день на мотоциклетную езду меня вообще-то не прельщала. Другой вариант, конечно, — сходить на прогулку. Во все стороны по пустошам бежали многие мили тропинок, большинство протоптаны овцами, но кое-какие, очевидно, восходили еще к римлянам. Я где-то читал, что по пустошам можно бродить целый год и ни разу не выйти на одну и ту же тропинку. Впечатляет, конечно, однако недостаток подобных долгих прогулок в том, что я, вероятно, весь день никого и не встречу. Стало быть, и такой вариант не очень привлекателен.
Между тем я сознавал, что мои запасы тушеной фасоли на исходе, поэтому решил совершить короткую прогулку по берегу озера и пополнить их. Где-то в миле отсюда, в северном конце была деревенька под названием Миллфорд, а в ней — лавка, два паба, телефонная будка и погост. Один паб — «Вьючная лошадь» — мне приглянулся, и каждый вечер я проводил в нем, смотрел, как входят и выходят люди. Но у меня не было намерения выпивать там за обедом — не хотелось, чтобы весь оставшийся день расплылся алкогольной кляксой. Пополню припасы — и надо будет придумать, чем еще заняться во второй половине дня.
На это я решился и просто заваривал себе чай, когда взгляд мой привлекло какое-то движение. По узкой бетонной дорожке от дома спускалась девочка-подросток в школьной форме. Я посмотрел на часы. Половина девятого. Девочку я последнюю неделю видел каждый день, она шла через поле, загроможденное палатками, к главным воротам. Там она останавливалась и ждала, а школьный ранец болтался у ее ног. Раньше она не обращала на меня внимания, проходя мимо, всегда смотрела прямо перед собой, но сегодня утром глянула в мою сторону, поэтому я ей дружелюбно помахал. Она помахала в ответ и двинулась дальше к воротам. Чай у меня уже заварился, я налил его в жестяную кружку и добавил молока. Совсем немного погодя, когда я еще раз посмотрел на ворота, школьницы там уже не было. За оградой я заметил крышу синего микроавтобуса, уезжавшего прочь по дороге.
К наружной стене душевого блока была приделана скромная вывеска. «КЕМПИНГ ДОМ НА ХОЛМЕ, — гласила она. — ВЛАДЕЛЕЦ: Т. ПАРКЕР».
Приняв душ, я застегнул палатку на молнию и отправился на прогулку вдоль озера — вышел из главных ворот, затем через дорогу общего пользования к другим воротам, ведущим на другое поле. До вчерашнего дня эти ворота стояли распахнутыми настежь и придерживались в таком положении цепью, тем самым давая проход к озеру. Еще вчера поздно вечером, когда я возвращался из паба, они были открыты. Теперь, однако, той же цепью ворота были замкнуты, а это, похоже, давало понять, что отпускной сезон точно закончился. Я перелез и прошел по грунтовке через поле, между нескольких замшелых деревьев, наконец добрался до озера, где на якоре стояло несколько гребных шлюпок. Общим числом семь, привязаны одна за другой ярдах в шестидесяти от берега. Как обычно, зеленая хижина лодочного проката была «закрыта до особого уведомления», но я подошел и постоял какое-то время на краю маленьких мостков — вдруг кто-нибудь да объявится.
Никто не объявился, поэтому, поглазев несколько минут на воду, я продолжил свое странствие по берегу. Наконец добрел до северного конца озера, прошел в узкую калитку, миновал пустую парковку и выбрался на что-то вроде площади, где располагались лавка и два паба.
Лавочник стоял в дверях и, судя по виду, загорал. Над витриной у него значилось одно крупное слово: «ХОДЖ».
— Утро, — сказал он, когда я подошел. — Без мотоцикла сегодня?
— Э… без, — ответил я. — Решил прогуляться.
— Вы же тот парень, что у Томми Паркера остановился, верно?
— Да, так и есть.
— Значит, пока не уезжаете?
— Нет, подумал немного тут задержаться.
— О, ясно.
Я подошел еще ближе, и он вроде бы собрался отступить в глубину лавки, но потом замер, по-прежнему загораживая мне вход. В результате я оказался довольно близко от него.
Прошел миг, и он взглянул на небо.
Неплохой сегодня денек, верно?
— Да, очень мило, — согласился я, поглядев на то же самое небо.
Похоже, его такой ответ удовлетворил, и он шагнул вбок. Затем вошел в лавку вслед за мной и скользнул за прилавок.
— Так, значит. Чем могу служить?
— Мне немного надо, — сказал я. — Во-первых, шесть банок тушеной фасоли.
— Ах да, — сказал он. — Вам же фасоль нравится, верно?
— Ну, с ней не надо беспокоиться о еде и прочем.
— Лучше ничего не изобрели, фасоли этой, — провозгласил он. — Стало быть, так, шесть банок — готово.
— Яйца у вас эти свежие же, да? — спросил я, показывая на картонку.
— Да, вполне свежие.
— Ладно, и еще полдюжины яиц, пожалуйста.
Еще я купил пакет молока, после чего заплатил ему.
Отдавая мне сдачу, он сказал:
— Мотоцикл этот у вас. Не думаете его продать?
— Вообще-то нет, — ответил я.
— Я заметил, одна из первых моделей.
— Да, — сказал я. — Еще раздельной конструкции.
— Но не продается?
— Нет.
— Ну, если б да, Томми вам бы его мог продать. На аукционах собаку съел.
— Вот как?
— О да. Вечно что-нибудь покупает и продает.
— Ага, что ж, — сказал я. — Буду иметь в виду, если вдруг решу продать.
Он странно глянул на меня, когда я это произнес, но меня это никак не задело — такие расспросы я счел несколько фамильярными. Я же, в конце концов, гощу в этих местах временно, решил вот продуктами запастись. На что он рассчитывал? Что я ему всю свою жизнь выложу?
Я вышел из лавки и направился через площадь. Отчего-то решил вернуться в кемпинг прямо по общей дороге. У меня в голове шевельнулась смутная мысль все-таки проверить мотоцикл, а потом, может, хром надраить. Пока хорошая погода, наверное, стоит. У «Вьючной лошади» разгружался фургон пивовара, забирал и несколько пустых бочонков. Рядом стоял один бармен и, когда я проходил мимо, узнав меня, кивнул.
— Как оно? — бодро осведомился он.
— Нормально, спасибо, — ответил я, не сбавляя шага: интересно, думал я, что за жизнь будет у этих людей, когда сезонный наплыв спал. Несмотря на солнышко и птичий щебет, вокруг не было ни души, кроме меня.
Я только остановился полюбоваться плотностью и толщиной стены церковного погоста, когда возле меня притормозил пикап с пустым грузовым прицепом. За рулем сидел мистер Паркер.
— Подбросить?
У меня было чувство, что это предложение следует отклонить: в такой приятный денек обязанность моя — все же ходить пешком. Но я все равно к нему сел.
— Спасибо, — сказал я, устраиваясь рядом в кабине. Мы тронулись, а он