руках, еще никогда не открывали. К тому же я заметил, что этикетки на ней нет.
— Откуда вы знаете, что тут за краска? спросил я.
— Зеленая, — ответил он.
— Да, но откуда вы знаете?.
— Я ее гуртом купил, — сказал он. — Все банки без этикеток — зеленые.
Я обвел взглядом двор: зеленая бензоколонка, зеленые двери большого сарая.
— Приятный цвет, — заметил я.
— Сам я терпеть его не могу, — сказал мистер Паркер. — Но выбора у меня нет.
* * *
Через четверть часа, спустившись к воротам, сковырнув с банки крышку и размешав содержимое, я приступил к работе. Ворота были довольно широки — футов шестнадцать, предположительно, — чтобы приезжие отдыхающие могли вписаться в поворот. В результате красить было много чего. Я решил, что лучше всего подойти к делу методично, поэтому начну с петель, затем покрашу наружную раму, а потом стану продвигаться вглубь.
Вскоре после того как я начал, на грузовичке подъехал мистер Паркер, снова с грузовым прицепом. Проезжая, он притормозил и осмотрел текущую работу, но ничего не сказал.
То же самое происходило и всякий раз, когда по общей дороге проезжала машина. Движение там было слабое, но время от времени кто-нибудь все-таки ехал — и все неизменно притормаживали посмотреть, кто это красит главные ворота мистера Паркера. Интересно, подумал я, похож ли я на профессионального маляра? Вероятно, нет. У подлинного ремесленника рядом наверняка бы удобно стоял фургон с открытой задней дверцей, и в нем бы орало радио. Также он был бы в настоящей робе, на мне же — обычные джинсы и футболка. Из инструментов у меня только кисть да банка краски. Явно любитель. Такого просто загнали на работу, потому что ему больше нечего делать. Тем не менее удивительно, сколько интереса, похоже, мое присутствие возбуждало у проезжих. Все лето сюда, наверное, заруливали тысячи гостей, и здешние жители уж точно привыкли к посторонним. Однако из-за того, что чужак красил чьи-то ворота, он тут же привлекал местные взгляды.
Не то чтоб меня все это волновало. Проезжавших машин было наперечет, а их появления разбавляли однообразную работу. Дело занимало вообще-то гораздо больше времени, чем я рассчитывал, и, хотя на свежем воздухе и на солнышке было вполне приятно, я начал понимать, что красить всякие хитрые уголки и испод трубок довольно скучно. Я как раз занимался одной диагональной укосиной, когда услышал вдоль живой изгороди какой-то дребезг. Оглядевшись, я увидел, что мимо катит пикап, груженный ящиками пустых молочных бутылок. Проезжая, он притормозил, а еще миг спустя лязг стих. Клацнула коробка передач, и грузовичок задним ходом сдал к воротам.
Вышел человек в буром холщовом халате.
— О, — сказал он, глядя на ворота. — Томми вас приставил к этому делу, да?
— Ага, — ответил я, не прерываясь.
— Ну, значит, наверно, надо было.
— Да.
— Вам бы лучше сперва снаружи красить, а середина сама покрасится.
— Я так и делаю, — сказал я.
Он склонил голову набок и пригляделся вдоль ворот.
— Да, вы правы, — сказал он. — Так и есть.
Я в то время работал как раз с одной полуоткрытой створкой, чтобы к ней легче было подходить с обеих сторон. Мужчина теперь обогнул эту створку и встал со мною рядом, наблюдая.
— Ну, — сказал он наконец. — С кисточкой вы, похоже, умело обращаетесь.
— Спасибо, — ответил я.
— Я просто чуть поближе придвину. Кстати, Томми дома?
— Нет, — сказал я. — Какое-то время назад уехал.
— А не говорил, когда вернется?
— Нет.
— Мне его просто по одному дельцу очень нужно повидать.
— Вот как?
— Ничего важного, но как-нибудь нам с ним нужно увидеться.
— Ладно, — сказал я. — Передать ему, что вы заезжали?
— Не, не стоит беспокойства, — ответил он. — Подождет.
— Ага.
На миг он умолк, а когда я поднял голову — увидел, что он глазеет на мою палатку в поле. Я уже какое-то время красил скрючившись, поэтому теперь выпрямился — колени размять.
— Лагерь тут разбили, да? — спросил он.
— Да, на несколько дней.
— Значит, хотите, чтоб я вам молоко возил?
— Да оно же того не стоит, а?
— Я не против в палатки возить.
— Ну, я вообще-то в лавке молоко беру.
— Что, у Ходжа?
— Да, — сказал я. — У него самого.
— Так он же только пакетами торгует. А мое в бутылках, прямо с фермы.
— А, ну да. Э… штука в том, что я тут недолго еще пробуду.
— О, — сказал он. — Ясно.
— Все равно спасибо.
— Да ничего. Если передумаете — дайте мне знать.
— Ну.
— А я теперь, наверно, поеду.
Тогда ладно. Пока.
— Пока.
Он вернулся к своему грузовичку, после чего уехал, помахав мне на прощанье, а я возобновил покраску. Теперь мне оставался всего один небольшой участок, поэтому я развернул ворота так, чтоб они зацепились в «открытом» положении. И при этом задел банку и начисто сшиб ее, зеленая краска разлилась по бетону. Я выругался и схватил банку, чтобы поставить ее ровно, а затем как мог быстро постарался перенести пролитое на ворота. В то же время я недоумевал, как такое могло произойти. Весь день я был очень аккуратен и тщательно ставил банку как раз так, чтобы именно этого избежать. Теперь же, несмотря на все мои старания, везде разлилась краска. И тут я вспомнил слова молочника — тот сказал: «Я просто чуть поближе придвину». Вообще-то я не обратил внимания на то, что он там делает, а он, должно быть, передвинул банку. Я был уверен, что он не специально поставил туда, где ее можно опрокинуть, но тем не менее вмешиваться ему не стоило. Ворота я докрасил как можно быстрее, а затем обратил все внимание на кляксу на земле. По бетону зеленая плюха растеклась больше чем на ярд, и выглядела она ужасно.
Я не мог оставить все как есть — на главном въезде к мистеру Паркеру. Поэтому, немного подумав, я решил накрасить там квадрат. Куском мелового камня наметил контур, а вместо линейки взял шест от своей палатки, чтоб вышло ровно. Затем принялся тщательно закрашивать. Когда закончил, ворота на ощупь уже почти высохли. Я постоял, разглядывая новый зеленый квадрат: интересно, я правильно поступил или нет? Но все равно, теперь-то уже что переживать. Отмыв кисть, я пошел и заварил себе чаю. Тут меня поразило, что я не ел уже несколько часов, поэтому я себе еще и сковородку фасоли разогрел. И наконец сел отдохнуть.
Минут через двадцать к парадному въезду подрулил синий микроавтобус, который я видел утром. Мои часы теперь показывали четыре. Я увидел, как из него вышла