(БАНКО и ФЛИНС уходят.)
МАКБЕТ. Пред тем, как лечь, миледи передай      Чтобы, питье мне сделав, позвала.
(СЛУГА уходит.)
      Что вижу, Боже! В воздухе кинжал!      И рукояткой тянется к руке.      Ты предо мной – но в руки не даешься;      Схватить нельзя – но вижу я тебя.      Наверно, ты – губительный мираж,      Раз можно видеть, но не осязать.      Иль ты воображаемый кинжал,      Больных души и мозга порожденье?      Ты для меня едва ль не ощутимей      Того, который в ножнах у меня.      Ты стал путеводителем моим,      Чудовищного замысла ключом.      Глаза мои глумятся надо мной      Или другие чувства превосходят, —      Но ты передо мною, и в крови,      Которой прежде не было и быть      Не может, твой клинок и рукоятка:      Предстало мне предвестье дел кровавых. —      Полмира в полумертвом забытье;      Под шторой сна кривляются химеры;      Слетаются, чтоб жертву принести      Гекате бледной, духи чародейства;      Завыли волки, подали сигнал      Тщедушного убийства сторожа,      И, словно привидение, оно      Тарквиниевым крадущимся шагом      К заветной цели медленно скользит.      Земля! Устойчивое основанье!      За мной, куда иду я, не следи.      Не то об этом камни прокричат,      Отняв у тьмы ей свойственный кошмар! —      Но я все здесь, а он вкушает сон.      Боюсь, что пыл мой речью охлажден.
За сценой звон колоколов.
      Опять звонят. Пора. Пора. Пора…      Дункан, не слушай: эти голоса      Тебя шлют в пекло иль на небеса.
(Уходит.)
Акт второй. Сцена вторая
Там же.
Входит ЛЕДИ МАКБЕТ.
ЛЕДИ МАКБЕТ. Что их сморило – тем я возбудилась.      Что потушило их – тем я горю.
Конец ознакомительного фрагмента.