— Я готов, — не колеблясь ответил Карлевитц. — Можно вопрос, господин лейтенант? — добавил он через некоторое время.
— Слушаю вас, оберфенрих.
— Вас не смущает что я…
— Что вы еврей?
— Наполовину еврей, — вежливо уточнил Карлевитц.
— Знаете, — Хельмут перехватил вопросительный взгляд Унтерхорста. — Я готов принять в команду еврея с таким представлением о чести и достоинстве, как у вас.
Унтерхорст что-то пробубнил невразумительное, но решение командира — есть решение командира.
Надо заметить, что к подбору персонала Ройтер отнесся крайне серьезно. У него был опыт учебных походов. Он затвердил как «Отче наш», что неважных, «избыточных» вакансий на лодке нет, и один криво закрытый клапан может означать бесславную гибель лодки и всего экипажа. В этот вечер он долго не мог уснуть. Все ли правильно он сделал? Не усомнился ли первый помощник в правильности флотской субординации? Смирится ли он с тем, что теперь ему придется торчать с жидом в одной лодке, пить из одной кружки, есть с одного камбуза… О, черт подери… камбуз, еще же камбуз… а выход послезавтра…
* * *
К Балтийскому побережью земли Мекленбург прилежат три острова, которые очень похожи по своим очертаниям. Это острова Рюген, Узедом и Хидензее. Море врезается в них, образуя глубокие бухты и лиманы, отчего на карте они выглядят как бы сильно истрепанными, и только узкие песчаные отмели соединяют отдельные части суши. Во время осенних и зимних штормов море затопляет побережье, размывает крутые берега и уносит течением почву, несмотря на усилия местных жителей по укреплению берегов.
Места здесь и вправду чудесные. Мелкий белый песок и сосновые леса — вот что нужно для того, чтобы, растянувшись на берегу, вдыхать полной грудью свежий воздух. И нет ничего на земле, кроме вот этого моря, песка и тебя… и ее…
Ройтеру снился сон. Он с сыном запускает бумажного змея… Змей сопротивляется, падает, он его поднимает, снова пускает по ветру, змей опять падает. Сон точно повторял реальность. Настолько точно, что Ройтер долго лежал, открыв глаза, не понимая, что вдруг посетило его это видение, может, и не сон это был вовсе. До войны они ездили с семьей, да, с семьей, назовем это так, как бы там оно ни было, на море, где, собственно, и происходило все это.
Зачем сейчас появился этот осколок потерянного рая? Он уже почти все забыл. Но это видение неотступно следовало за ним все утро. «Может, это что-то значит?» — подумал Хельмут. И решил позвонить. В Берлин можно было позвонить из штаба.
— Здравствуй.
— Здравствуй, — услышал он на удивление приветливый голос Анны.
— Как вы там?
— Хорошо. Вот Ади себе хвост приделал и ходит по дому… — тут что-то произошло… Ройтер понял что… Она узнала его. — Какого черта ты звонишь?
— Просто хотел узнать, как вы там…
— Раньше нужно было беспокоиться, как мы там…
— Может быть…
— Нет, ничего не может быть! Не может! Не звони больше… я тебе говорила.
— Послушай…
— Ничего слушать не хочу. Все. Счастливо! И не присылай больше подарков. Мы как-нибудь сами.
— Но я же все-таки отец.
— Ади обходился без отца, когда ему был один год, обойдется и сейчас… — ту-ту-ту…
— Господин лейтенант! Господин лейтенант! — Ройтер очнулся от того, что дежурный тряс его за руку. — Линия разъединена…
— Да-да… конечно… — пробормотал Ройтер.
Увы! Оказалось просто сон. Ничего не значит. Анна, Анна… Зачем же так? За маленького Адольфа-то я, положим, спокоен. Все у него есть и даже больше. Что такое «Лебенсборн» и «Зимняя помощь»,[14] он уж точно никогда не узнает.
Покидая штаб, Ройтер вдруг нос к носу столкнулся с оберлейтенантом в щегольском, только что пошитом у дорогого портного кителе. Ройтер был настолько растерян, что сначала даже не понял, кто это.
— Хельмут! — окликнул его тот.
— Боже, Иоахим! — Откуда здесь мог взяться старый друг? Казалось, он так прочно устроился в Мюрвике.
— Хельмут! Еще бы чуть-чуть, и я бы тебе заехал дверью в лоб… Что-то ты совсем не в духе…
Да, пожалуй, Шепке — это именно тот, кто ему был сейчас нужен. Старый друг был в курсе истории Ройтера. Ну, более или менее…
Виктор Штааль[15] и ему подобные должны быть благодарны провидению, что Иоахим Шепке, как и большинство фленсбургских мальчишек, в детстве грезил о море, а не о целлулоидных мирах киноэкрана. Иначе бы он — можно поспорить — оставил звезду UFA без работы. Да и по ту сторону Атлантики конкурентов было бы немного. Шепке был не просто красив — он был ослепителен. И он был талантлив. Это касалось не только минно-торпедного дела, к которому он привил любовь, в частности, Ройтеру. Шепке был из той редкой породы людей, которые были талантливы буквально во всем. Он писал стихи, отменно рисовал, а уж как танцевал! Ройтер со всеми своими достоинствами сильно проигрывал приятелю, однако это им не мешало быть друзьями с раннего детства. Иоахим был на три года старше. Это сейчас, когда они оба офицеры Кригсмарине, не имеет большого значения, а когда-то на улицах Фленсбурга в голодные годы депрессии эти три года разницы делали его наставником и защитником. По странной прихоти судьбы друзья встретились снова именно в Мюрвике, где Шепке снова был старшим. Он учил. Ройтер учился. Теперь они опять вместе, и теперь они равны… Ну почти равны…
Понятное дело, что встречу друзья решили отметить, как это положено, в ближайшем подходящем для этого заведении. Собственно, искать долго не пришлось.
— Получаю новую лодку! — похвастался Иоахим.
— Да, здорово, я свою вот получил…
— Да ты теперь командир! Ну я всегда говорил, что ты найдешь свою звезду… В деле уже был?
— Был, правда, не командиром. Мы потопили тральщик…
— Вы позволите к вам присоединиться? — где-то слева за спиной прозвучал голос Рёстлера. Тут как тут… — Шепке! Вы к нам? Что ж, наша флотилия будет рада принять в свои ряды такого профессионала, как вы!
— Простите, с кем имею честь?
Рёстлер отрекомендовался.
— Если бы не его хлопоты, — отметил Ройтер, — я бы ушел в поход с некомплектом.
— Я слышал, вы с вашим евреем нашли общий язык, — подмигнул Рёстлер.
Ну, насчет «ваш» — это вы палку перегнули. Кто его посоветовал? Так что еврей ваш. А парень действительно толковый. В лодке все равно, еврей ты или папа римский. Море не различает. Тонут все одинаково. Опять же, кто идиот — видно сразу. А тиара мешается, доложу я вам, когда лезешь в отсек. На руках подтянулся, ногами в люк — ра-а-аз!.. Тиара — хлоп, и дальше по палубе бам-блям покатилась. Возвращаться за ней…
Ройтер, несмотря на возбуждение, вызванное встречей, все-таки пребывал мыслями далеко от этого столика с бутылкой шнапса. Он перенесся на остров Рюген. Что-то он неправильно делает… «Может быть, я не достаточно настойчив? Что вообще случилось?» — спрашивал он себя. Обида не может длиться вечно. Она же его любит. Не любила бы — не психовала бы, правда же?
Взрыв хохота за соседним столом взорвал монотонный гул голосов, которым был наполнен бар. Отто Шухардт сегодня был героем, его представили к Железному кресту I класса, и по правде сказать, было за что. Несколько дней назад Рёстлер сообщил о его победе лишь в общих чертах, да он и сам тогда не знал подробностей. В момент объявления войны, 3 сентября, в море находилось множество британских торговых судов, которые шли разными курсами в разные точки мира, который для них был все еще вотчиной Его Величества. Чтобы защитить этих потерявшихся сироток, британское Адмиралтейство отправило в море авианосец «Отважный» вместе с 4 эсминцами. Они должны были крейсировать юго-западнее Ирландии. В течение двух недель авианосец, как заботливый пастух, загонял беспомощных овечек в пролив Св. Георга. Вечером 17 сентября одно из перепуганных торговых судов, находившееся в нескольких милях от авианосца, послало в эфир паническое сообщение о том, что оно обнаружено вражеской подводной лодкой. Командир «Отважного», капитан 1 ранга Макейг-Джонс, отправил два эсминца, чтобы проверить сообщение. Они благополучно скрылись за горизонтом. Как раз в этот момент Шухардт всплыл под перископ.
— Прыгаю в ходовой мостик и чуть не умираю со смеху, — продолжал Шухардт громко, так что слышал, наверное, весь бар. — Представьте такую картину: полумрак, треск, фонтаны воды хлещут, а тут стоит мой старпом по колено в… (гальюн ведь тоже пострадал) с широко расставленными руками, как Иисус над Rio. Так, думаю, пока вся команда не потонула в собственном дерьме, нужно спасать честь старпома, да и его кальсоны. «Томми» с перепугу сыплют и сыплют бочонки. Такой вот карамболь…
— Да что и говорить, Поль Ландовски создал величественное произведение, — заметил Рёстлер Шепке кивнул.