вместе. Как же тебе удалось-то? Там, наверное, мафия?

-- Мужчинадолжен иметь свои маленькие секреты, -- улыбнулся Тамаз. Потом привлек Ирину и поцеловал.

Онаобмяклаю

Гобеленные кони стронулись вдруг с местаи понесли карету вдаль. Шевалье во весь опор мчался вослед, ветер трепал перья наего шляпе, и Иринав прерывистом свете заоконного маяказакусилауказательный: ей стыдно было кричать, аудержаться онане могла. Зубы вдруг стиснулись так, что напальце выступилакровь: красная капельканабелой кожею

Восторг, наконец, несколько утих. Кони замерли. Иринаприразжалазубы.

-- Господи! что это было?! Что же это такое было?!

-- Любовь, -- ответил Тамаз, приподнявшись налокте, глядя наИрину с большой нежностью, хоть и не без довольствасобою. -- Больше ничего. Просто любовь.

-- Милый, единственныйю -- принялась покрывать Ириналицо Тамазапоцелуями. -- Счастье в гостинице. Как странною как нелепою

-- И все-таки ты должназаменя выйти!

Мгновенно лицо Ирины стянуламаскастрадания.

-- Нет, -- сказалаженщинаочень твердо. -- Это невозможно. Нет-нет-нет! Даи зачем тебе?

-- Нет! нет! -- передразнил Тамаз. -- Опять -- нет! По-чему?!

-- Мелодрама, -- ответилаИрина. -- Я должнаумереть.

-- Все должны умереть! -- не остыл еще от раздражения Тамаз, не научившийся покудаполучать в этой жизни отказы.

-- Вотю возьмию потрогайю -- положилаИринаего руку назаряженную смертью грудь.

Он погладил, взял сосок нежной щепотью. Ирину снованачало забирать, и, с трудом пересиливая себя, оназашептала:

-- Нет. Погоди. Вот, здесь. Потрогай! Вот. Шишечка. Шишечкас горошину. Чувствуешь?

Тамаз почувствовал.

Сновапривстал налокте. Посмотрел в лицо Ирины как-то недоверчиво.

-- Ты же грузин, -- принялась убеждать онасебя, его ли. -- Тебе нужны дети. Я б одного, положим, еще и успела, но как я оставлю его сиротой? Саматак рослаю И как взвалю натебя свое умирание? Если б ты знал, как это некрасиво: умирать. Поверь, я видела! Ну, глупенький, -- погладилаТамаза. -- Теперь понимаешь? Полторагода. Или два. И яю уйду. Месяцев десять смогую жить. Не дольше. А теперь поцелуй меня, слышишь?.. если тебе нею не неприятною слышишь? Я хочую яю хочую 12.11.90 Тратить вместе они начали нарынке: Ириназапрокидывалаголову, аТамаз опускал в раскрытый, соблазнительный рот подруги то щепоть гурийской капусты, то дольку мандарина, набивал сумку поздним виноградом, орехами, фейхоаю

-- Напои меня вином и освежи яблоком, -- хохоталаИрина, -- ибо я изнемогаю от любви!

находу осыпал лепестками роз, обрывая их с огромной красно-белой охапкию

По дороге с рынкастояладревняя церковь.

-- Византийцы построилию -- пояснил Тамаз. -- Еще в одиннадцатом веке. Абхазы были тогдасовсем дикимию

-- А сегодня? -- зачем-то пошутилаИрина.

-- И у меня есть гипотеза, -- подчеркнуто не расслышал Тамаз иринин вопрос, -- что по древнему обычаю они пролили в фундамент человеческую кровь. Убили кого-то, чтоб храм стоял тверже.

-- А может, они правы? -- вдруг погрустнела, посерьезнелаИрина. -- Гляди: ведь стоитю 14.11.90 Ирине воображалось, что, рассмотрев его с брезгливым вниманием, Реваз Ираклиевич бросил свидетельство о браке наскатерть.

-- Ты -- князь! -- провозгласил. -- Единственный наследник родаАвхледиани.

-- Тебя не поймешь, папа, -- ответил Тамаз. -- То ты член ЦК, то снова -князью

-- Молчать! -- стукнул Реваз Ираклиевич ладонью по столу.

Тамаз притих. Вошлаприслугас десертом. Возниклапауза.

НатэлаСерапионовна, с некоторой опаскою поглядывая насупруга, потянулась через грязные тарелки засвидетельством, принялась изучать.

-- Былаб хоть из Москвы, из хорошего дома, -- сказала.

Реваз Ираклиевич выразительно посмотрел в сторону прислуги, которая как-то специально замешкалась в дверях и которую этим взглядом сдуло как ветром.

-- И вдобавок ты -- трус!

-- Трус? -- переспросил Тамаз.

-- Конечно: сбегал, зарегистрировался, чтобы поставить нас перед фактом. Исподтишкаю

Неимоверный вид насказочный Тбилиси из окна-фонаря высоко стоящего ателье, давысокая информационная насыщенность, вообще свойственная мастерским скульпторов, художников, архитекторов ли, атут усугубленная тем, что хозяин -малознакомый возлюбленный, -- напервых порах защитили Ирину от ощущения унизительного одиночества, в котором оставил ее Тамаз, уехав разговаривать с родителями.

Душою той мастерской были церкви: рисунки, макеты, проектыю

Налюбовавшись вдоволь и ими, и заоконной панорамою, Ириназавернулав спаленку, окинулахозяйским взглядом, пошлав прихожую, распаковалачемодан, и, отыскав накухне ящичек с домашним инструментом, принялась прибивать-прилаживать над тахтой гобелен с каретоюю

-- Зачем?! -- рвал с шеи Тамаз золотой крестик, -- зачем вы навесили его наменя?! Ейю ей жить год осталось, полтора! Потерпте, в конце концов! Вид сделайте!

-- А если ребенок? -- спросил отец. -- Кому нужен внук с дурной наследственностью?

-- Дане будет у нас детей! -- выкрикнул едване сквозь слезы Тамаз. -- Не будет! Онаобещалаю

-- Онаю -- передразнил отец. -- Кто из вас мужчина, что-то не разберу. Она?

-- Вы сами! сами не даете мне стать мужчиной! Вы доведете меня, доведете!.. -- и Тамаз побежал через всю квартиру, заперся в своей комнате.

Мать припустиласледом.

-- Натэла! -- безуспешно попытался остановить ее отец, потом встал, прошелся, повертел свидетельство о браке, направился к тамазовой двери.

-- Тамаз, мальчик, -- подвывалапод нею НатэлаСерапионовна.

Отец отстранил ее, постучал сухо и требовательно:

-- Открой. Поговорим как мужчинас мужчиною.

Тамаз, видать, услышал в тоне отцакапитулянтские нотки, щелкнул ключиком. Реваз Ираклиевич вошел, сел к столу, показал сыну настул рядом. НатэлаСерапионовнастояланапороге.

-- Уйди, мать! -- прикрикнул Реваз Ираклиевич. -- Значит, говоришь: больнанеизлечимо? -- переспросил, когдаони остались одни.

-- Конечно, папа!

-- И дольше двух лет не протянет? врачи обещали?

-- Даже меньше! Скорее всего -- меньше!

-- И детей, клянешься, не будет?

НатэлаСерапионовнастоялау дверей, подслушивала, асквозь щель другой двери подсматривалазаНатэлой Серапионовною прислуга.

-- Клянусь!

-- Хочешь испытать себя, да, сынок? -- Реваз Ираклиевич внимательно вгляделся в глазаТамаза. -- Хочешь сделать добрый поступок? Хочешь, чтоб онаумиралане в одиночестве?

-- Н-ну да, папа, -- замялся Тамаз. -- Но дело не только в этом. Мнею Мне, знаешь, очень хорошо с неюю -- и Тамаз покраснел. -- Ну, ты понимаешью

-- Понимаю-понимаю, -- подтвердил Реваз Ираклиевич. -- Есть женщины, накоторых у мужчины почему-то особенно стот.

Тамаз смутился.

-- Чаще всего именно такие женщины нас и губят. Только не сболтни матери!

-- Что ты, папа!

Повислапауза: несколько более интимная, чем хотелось бы Тамазу.

-- Н-ную коль двагода, -- прервал ее, наконец, Реваз Ираклиевич. -- Ладно, сынок! Ты, в конце концов, достаточно молод. Испытай!

-- Спасибо, -- пролепетал Тамаз.

-- Но уж если взялся, -- добавил отец строго, -- не вздумай бросить, когдаонастанет беспомощной и некрасивой! Такого малодушия я тебе не прощу!

-- Нет, папа. Не брошу! -- отозвался Тамаз торжественно.

НатэлаСерапионовнаедвауспелаотскочить, чтобы не получить дверью по лбу.

юСказочный Тбилиси заокнами глубоко посинел, украсился огоньками. Иринасиделав кресле, напряженная и недвижная. Потом резко поднялась, зажглаэлектричество, сталасдвигать, сносить в одну линию холсты и планшеты, чистые и заполненные: проектами, рисунками, живописью. Церкви, портреты, пейзажию Выдавиланапалитру целый тюбик первой попавшейся краски. Взялакисть. И метровыми буквами, по всем планшетам и холстам, написала: Я ХОЧУ ЕСТЬ. Поставилажирный восклицательный знак. Оделась. Взяласумочку. Вышлаиз мастерской, хлопнув дверью с автоматической защелкою.