на эти попрёки жены, но силы совсем оставили его. Вечером того же дня у него повторился острый приступ сильного кашля, к тому же появились тошнота и отвращение к еде. Звук его кашля разбудил дочку. Фэнь Пин, спавшая за дверью, детским голоском спрашивала: «Пап, я выкопаю тебе редьку, давай полечим кашель?»
Цинь Шань, схватившись за грудь, отвечал: «Не надо, Фэнь Пин, спи давай».
Кашель утомил Цинь Шаня, и он забылся тяжёлым полусном. Ли Айцзе волновалась за него и на следующий день проснулась раньше обычного. Глядя в сторону Цинь Шаня, она заметила на его подушке следы крови. Ли Айцзе опешила от испуга и хотела разбудить мужа, чтобы он взглянул, ведь если уже и кровью кашляешь, то дело плохо, надо, чтобы он знал, но не будет ли от этого только хуже? Поэтому она лёгонько приподняла голову Цинь Шаня, вытащила его подушку и подложила на её место свою. Покой Цинь Шаня был потревожен, он чуть приоткрыл глаза, но борьба с кашлем вымотала его, и он вновь отошёл ко сну.
Ли Айцзе встала и постирала ту наволочку. Когда Цинь Шань проснулся, она, подавая ему полную миску каши, сказала: «Так сильно кашляешь, сегодня же поедем в город к врачу, проверимся». — «Вот пару дней нс буду курить, и сразу полегчает, — возразил Цинь Шань с лицом землистого цвета. — Ну его».
Ли Айцзе сказала: «Да как же не показываться? Нельзя дальше тянуть!» — «От кашля не умирают, — заявил Цинь Шань. — Вот если бы кто-нибудь по пути из города прихватил бы мне пару цзиней[3] груш, так я сразу бы и поправился».
Ли Айцзе подумала про себя: «Да, от обычного кашля не умирают, но вот от кровавого кашля до смерти и впрямь недалеко». Из-за погружения в эти недобрые мысли её руки дрожали, передавая ему миску, она даже не осмеливалась смотреть ему в глаза. И только чтобы поддержать разговор, она сказала: «Погода сегодня уж очень хороша! Ни облачка на небе».
Цинь Шань, прихлёбывая кашу через край, невнятно хмыкнул в знак согласия.
«В последние дни свинья Лао Чжоу отказывается есть, его жена тревожится, хочет найти кого-нибудь, чтобы сделал ей укол. Ты подумай, уже осень в разгаре, как же свинья умудрилась заболеть?»
«Ну а чем свинья отличается от человека? В любое же время заболеть может», — сказал Цинь Шань, отодвигая миску.
«Почему же ты только половину миски съел? — упавшим голосом спросила Ли Айцзе. — Это пшено я трижды просеяла, шелухи ни одной чешуйки нет, должно же быть очень вкусно».
«Не хочется есть», — лёгонько кашлянул Цинь Шань. Его кашель, подобно остаточным толчкам, следующим за землетрясением, заставил её дрожать от страха.
После завтрака Ли Айцзе вновь и вновь убеждала мужа, и только после настойчивых уговоров Цинь Шань согласился поехать в город показаться врачу. Они поехали в город за компанию, на овощной повозке, принадлежащей семье Фэй Сили, оба супруга сидели в хвосте телеги. Из-за прошедшего дождя и без того ухабистая поверхность дороги ещё и напрочь размокла, поэтому за колёсами повозки, врезающимися в грязь, фонтаном взлетали брызги, бившие по нижним частям штанин супругов. Ли Айцзе обыденно говорила: «Только бы эта осень не была такой, как в позапрошлом году, — целыми днями шёл дождь. Не то выйдет так, что, когда придёт время выкапывать картошку, перемажемся как черти».
Фэй Сили взмахнул плетью и, обернувшись, произнёс: «Вот только ваша семья и боится, что осенние дожди затянутся. Ну кто вас заставляет всё поле одной картошкой засаживать? Ваша семья, поди, уж на 50 лошадей накопила?»
Цинь Шань улыбнулся: «Однако сейчас-то ни одной ведь нет».
Фэй Сили усмехнулся: «Да не пойду же я на конюшню уводить твоих лошадей, чего ты боишься, в самом деле, скажи как есть».
Ли Айцзе вставила: «Вы нашего Цинь Шаня не подзуживайте, если бы на деньги с продажи картофеля можно было купить хоть пять лошадей, он давно бы завёл молодую жену».
Фэй Сили расхохотался, лошадка тоже пошла весёлой рысью. Телега подпрыгнула, закачалась, и бубенчик, висящий на шее лошади, издал чистый хрустальный звон, подобный звону серебра, упавшего в фарфор.
Цинь Шань, задыхаясь, сказал: «И в мыслях не было брать наложницу, я, в конце концов, не помещик».
Ли Айцзе допытывалась: «А если бы в самом деле был помещиком?»
«И тогда женился бы только на тебе одной, я люблю только свою императрицу! — Цинь Шань сплюнул на дорогу и сказал: — Вот подожди, пока я умру, а ты благодаря деньгам с продажи картошки возьмёшь в мужья красивого парня — как пить дать заживёшь счастливо».
Ли Айцзе, никак не ожидавшая подобной шутки, изменилась в лице и чуть не заплакала.
Доктор сделал снимок и сказал Цинь Шаню снова прийти через три дня. Через три дня супруги вновь приехали в больницу на овощной повозке Фэй Сили. Доктор тихонько сказал Ли Айцзе: «У вашего мужа в лёгочных долях обнаружены три опухоли, одна уже достигла значительных размеров. Вы должны поехать в Харбин для дальнейшего обследования».
Ли Айцзе взволнованным шёпотом спросила: «Это же не может быть рак?»
Врач сказал: «Пока это только подозрение, опухоль вполне может быть доброкачественной. Возможности нашей больницы весьма ограничены, нельзя поставить точный диагноз, я считаю, что ехать следует как можно раньше, он ведь так молод».
«Ему всего 36 лет, — подавленно сказала Ли Айцзе. — Этот год — его год судьбы»[4].
«Ну, такие годы всегда не слишком благоприятны», — сочувственно успокаивал её доктор.
Оба супруга, возвращаясь в Личжэнь, купили несколько цзиней груш. Фэнь Пин, видя, что родители вернулись и выражение лиц у них доброжелательное, решила, что болезнь отца уже совсем прошла, и немедленно попыталась выхватить груши у Цинь Шаня, чтобы съесть. Быть может, охлаждающее действие груш так хорошо изгнало мокроту и облегчило кашель, но в ту ночь Цинь Шань не кашлял и даже был очень расположен к нежности с Ли Айцзе. Чувства в её душе были в большем смешении, чем вкусы и ароматы в лавке пряностей. Отвечая на его ласки, она волновалась, что это может подорвать его жизненные силы, а оттолкнуть его она тоже боялась — неизвестно, когда потом ещё представится такая возможность? Она чувствовала себя как покусанная осами, во всём теле ощущался дискомфорт, и оттого было одновременно стыдно и неловко, и она исполняла свои обязанности кое-как, что привело к укорам Цзинь Шаня: «Да что с тобой, в самом деле, случилось этим вечером?»
На следующий день Ли Айцзе