Читать интересную книгу Оборотная сторона правды - Дженн Мари Торн

оказались от моей лучшей подруги Пенни из Пенсильвании, шизопараноидально увеличиваясь в экспрессии от «Кейт? Ты не хочешь мне ничего рассказать?» до «Включи телефон или я умруууууу!» до простого и элегантного «А-а-а-а, смерть меня зови!»

Мои пальцы просто горели от желания нажать на кнопку вызова и разбудить ее немедленно, только бы услышать ее нахальный успокаивающий голос на другом конце линии. Но не стала — не сейчас. Позже. Когда я буду знать, что сказать землянам.

В неярком свете ванной я почистила зубы, пытаясь вызвать в памяти лицо сенатора и сравнить со своим. Его глаза — кажется, такие же. У мамы были карие, узкие и удлиненные, как у кошки, а мои синие и круглые. Я унаследовала мамин крошечный рост, по другому и не скажешь, который приятные люди называют «миниатюрным», мой доктор «два-пять», а Пенни «четверть хоббита».

Рот не совсем похож на мамин. Волосы мои грязно-каштановые, в то время как у нее рыжий цвет заката. Нос маленький, курносый. Мама называла его трамплином. Когда я была маленькой, она пальцем проводила по нему и когда он взмывал в воздух, издавала клич как лыжник, прыгающий с трамплина.

Зрение стало нечетким. Я вытерла глаза и сморгнула, с трудом фокусируя взгляд на кране и трещинах в затирке, только не на образе мамы. Думы о ней направили мой разум по ложному пути, все дальше и дальше по тропе, затягивающей словно зыбучие пески, в которые я все глубже и глубже увязала.

На зыбучие пески времени у меня не было. 6:22 утра. Мне следует поторопиться.

Я принялась откапывать в шкафу что-нибудь милое, что можно надеть на собеседование в колледж. Вчера все были так одеты, мужчины в костюмах, а Нэнси в шелковой блузке и юбке. Лучшее, что я смогла отыскать, это простенькое синее платье из хлопка, купленное мамой в прошлом году и которое я так и не носила. Я натянула его, сорвала бирку и поспешила в кабинет дяди, где свернулась клубочком в его кресле и нажатием кнопки оживила компьютер.

Домашней страницей у Барри была страница новостей. В заголовках мое имя.

Курсор завис и скользнул. Пока нет. Соберись.

Гугл. Сенатор Купер. Я начала с Википедии.

Сорок семь лет. Родился и вырос в Массачусетсе. Студент Гарварда и Йеля. Работал государственным защитником, потом стал окружным прокурором в Ньютоне. Уехал оттуда занять место в государственной власти.

Его кампания базировалась в Бостоне, в Кенмор-сквер рядом с кампусом Бостонского университета.

В этот колледж поступила мама.

Я представила: молодая мама с собранными в хвостик каштановыми волосами и рюкзаком на одном плече разгуливает в кампусе, заметила объявление о наборе волонтеров и остановилась взглянуть.

Но этот образ сменился другим. Это была женщина, стоявшая рядом с сенатором Купером на большинстве предвыборных фотографий.

Звали ее Маргарет Эббот Купер. Они женаты девятнадцать лет. Фотографии изображали высокую и элегантную женщину с пепельно-белокурыми волосами до плеч, собранными в гладкий шлем. Холодность была во всем — за исключением глаз. Я видела на каждом фото искру юмора, словно перед щелчком кто-то сказанул хорошую шутку.

Я быстро прочитываю, шарахаясь от каждой новой пикантной детали. Особенно от этой: у них было двое детей. Близнецы. Восемь лет. Их зовут Грейс и Габриэль.

Брат и сестра. Возможно. Внезапно весь мой мир разбился вдребезги и вдруг всё стало возможным. Я рассматривала их фотографии, пока солнечный луч на мониторе не напомнил мне поторопиться.

Сегодня все будет не как вчера. Сегодня я хотела подготовиться.

Клик. Гугл: «Купер для Америки».

Официальный сайт избирательной кампании был столь напичкан лозунгами, что никакую полезную информацию не сыщешь. Я сдалась и отыскала блог со списком политических союзников.

Дружелюбная рыжая Нэнси Онейда начальница связей с общественностью, что бы это ни значило.

Главный стратег кампании, тот высокий, ухоженный парень — Коршун — таращившийся на меня. Эллиот Уэбб. Блог называл его «Гением Макиавелли». Для меня это звучало неуместно показушно. Луи Манковитц оказался щурившимся лепреконом. Они с сенатором Купером были соседями по общежитию Гарварда. Он работал на всех кампаниях, начиная с выборов в Конгресс.

Это тогда моя мама работала в кампании. Он должен был знать ее. Может даже знал о… всем, что только можно знать. Я все еще не готова об этом думать.

В блоге были упомянуты другие участники, которых я не видела вчера. По-видимому, эта троица была костяком команды. Нэнси, Луи, Эллиот. Те, кому он доверял более всех, или, как выражался блог, его «внутренний круг».

Затрещал дверной звонок. Дом заполонили голоса. Вторжение началось.

На кухне Барри уставил поднос кружками кофе, насыпал сахар в одни и наливал молоко в другие. До меня доносилось хлопанье дверями, в гостиную набивалось все больше людей, некоторые пятились в уголок, где надрывался телевизор. Эта группа была больше вчерашней. Только что опустошив кофеварку, Барри вздрогнул.

— У них такие запросы, — пробормотал он. — Одному две трети пакетика сахара без калорий подавай.

— Позволь мне помочь, — сказала я, поднимая поднос. Нырнув в коридор, оглянулась. — Сожалею из-за всего этого.

Он выглядел слишком смущенным, чтобы ответить.

В телевизионной было десять человек. Сенатор одним из них не был. Нэнси покрылась пятнами, но была небрежно великолепна в хаки. Указывая на экран, она верещала в трубку. Я проследила за ее пальцем и чуть не выронила поднос.

Я была в телевизоре. Моя фотография, в смысле. И не просто фотография — а из самого последнего выпускного альбома. Они выбрали сделанную через несколько недель от начала учебного года, только спустя два месяца после смерти мамы. В тот день я с трудом встала с постели и не помню чтобы я прихорашивалась для съемки, да мне и наплевать было.

А ведь следовало бы. Потому что я выглядела на экране полубездомной с собранными в конский хвост грязными волосами, убитыми глазами, пятнистой кожей и натянутой улыбкой.

На национальном телевидении.

Как они до него добрались?

Все прекратили разговор. Нэнси вскочила с дивана.

— Она не могла этого делать!

Сперва я решила, что она говорит о том, что мне нельзя было входить, но потом заметила, как она дико машет сотрудникам и почувствовала, как ее руки нежно забрали поднос из моих пальцев. Лепрекон подмигнул мне поверх кружки кофе.

— Принимаю, детка.

Луи, вспомнила я. Менеджер кампании.

Пока он кружил по комнате, раздавая напитки, Нэнси поспешила снисходительно улыбнуться.

— Рановато поднялась! — Она уперла руки в бедра. — Впечатлена, мои дети не вылазят из кровати в этот час, только ради поездки в Диснейленд.

Меня удивило наличие