— Ужинаете всегда с семьей. Садитесь все вместе, включая детей, ровно в семь. После ужина идете на вечер, который считаете достойным своего присутствия. Разумеется, в сопровождении матери или одной из жен ваших братьев. Должен сказать, что в этом смысле вы весьма щепетильны. Мне было нелегко подготовить ваше похищение, но, как видите, подготовил. В спальню вы удаляетесь между полуночью и двумя часами ночи, а наутро все повторяется заново. Может быть, я что-то упустил из виду?
Джиллиан потрясенно смотрела на него. Ей даже стало немного страшно.
Каким образом Гаррику удалось так много узнать о ней? Многое она сама не замечала за собой до тех пор, пока он не указал на это. Должно быть, он прятался в кустах руты, которые росли вокруг дома. А если… в самом доме? Как так вышло, что она ни разу не заметила его? Неужели она была настолько занята собой, что даже не заметила приближения опасности?
— Таким образом, как вы видите, я все просчитал, Джиллиан. Будьте покойны, отвертеться вам не удастся.
Джиллиан не двигалась. Действительно, что она могла сделать в такой ситуации?
Сиденье скрипнуло под тяжестью Гаррика, когда он вновь откинулся на спинку. Его всего распирало от самоуверенности.
— А теперь располагайтесь поудобнее, ибо вам придется провести здесь всю дорогу до Шотландии. Там мы поженимся и проведем медовый месяц в гостях у моего доброго друга сэра Озвела. Затем мы вернемся в Лондон уже как муж и жена. И с надлежащей торжественностью.
Джиллиан тоже откинулась на спинку сиденья, но вовсе не потому, что ей посоветовал это сделать Гаррик: последних его слов она даже не слышала. Джиллиан уже начала продумывать план побега.
Выйти за Гаррика Фитцуильяма? Абсурд! Просто смешно! Никогда этого не будет, пока она жива… Гаррик может думать что угодно. На самом деле он просто физически не мог все предусмотреть и обо всем позаботиться. Выход всегда найдется. Ведь и в приключенческих романах злодей всегда уверен в себе, но в итоге терпит жестокое поражение. Джиллиан не сомневалась в том, что ей удастся найти способ спастись. До Шотландии еще по меньшей мере две недели пути, если не дольше, учитывая, что по мере приближения к месту дороги пойдут хуже. А им ведь нужно будет где-то питаться, и давать отдых лошадям. Наконец, справлять нужду. Надеюсь, он не будет стоять в такие минуты рядом? А если будет?.. Ничего, возможность обязательно представится. Этот негодяй Гаррик Фитцуильям и сообразить ничего не успеет.
И когда это произойдет, Джиллиан будет наготове и не упустит свой шанс. Они и глазом моргнуть не успеют.
Глава 2
Дербишир, Англия
Дант Тремейн, третий граф Морган и пятый виконт Уайлдвуд, молча смотрел в узкий просвет между занавесками, закрывавшими окно кареты. Дул порывистый ветер, и шел дождь. Не просто дождь, а настоящий ливень, скрывавший все плотной, непроницаемой завесой и ожесточенно молотивший по стеклу. Ночь стояла мрачная. Луна укрывалась за плотными тучами, словно давала понять, что и она не очень-то рада Данту. Впрочем, время от времени луна выходила из своего укрытия, на мгновение освещала дорогу и показывала, что карета все еще катит по ней, а не затерялась на бескрайних болотах, поросших вереском.
Весь последний час, если не больше, они вынуждены были плестись еле-еле. Дождь превратил дорогу в грязное месиво, и колеса все глубже проваливались в тестообразную жижу. Равнинная местность осталась позади, и теперь они ехали вдоль подножия Пен-нинских гор. Дант чувствовал, что до полуночи ему точно не видать Уайлдвуда как своих ушей.
Будь проклята эта погода!
Дант ссутулился на скрипучем кожаном сиденье, уперев ногу в ботфорте в противоположную лавку, рассеянно прислушивался к мерному стуку дождя по крыше кареты и чувствовал глухое раздражение. Его подбородок, заросший трехдневной щетиной, покоился на кулаке. Дант был задумчив и размышлял о том, какая все-таки скверная выпала погодка и какое все-таки скверное у него расположение духа.
Дожди он ненавидел всем сердцем. Как-то так вышло, что всякий раз, когда его преследовали неудачи, это сопровождалось дождями. Пока что он прожил на этом свете тридцать два года и уже подметил эту прямую зависимость. В пятьдесят девятом году на его долю выпало особенно много испытаний. Сначала умер его брат, затем отец, И что же? На Англию обрушились такие ливни, которые впору было сравнить с Великим потопом. Чего же другого он мог ожидать сейчас, во время своего возвращения в Англию к могиле матери?
Дант, разумеется, не мог знать, был ли дождь в тот день, когда умерла его мать. Его не было дома, ибо он находился во Франции, где последние три года провел в праздности при дворе короля Солнце Людовика XIV. А в Париже было ясно и солнечно в тот день в конце августа, когда его мать, Хелена, пала жертвой чумы. В последние ее часы от несчастной все сбежали, кроме нескольких самых преданных и верных слуг. Зато Дант отлично помнил, что в тот день, когда он получил письмо, извещавшее его о смерти матери, за окном лил проливной дождь.
В последние двенадцать месяцев — а точнее, в последние триста пятьдесят два дня — погода вела себя весьма странно и загадочно.
Вместо того чтобы сразу же примчаться домой, в Англию, куда он рвался всей душой, где было его место, Данту пришлось задержаться в Париже, ожидая высочайшего позволения от Карла II. В тот день, когда в дверь Данта постучался королевский курьер, погода стояла замечательная. Дант хорошо запомнил, что тогда в ясном небе не было ни облачка.
На следующее же утро Дант отплыл на первом корабле в Дувр и ни разу не оглянулся назад.
Это было почти неделю назад, ибо Дант покинул Дувр сразу же. В порту его ждала черная блестящая карета Морганов. Кучер-заика, приземистый, как пенек, человек (и фамилия у него, между прочим, была подходящая — Стабс *, которого Дант до этого ни разу не видел и о котором никогда не слышал, сообщил, что его прислал сюда Ренни, управляющий имением Морганов. Дант не стал спрашивать, откуда Ренни мог знать, что он возвращается, не говоря уже о том, откуда ему известен точный день приезда. Если честно, Данту было все равно.
* от английского слова stub — пень
Карету резко тряхнуло и повело вправо. Это вывело Данта из состояния задумчивости, а Пенхарста, его лакея, который сидел на противоположном сиденье, едва не бросило Данту на колени. Карета еще раз дернулась и остановилась.
— Прошу прощения, милорд, — смущенно пробормотал Пенхарст. Вид у него был растрепанный и заспанный. Он задремал было, и Дант мог поклясться, что малому снилась совсем другая природа и погода.
— Не извиняйся, — сказал Дант. Он выглянул в окно, пытаясь понять, в чем дело.