Святотатство заключалось в том, что, по сведениям этого самого предводителя, на месте, где сейчас строился торговый центр, когда-то был храм. Стоял он еще в допетровские времена, а потом его почему-то снесли и выстроили другой, на самом высоком холме, в центре села Сафонова. Никто и знать не знал о том, что на этом месте был храм, пока не объявился местный активист по имени Леонид и не стал мутить воду.
Активист был похож на всех сразу подобного рода активистов, какими их показывают по НТВ в программе “Профессия – репортер”. У него была длинная бледная физиономия земского статистика, жиденькая бородка и песочные волосы. Носил он сиротский синий свитер и вельветовые брюки, заправленные в грубые солдатские ботинки.
Поначалу Степан не принял его всерьез. Потом предложил денег. Потом пригрозил убить, если тот не перестанет лезть не в свое дело.
Ничего не помогало. Угрозы активист Леонид воспринял даже с некоторым восторгом – они подтверждали его собственную значимость. От денег с гордостью отказался, а не обращать на него внимания в последнее время стало очень трудно. Движение против “святотатцев” приняло в Сафонове масштабы стихийного бедствия.
Теперь новое дело! Год кончается, а какая-то там Инга Арнольдовна говорит его сыну, что он ничего не понимает!
Сговорились все, что ли!..
– Ты у нее сегодня спроси, пожалуйста, – велел Степан, стараясь говорить спокойно, – чего именно ты не понимаешь и что мы должны сделать, чтобы ты понял. Хорошо?
Иван заглянул в кружку и сделал вид, что не замечает оставшегося в ней морковного сока.
– Нехорошо, – сказал он, слез со стула и понес кружку в раковину.
Степан перехватил его на полдороге и вернул за стол вместе с кружкой.
– Что нехорошо?
– А то нехорошо, что она уже три раза в дневнике писала, чтобы ты приехал…
– Почему я-то об этом слышу впервые?! – взревел Степан и брякнул на стол кружку. Худенькие плечики под модной водолазкой поникли и как-то сразу уменьшились, перед гневным отцовым взором вместо мордахи оказалась золотистая макушка с завитком тонких волос, тонкие-претонкие пальцы вцепились в кружку с недопитым морковным соком, и на черную поверхность стола капнула слезища.
– Да что ты ревешь?! Почему ты мне не сказал, что меня в школу вызывают?!
“Он никому не нужен, кроме меня”, – подумал Степан, разглядывая макушку и чувствуя привычное стеснение то ли в горле, то ли где-то ниже горла.
Никто не ходит к нему на школьные праздники и никто не знает, как зовут его учителей. Никому нет дела до того, с кем он дружит, и с кем дерется, и что для весеннего карнавала ему нужен костюм, и что не правильно выросшие передние зубы мешают ему внятно произносить сложные английские звуки. Никто даже не пожалел его, когда у него порвался медведь, его самый любимый медведь с кофейной гладкой шерстью и янтарными глазами, Леночкин подарок. И порвался-то он по шву – подумаешь! – но из него стала сыпаться труха, и решительная Клара Ильинична моментально выкинула его в мусоропровод. Иван рыдал и катался по полу, а Степан приехал с работы и с разгону еще поддал по худосочной заднице, потому что сын никак не хотел успокаиваться, а он в тот день устал так, что его даже слегка тошнило.
Конечно, потом он неловко пытался помириться и на следующий же день привез из магазина другого медведя, в сто раз краше Леночкиного; но тот медведь так и сидел на полке в шкафу.
Он был нужен бабушке. Они оба были ей нужны. Но она зачем-то умерла…
– Иван, – сказал Степан и за подбородок поднял голову сына. Он пытался отворачиваться, из зажмуренных глаз у него лились слезы, и он еще подвывал тихонько, жалобя самого себя и Степана, – чего ты ревешь? Что случилось? Почему ты мне не сказал, чтобы я пришел в школу?
– Я… я… бо… боялся, – выдавил Иван, икая.
– Боялся? – переспросил Степан, опять приходя в ярость. – Меня?!
Только этого еще не хватало! Что за новости?
– Я что, – спросил он, едва сдерживаясь, – тебя бью? Или кусаю? Что ты несешь?
– Ни… ни… чего, – пробормотал Иван. – Только ты кри… кричишь все время…
– Пойди умойся, – приказал Степан холодно. – У нас времени совсем нет, а ты еще скандалы по утрам закатываешь. Ты что, не понимаешь, что у меня впереди целый день тяжелой работы? Это тебе не четыре урока отсидеть – и в бассейн, а потом гулять, а потом еще на корт с ракеточкой!
– Папочка, прости меня! – закричал совсем потерявшийся от горя Иван и стал тыкаться Степану в майку. – Прости, я не хотел тебя расстраивать!
Ненавидя себя за то, что он не умеет наладить жизнь собственного сына, Степан неловко потрепал его по золотистой макушке и легким шлепком отправил в ванную Про корт и про бассейн это он, пожалуй, загнул напрасно.
Для Ивана и четыре урока – это тот же самый день тяжелой работы, а он как будто похваляется перед ним и упрекает его в тунеядстве. Вот черт. Придется, видно, ехать в эту самую школу и разговаривать там с этой самой Агнессой Витольдовной.
– Иван, – крикнул он в сторону ванной, – как ее зовут, я забыл?
– Инга Арнольдовна, – донеслось из ванной после минутной паузы. – Пап, я тебе не говорил, потому что думал, ты меня на Озера не возьмешь.
Каждой весной большой компанией они ездили на выходные под Псков, на Озера. У Степана был там дом.
Лет семь назад он перекупил этот дом у какого-то “нового литовца”, которому содержать его так далеко от Вильнюса было невыгодно. Степан, как правило, решал свои проблемы с непробиваемым тупым упрямством и поэтому в конце концов сообразил, как именно можно защитить дом от “неразумных хазар” во время долгих зимне-осенних простоев. Он построил на участке флигель, больше напоминавший теремок из сказки, и поселил в нем отставного десантного полковника с женой. У десантного полковника был вполне легальный “Калашников”, о чем моментально стало известно всем окрестным бомжам и лихим людям. Проверять полковничью меткость почему-то до сих пор никому не захотелось, и дом всю зиму отдыхал в полной безопасности, а летом в него наезжал Степан – иногда вдвоем с Иваном, иногда с большими компаниями. Иван любил Озера больше любых самых распрекрасных заграниц. Степан разделял его точку зрения, и они отлично проводили там время. Жаль только, что времени у Степана становилось все меньше и меньше.
– Па-ап! – позвали из ванной. – А пап!
– Ну что?
– Ты меня не возьмешь на Озера?
– Да ну тебя к дьяволу, – сказал Степан довольно миролюбиво. – Что я, зверь, что ли? Когда это я тебя не брал?
– Ну… из-за этого… из-за школы…
– Иван, нельзя быть таким трусом. – Степан через голову стянул майку и двинул в сторону дверь шкафа. Что бы такое надеть, чтобы было не слишком жарко, не слишком холодно и выглядело не слишком официально и не слишком затрапезно? – Чем мучиться, лучше бы сразу сказал, и все. И это не имеет никакого отношения к Озерам, понимаешь? Школа школой. Озера Озерами…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});