Читать интересную книгу Ангел Экстерминатус - Грэм Макнилл

— Я не рискну утверждать, что понимаю ход мыслей нашего господина, но я действительно вижу, когда в нем поднимается волна гнева. — Фальк пошевелил похожими на зубила пальцами силовой перчатки, словно взвешивал каждое слово, которое собирался сказать. — А волны эти поднимаются все чаще и при этом становятся все сильнее.

— Что с западными апрошами? — спросил Форрикс, не желая отвечать на последнее замечание товарища.

Фальк ответил на это коротким смешком:

— Ты же не думаешь, что я пытаюсь тебя подловить? — Огромный воин провел рукой по черным как смоль волосам и еще больше прищурил тяжелые веки. — Неужели ты подозреваешь, что я хочу спровоцировать тебя на неосторожные слова, которые потом передам примарху? Будь у меня нежная душа, она бы сейчас кровью обливалась от обиды.

Форрикс расщедрился на слабую улыбку:

— Нет, такого я не подозреваю.

— А стоило бы, — сказал Фальк. — Ради места в Трезубце я бы предал тебя не задумываясь — особенно теперь, когда Голг превратился в труп, а Беросс на полпути к тому же и вряд ли пойдет на повышение.

— Закончи западные апроши к завтрашнему вечеру, и твое желание может сбыться.

Фальк кивнул, достал свиток вощеного пергамента из кармана на широком поясе из вываренной кожи и протянул его Форриксу. Тот развернул пергамент и окинул чертежи товарища критическим взглядом.

— Все идет по плану, — Фальк не скрывал хвастливой гордости. — Сегодня к закату бреширующие батареи уже будут на месте. Судя по данным подповерхностных ауспексов, для бреши в стене такой плотности, какая отмечена в полукруглом бастионе, потребуется шестнадцать часов артподготовки.

Форрикс рассматривал переплетение чертежных линий, оценивал углы апрошей и области перекрытия огневых мешков, расположение «мертвых зон» и анфиладных редутов. Жестокая функциональность в замыслах его товарища Кузнеца войны вызывала восхищение.

— Вижу, брешь-батареям ты предпочитаешь штурмовые бастионы, — отметил Форрикс.

Фальку всегда больше нравилась грубая прямота фронтального натиска, а не математически точная последовательность постепенной атаки. Для Форрикса уничтожение крепости было вопросом скрупулезных расчетов, но его коллеге осада представлялась этаким кулачным боем, где противники лупят друг по другу, пока один из них не упадет.

Метод, далекий от утонченности, но все же эффективный.

За пределами легиона многие думали, что Железные Воины не знают иного способа сражаться, но Железный Владыка был способен действовать и более изощренно. В своих кампаниях он в основном полагался на математику и точное применение силы, но иногда — когда нужно было создать драматический эффект — не брезговал и грубым натиском.

— Даже с учетом этих проклятых ремонтных устройств у нас достаточно орудий, чтобы сокрушить их укрепления, — ответил Фальк. — А когда стены падут, мне понадобится такое количество воинов, чтобы можно было атаковать брешь. С западной стороны враг эскалады не ждет.

— И на то есть причина, — указал Форрикс. — Склон здесь круче и скалистее, чем у других фланков. По такому склону быстро не взберешься, а за это время они разнесут тебя в клочья. А если под землей установлены сейсмические заряды, там тебя и похоронят.

— Не установлены.

— Откуда ты знаешь?

— Железный Владыка говорит, что зарядов там нет.

— Ты беседовал с примархом? — Форрикс с трудом мог сдержать горькую ревность, которая огнем обожгла грудь. — Он не выходил из своего бункера со дня высадки.

— Он общается через Камнерожденного, — прошипел Фальк, имея в виду Солтарна Фулл Бронна из 45-го гранд-батальона. Этот воин так хорошо разбирался в горных породах, что поговаривали, будто сами скалы шепчутся с ним, открывая свои тайны и обнажая перед его заступом настоящие геологические чудеса. Пертурабо, всегда безошибочно угадывавший скрытые таланты, сейчас особенно выделял Фулл Бронна, хотя тот и был ниже рангом, чем Трезубец — три прославленных Кузнеца войны, которые обычно были рядом с примархом.

— Он что-нибудь говорил о Третьем легионе?

Фальк покачал головой:

— Нет, он лишь требует, чтобы людей Кассандра убили, а цитадель уничтожили до того, как прибудут воины Фениксийца.

Форрикс хмыкнул, и без слов выражая свое скептическое мнение о Детях Императора.

— Эта операция закончится гораздо раньше.

Словно в подтверждение, с дальнего склона донесся ритмичный грохот канонады. Горячий ветер далеко разнес эхо обстрела, и оба воина посмотрели вверх. Форрикс прислушался к этим звукам: как дирижер, оценивающий вверенный ему оркестр, он определял голос каждого орудия и любое изменение в его тембре и темпе. В громе выстрелов, в том, как быстро каждое орудие выплевывало снаряд, ему слышалось нетерпеливое предвкушение.

— Это на севере, — сказал он и потянулся к шлему, прикрепленному к доспеху магнитным зажимом.

— Воины Харкора, — отозвался Фальк.

— Пошли. — Форрикс развернулся к выходу с наблюдательного поста.

— Это не бреширующий огонь, — до Фалька наконец дошло то, что Форрикс сразу понял.

— Нет. Этот идиот начал эскаладу.

Боль. В итоге все всегда сводилось к боли.

Боль стала последним воспоминанием Беросса — а еще то, как вместе с кровью жизнь вытекает из его истерзанного тела, напоминающего сломанную марионетку. Кости раздроблены так, что ни один апотекарий не сумеет их восстановить; внутренние органы превращены в кашу воздействием сейсмической силы; а еще огонь, сжигающий его плоть, когда мощные процессы генетически усиленного метаболизма попытались — впустую — залечить смертельные раны.

Боль была сильной и никогда его не оставляла, но еще хуже было чувство стыда, когда он вспоминал, как был ранен. Его сразил не воин, способный тягаться в бою со сверхчеловеком, взращенным для битвы, и не ксенос, воплощение кошмаров, слишком ужасный, чтобы с ним сражаться.

Нет, причиной страданий Беросса стал его примарх.

Тот удар был слишком быстрым, чтобы от него увернуться, и слишком сильным, чтобы от него оправиться. Затем последовал второй удар — на самом деле лишний, ибо к тому моменту Беросс в обычном понимании был уже мертв. Но Четвертый легион ничего не делал наполовину, и Пертурабо воплотил эту военную мудрость не в один, а в два сокрушительных удара.

Беросс сглатывал кровь, которая затем стекала по разорванному пищеводу, выдыхал ее в виде кровавой пены через пробитые легкие и ждал прихода смерти, которая будет похожа на его жизнь. Горькая и мучительная.

Он терпел постоянную боль со времен войны с Черными Судьями, когда вопящая орава Обвинителей, чьи лица скрывались под клобуками, застала его врасплох. По отдельности Обвинители не смогли бы справиться с воином из Легионес Астартес; но его окружил целый десяток, и все они были вооружены цепными молотами, которые со смертоносной легкостью пробивали пластины брони.

Шестеро пали прежде, чем остальные добрались до него. Все больше ударов находили свою цель, и вскоре нападающие практически резали его на части; наконец зубья вражеского оружия вгрызлись в его тело и почти перебили позвоночник. Но он все-таки убил их всех — из последних сил, после чего рухнул на землю. Апотекарии нашли его в окружении трупов врагов в черных капюшонах, и восстановление его плоти потребовало настоящего медицинского чуда. Его тело создали заново, укрепили аугметикой, трансплантировали стволы нервов, но и тогда боль никуда не ушла.

Но она померкла в тот единственный момент, когда он сказал не те слова не в то время. На свою неудачу он отправился доложить досадные вести Железному Владыке, чье настроение, и так непостоянное, только ухудшилось после бойни на Исстване-V. Беросс знал, что несет плохую новость, но надеялся, что звание Кузнеца войны его защитит.

Глупая надежда, потому что в гневе своем Пертурабо разил как королей, так и их шутов.

А потом в основном была тьма.

Приглушенные голоса, внезапные проблески света и чувство, будто он плывет, освобожденный от тела, на волнах темного океана. Он был словно вне пространства и вне направлений и не мог найти ни одной знакомой точки отсчета, которые раньше казались такими естественными. Беросс попробовал услышать биение собственного сердца: он решил, что эта равномерная пульсация даст ему хоть какое-то, пусть и зыбкое, мерило времени. Но его сердце молчало, и в этом вневременном безумии он часто думал, что действительно умер и попал в какое-то языческое чистилище, из которого нет выхода. Он отбрасывал эти страхи, но они упорно возвращались, и он никак не мог отделаться от подозрения, что жизнь его кончена, но не завершена.

Он парил между жизнью и смертью, и к нему приходили воспоминания. Целая череда побед, сначала во имя Императора, позже — во имя магистра войны Хоруса. Он вновь сражался под красным дождем, зарывался в почву на бессчетных планетах и сдирал плоть с костей тысяч и тысяч врагов. Он был свидетелем войны, которая начиналась как справедливая борьба за выживание под солнцем Терры, затем с неумолимым ходом времени превратилась в войну завоевательную и наконец — в войну ради самой войны, пустую радость.