сделают людей свободными от инстинктов. Подобные качества лишь регулируют наши отношения с социумом, гармонизируют отношения внутреннего и внешнего миров. Они могут в некоторой степени послужить препятствием для инстинктов или перенаправить их энергию в иное русло, однако пока живы сами базовые программы – именно они и будут диктовать условия!
– Лишь набор программ – и ни капли свободы… Не то что действительной, абсолютной – но даже самой малости? Чтобы человек сам выбирал свой путь?
– Боюсь, капли для этого недостаточно… Но что такое истинная, абсолютная свобода? Никто толком не знает. Возможна ли такая свобода в принципе – тоже загадка. Что будет, если отключить инстинкты? Как скажется подобная метаморфоза на человеке? Об этом можно только рассуждать, предполагая то или иное. Единственное, о чём не трудно догадаться: человек перестанет быть человеком в привычном понимании этого слова. Появится совершенно иное существо, живущее по иным принципам, имеющее иные потребности и преследующее иные цели. Ведь место отсутствующих движущих сил должно занять нечто такое, что будет способно не хуже базовых программ мотивировать человека к действию. В противном случае… Представьте себе разумное существо без потребностей и желаний. Проблема даже не в рефлекторной деятельности организма, включающей в себя дыхание, работу сердца, деятельность кишечника и тому подобное, а в вопросе: «для чего?» Для чего дышать и снабжать пищей тело, для чего биться сердцу и крови течь по венам, если смысла в том, чтобы поддерживать как существование организма, так и возможности к познавательной деятельности – никакого нет? И если всё-таки удастся преодолеть препятствия и чисто технического характера, и, так сказать, «смыслообразующего» – то как это скажется на личности человека? Кто это будет? Что?..
Март возвращался домой уже за полночь. Его разгорячённый обилием информации мозг понемногу успокаивался и остывал, а полученные от библиотекаря сведения постепенно укладывались на свои места.
Март обдумывал то, что услышал, и тяжело вздыхал. Концепции многомудрых философов, казалось бы охватывающие все проявления любви, какие только могли существовать, он нашёл чрезмерно пространными, отчего даже само понятие любви размывалось в его сознании, расползаясь неясным облаком. Истинная суть любви так и осталась скрытой где-то в гуще этого тумана, а может, как начал подозревать Март, она там и вовсе не присутствовала изначально. Психические и физиологические механизмы показались Марту абсолютно бездушными, представляя человека в виде робота, управляемого некими неподвластными ему программами, что воспринималось совершенно вразрез с ощущениями самого Марта. В общем, какое описание ни возьми – каждое выходило неполным, ущербным. Отчаявшись, Март даже попробовал как сумел объединить их всех – получилась сущая белиберда, и он бросил эту затею.
Автобус обогнал понуро бредущего Марта, а Март, подавленный и опустошённый, даже не спохватился – когда ещё будет следующий? Однако водитель, видимо узнав частого пассажира, притормозил. Юноша поспешил запрыгнуть в распахнувшиеся двери. Салон был пуст, и Март, недолго думая, занял место у окна. Он уселся поудобнее, прислонил голову к прохладному стеклу, прикрыл на секунду глаза – и фрагменты прошедшего дня ворохом блокнотных зарисовок рассыпались перед ним…
Как мокрый лист, неожиданно прилипший к лобовому стеклу мчащегося автомобиля, вдруг вспомнились и заслонили всё остальное слова библиотекаря: «Человек – двойственное существо: два океана, материальный и духовный, противостоят в нём. Они бьются друг с другом, сталкиваются, смешиваются, формируя таким образом индивидуальный мир субъекта, – и внутреннюю его составляющую (которая определяет в итоге мотивы действий), и ту, что субъект выстраивает вокруг себя (собственно действия и их последствия). В этой двойственности, в подвижном балансе двух сил кроется причина нестабильности индивидуального мира: стремления, эмоции, желания, потребности, требования окружающей реальности – всё это зачастую противоречит одно другому, взаимоисключает. Но именно в этой нестабильности заключён корень тяги к творчеству, во всех его формах!..»
Что-то зацепило Марта исподволь, некий беспокоящий образ…
«…Два океана породили Человека – об этом, если подумать, так или иначе говорят все: философы, психологи, люди искусства, религиозные деятели… Но вот о чём все умалчивают: в процессе умирания, когда стремление жить – существовать наперекор всему – неуклонно ослабевает, человек уже не способен удерживать воедино породивших его антагонистов, и тогда два противостоящих океана возвращают себе каждый своё, разрывая единое когда-то существо…»
Сознание путалось, и Март уже не понимал, где настоящие слова библиотекаря, а где вклинились его собственные мысли, ассоциации и фантазии. Он засыпал, и ему казалось, что два вихря подхватывают его, поднимают в воздух, вращают и тянут каждый в свою сторону…
Как Март ни старался, в его знаниях всё равно оставался значительный пробел. Не хватало в них некой очень важной части… даже не части – сердцевины, смыслообразующей основы, вроде центра кристаллизации у снежинки. Посчитав эту проблему слишком сложной, чтобы взять с наскока, Март решил пока не сосредотачиваться на ней: более насущный вопрос занимал его в настоящий момент – происхождение встреченного в храме «ангела» и возможная связь того с двойником, изображённым на фреске.
Несмотря на серьёзный объём проведённой Мартом работы, итог её оставлял желать лучшего: никакой конкретной информации ни о художнике, ни о его возможных моделях не нашлось – туманные намёки и легенды, вскользь упомянутые малоизвестными историками, такие же смутные и противоречивые, как отзывы коллег о самих этих историках. И хотя обнаружились целых три возможных кандидата на роль автора росписей храма, это совершенно не внесло никакой ясности в общую картину. Оставалась последняя зацепка, изучение которой Март почему-то каждый раз откладывал на потом, словно всеми силами старался избежать окончательного ответа.
4
Храм встретил Марта полумраком и тишиной – так же, как и в прошлый раз.
«Бывает ли в этом священном месте хоть кто-то ещё, кроме заблудившихся прохожих? – думал Март. – Для кого горит огонь в лампадах? Для кого курятся благовония, наполняя библейским ароматом этот ковчег без единой живой души? И, главное, где же найти смотрителя ковчега?»
Март огляделся, соображая, где сейчас может находиться настоятель. В ответ на немой вопрос буквально в паре шагов от него поднялся, будто вырос из-под земли, силуэт в одеянии священнослужителя.
Священник отряхнул колени и только потом обернулся к Марту.
– Чем я могу помочь вам? – произнёс он и, увидев растерянность юноши, который не ожидал присутствия рядом с собой кого-то ещё, продемонстрировал доброжелательную улыбку. – Я услышал ваш тяжкий вздох и понял, что кто-то нуждается в моей помощи, – пояснил он.
– Да… Да, совершенно верно, – поспешно закивал Март, чувствуя, что вся его целеустремлённая уверенность стремительно угасает, сходя на нет.
Священник глядел на Марта с выражением полнейшего внимания на лице, и эта готовность помочь как будто