Полтаве. Картина 1879 года
Мазепа был не единственным, кто в то время бунтовал против сюзерена. Во второй половине XVII — первой половине XVIII столетия подобные примеры можно найти и в Португалии, Англии, Нидерландах, Каталонии, Неаполе, Франции, Ливонии, Венгрии, Польше, Молдавии. Все эти «предательства» — на самом деле попытки местной знати сохранить свои права и привилегии под давлением центральной королевской власти, и все они развивались по одинаковой схеме: как правило, носили характер не массового восстания, а заговора (фронды) с расчетом на чужеземную помощь. Лишь некоторые из них были успешными — большинство потерпели поражение, и судьба их лидеров напоминала судьбу Мазепы и его соратников: они спасали жизнь и титулы эмиграцией, сдаваясь на милость чужих правителей. Ни один из них, впрочем, не был подвергнут церковной анафеме, в отличие от Мазепы — здесь Петр I явно переборщил.
За строгостью этого наказания таилась разница политических культур — европейской и российской, — которая в значительной мере определила различия в украинской и российской идентичности. В западной части континента вассал имел законное право на бунт — оно было закреплено в английской Великой хартии и венгерской Золотой булле ; его обосновал теолог Фома Аквинский и модернизировал английский философ Джон Локк, а в Речи Посполитой, где шляхта имела непомерно большие права, оно было само собой разумеющейся нормой. Есть версия, согласно которой право служивого поменять князя (так называемое право на отъезд) существовало в Киевской Руси, но потом было отменено в Руси Московской и приравнивалось к предательству.
Украина была российской колонией?
Зависит от того, о каких периодах истории речь. Короткий ответ: Украина была «неправильной» колонией, потому что Российская империя и СССР были «неправильными» империями.
У «правильных» империй центр и колонии разделены морями и океанами, поэтому географически сравнительно легко определить, где колония, а где метрополия. Российская империя была сухопутной империей, в которой границы между центром и периферией были размыты.
Очень важен также демографический аспект.
В Западной Европе массовые переселения народов закончились еще в Средневековье, и этнические границы были более или менее стабильными. Через русско-украинское пограничье даже в новейшее время — вплоть до послевоенных десятилетий — проходили массовые миграционные потоки, связанные с колонизацией, урбанизацией и индустриализацией причерноморских степей, а также со сталинскими насильственными депортациями.
Историки говорят, что тяжело найти другое место, где ситуация была бы настолько же неопределенной, как на периферии Российской империи. В каждом случае и имперское, и национальное строительство натыкалось на серьезные препятствия. Особенно сильной была неясность в той части украинских земель, за контроль над которыми российская имперская власть конкурировала с украинским и польским национализмом — это, к примеру, Киев и Центральная Украина. Поэтому отличие метрополии от колоний определяли не объективными критериями, а субъективным восприятием. То, что россияне могли считать частью своей метрополии, с украинской точки зрения было российской колонией. На русско- украинском пограничье не стоял вопрос: «С чего начинается родина?» Здесь особенно остро стоял вопрос: «Где она кончается?»
И главное: в «нормальных» империях центр был намного более развит, чем колонии. В Российской империи и СССР ситуация с западными окраинами была противоположной: здесь население было более образованным, а экономика более развитой. Россия была большой, но отсталой империей, она остро нуждалась в образованной элите, которая правила бы ее огромными территориями.
Украинские элиты этим сознательно пользовались. Они не были такими многочисленными, как польская шляхта, или такими образованными, как балтийские бароны.
Но у них имелось одно существенное, с точки зрения имперской власти, преимущество: они были православными. Многие из них искренне служили империи и прокладывали ее путь к мировому могуществу, так как считали ее своей. При этом нужно заметить, что они служили императору, а не России — и время от времени об этом напоминали. То есть, с их точки зрения, это не было национальным предательством.
Украинцы в России часто играли примерно ту же роль, что и шотландцы в Британской империи. По некоторым подсчетам, в XVIII веке примерно 50% имперской элиты были «малороссами». Некоторые из них занимали очень высокие должности.
Эта ситуация повторилась после смерти Сталина.
Во времена позднего СССР говорили, что история России делится на три периода — «допетровский, петровский, днепропетровский». Не только Брежнев со своей «днепропетровской мафией», но и Хрущев перед ним и Горбачев после него были связаны с украинской элитой, пользовались ее поддержкой, а взамен предлагали партнерство в управлении Союзом. Такой баланс власти между центром и периферией нельзя называть отношениями между колонией и метрополией. Невозможно представить себе, что местная элита из Южной Америки занимала бы высокие должности в Мадриде или в Лиссабоне, а индийская или алжирская элита правила бы в Лондоне или Париже.
Слева направо: министр обороны СССР Родион Малиновский, первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, председатель президиума Верховного Совета СССР Леонид Брежнев. Москва, 30 ноября 1962 года
Но украинцы начинали как шотландцы, а кончили как ирландцы. Причин несколько. Во-первых, преимуществами и выгодами, связанными со службой империи, пользовалась главным образом та часть украинской элиты, которая делала карьеру в Москве и Петербурге. Положение тех, кто остался дома, было, мягко говоря, не лучшим. Доля украинцев в государственном аппарате малороссийских губерний упала с 50% в 1800 году до 10-15% в 1914-м. При этом украинцев никто специально не дискриминировал — просто присланные из центра губернаторы приезжали вместе со множеством родственников и сотрудников, которых нужно было трудоустроить. С момента создания Украинской ССР и до смерти Сталина все первые секретари коммунистической Украины и главы спецслужб были неукраинцами.
Во-вторых, имперское, а затем и советское правление было связано с сильным ограничением политических свобод. Российская империя не стала конституционной монархией, в отличие, скажем, от соседней Австро-Венгрии, где жило значительное количество украинцев. Даже в межвоенной Польше, при авторитарном режиме, местные украинцы пользовались тем минимумом политических свобод, о котором их соотечественники в СССР могли только мечтать. Неудивительно, что уже в первой половине XIX века путешественники, которые приезжали в малорусские губернии (среди них были и русские), писали , что отношение местных жителей к России можно назвать не иначе как ненавистью и что если когда-нибудь имперский центр падет, Украина провозгласит независимость.
И наконец, Российская империя,