Читать интересную книгу Удочеряя Америку - Энн Тайлер

Ему было всего четырнадцать, когда умер его отец, – отрочество лишь начиналось, темный пушок обметал верхнюю губу, голос ломался. Она тогда сомневалась, сумеет ли в одиночку провести сына через эту пору. Ведь Мариам так мало знала о мужчинах: отца она лишилась в детстве, никогда не дружила с братьями – они успели вырасти еще до ее рождения. Если б только Киян пожил дольше, хотя бы еще пять-шесть лет, пока Сами не сделался мужчиной!

Правда, теперь она уже не была уверена, что Киян так уж хорошо разбирался в процессе взросления мужчины-американца. Но если бы он был жив, если б радовался теперь вместе с ней внучке! Только это и печалило Мариам с тех пор, как появилась Сьюзен. Она воображала, как они бы сейчас сидели с внучкой – вдвоем. Улыбались бы друг дружке, переглядываясь над головой малышки, дивясь ее надутым губкам, бровям в ниточку и тому, как пристально она изучает добытую на ковре пушинку. Киян бы как раз вышел на пенсию (он был на девять лет старше Мариам). У них было бы еще так много времени, чтобы насладиться этой порой жизни.

Мариам вернулась на кухню, сняла рис с плиты и ловко откинула на дуршлаг. К тому времени, как Зиба вернется с работы, Сьюзен проснется и будет тянуть из поильника яблочный сок, полагающийся после сна, или уже доберется до ящика с игрушками и примется выбрасывать из него все, что Мариам убрала. Зиба подхватит девочку на руки, даже не сняв парадный блейзер: «Повеселилась с Мари-джан, Сью-Сью? По мамочке не соскучилась?» Они деликатно потрутся носами – острый клюв Зибы о плоский пирожочек Сьюзен. «Думала, мамочка никогда не придет?» Она говорила с девочкой только по-английски, сказала, что не хочет сбивать ее с толку. Мариам думала, что порой невестка сама будет сбиваться, но Зиба героически преодолевала самые сложные слова, проталкивала между зубами th и справлялась с двойными согласными в начале слова, хотя и вставляла перед ними призвук «э». (На удивление, Мариам гораздо лучше понимала отрывистую речь Зибы, чем легкий и стремительный поток слов Сами.)

Мариам выносила в коридор свою сумочку, надевала замшевую куртку.

– Не уходи! – говорила Зиба. – Какая спешка? Позволь мне сделать чай.

Чаще всего Мариам отказывалась. Прощальные указания – подогреть обед, был звонок от дантиста, – воздушный поцелуй в сторону Сьюзен, и она за дверью. Мариам старалась быть идеальной свекровью. Не надоедать Зибе.

Вернувшись домой, она какое-то время отдыхала, развалившись в любимом кресле, – наконец-то одна, свободна, можно расслабиться и снова стать собой.

Мама Джин-Хо позвонила в октябре и пригласила их всех на ужин. Позвонила она в тот день, когда за малышкой присматривала Мариам, та и ответила на звонок.

– И вы тоже приходите, – сказала Битси. – Только мы и вы, две наши семьи. Думаю, девочкам надо познакомиться, как вы считаете? Чтобы сохранить их культурную идентичность. Я и раньше хотела вас позвать, но то одно, то другое… Очень, очень ранний ужин, в воскресенье во второй половине дня. Сначала мы будем сгребать листья.

– Сгребать?.. – переспросила Мариам.

Может быть, это какая-то идиома, означающая знакомство, сближение? Разбивать лед, строить мосты, съесть сколько-то соли, сгребать листья… Но Битси уже пустилась в объяснения:

– У нас все еще остались вязы, вы не поверите, и они всегда первыми избавляются от листьев. Мы решили устроить большую веселую вечеринку – будем сгребать листья, а девочки пусть поваляются на кучах.

– А! Да, хорошо. Вы очень любезны, – сказала Мариам.

Ей нравилось, как Битси называет малышек: «девочки». Это помогало ей представить Сьюзен в будущем, в гольфах, в гофрированной юбке, под руку с задушевной подругой.

Разумно было бы поехать на сгребание листьев на двух машинах. Дональдсоны жили в Маунт-Вашингтоне, Мариам – довольно близко от них, к югу, в Роланд-парке (пусть и в «неправильной части» Роланд-парка, но и тут было вполне приятно, только дома поменьше и их ряды поплотнее). Сами и Зиба ехали с севера, то есть, чтобы добраться до Мариам, проезжали мимо Дональдсонов, но все равно они решили заехать за ней. Мариам подозревала, что Зиба нуждается в моральной поддержке, у нее случались время от времени приступы неуверенности в себе. И точно, когда они подъехали – Мариам ждала у калитки, чтобы не задерживать, – Зиба выскочила из машины и предложила зайти ненадолго в дом, иначе, мол, они приедут слишком рано. «Рано?» – переспросила Мариам и сверилась с часами. 3.55. Они были приглашены к четырем, ехать примерно пять минут. «Мы не рано», – сказала она, однако Зиба уже отстегивала Сьюзен от автомобильного кресла. Сами вылез с водительского сиденья и пояснил:

– Зиба утверждает, что в Балтиморе четыре часа – это десять минут пятого.

– Только не когда в гости приглашена лишь одна семья, – возразила Мариам. Она в свое время тоже подробно изучала местные обычаи.

Но Зиба подхватила Сьюзен на руки и направилась к дому. Оделась она в старые вещи, как раз чтобы сгребать листья, в джинсы и мешковатую розовую водолазку, но явно уделила немалое внимание прическе и макияжу. Огромный конский хвост на затылке торчал почти горизонтально, такой курчавый, что преодолевал гравитацию, а губы двухцветные – розовый блеск обведен темной, почти до черноты, красной линией.

– Прекрасно выглядишь, – сказала ей Мариам. Сказала от души. Зиба и в самом деле очень красивая молодая женщина.

А как хорош собой Сами! Ему достались отцовские точеные губы, густые брови. Почему-то стариковские очки без оправы его молодили, воротник клетчатой фланелевой рубашки по-мальчишески оттопыривался сзади.

– Десятью минутами раньше, десятью минутами позже, велика разница? – поддразнил он мать. Расцеловал ее в обе щеки. – Смотри, какая у Сьюзен рабочая одежка.

Сьюзен нарядили в синий джинсовый комбинезон, убедительно потертый на коленях, под ним легкая рубашка цвета индиго, на кармане курточки, тоже из синей джинсы, нашивка – трактор.

– Ты готова сгребать с нами листья! – похвалила Мариам девочку, забирая ее у Зибы.

– Мы везем бутылку вина, – сказала Зиба. – Как думаете? Или это неправильно? Еще белый день, но раз мы остаемся на ужин…

– Вино – в самый раз, – ответила Мариам, покачивая Сьюзен на бедре. – Обязательно привезти к ужину вино. Ведь так, Сьюзи-джан?

Сьюзен заговорщицки улыбнулась ей.

– Войдем в дом, присядем? – предложила Зиба.

– Зачем? Нам уже пора, – возразил Сами. – Ведет себя так, словно это какое-то великое событие, – подмигнул он матери, а затем обратился к Зибе: – Разве мы редко ходим в гости? Что особенного сегодня?

– Но эти люди старше всех наших друзей, – сказала Зиба. И пояснила для Мариам: – Битси уже сорок. Она сказала, когда мы говорили по телефону. Она ткет, а раньше преподавала йогу, и пишет стихи и… ох, о чем только мы будем с ней говорить? – жалобно закончила она.

– О детках, – ответила Мариам.

– А! – просияла Зиба. – О детках!

– Разве мы говорим о чем-то другом в последнее время? – вопросил небеса ее муж.

– Дональдсоны оставили девочке ее корейское имя – навсегда, – сообщила Зиба.

– Джин-Хо Дональдсон, – попробовала на слух Мариам. Звучало своеобразно. «Дональдсон» вроде бы такое американское-американское имя – или дело в том, что похоже на «Макдоналдс»?

– Джин-Хо Дикинсон-Дональдсон, – уточнила Зиба.

У Мариам так челюсть и отвисла. Сами засмеялся. Потом сказал:

– Ладно, ребята, ровно четыре. Пора в путь.

Зиба повернулась и пошла за ним к машине, однако как-то неуверенно, и Мариам это отметила. Как обычно, женщины церемонно поспорили, кому какое место занять.

– Садитесь, пожалуйста. – Зиба указала на переднее сиденье, но Мариам ответила:

– Мне больше нравится сзади. Рядом со Сьюзен. – И она передала девочку Зибе, потому что та быстрее управлялась с автомобильным креслом, а сама обошла автомобиль и скользнула на сиденье.

Сами сильно отодвигал водительское кресло, так что колени Мариам упирались в спинку, но это не казалось ей неудобством. Она правду сказала, ей больше нравилось на заднем сиденье. Как неловко было бы занимать почетное сиденье, по примеру собственной свекрови! А так ей казалось, будто она вновь сделалась ребенком, сестренкой Сьюзен, раскачивалась с ней из стороны в сторону, когда Сами поворачивал.

Дом Дональдсонов оказался ветшающим колониальным особняком, обшитым белой вагонкой, стоял он на одной из самых узких улиц Маунт-Вашингтона. Расползшийся, заросший двор по колено был завален желтыми листьями, они громко шуршали, когда Язданы пробирались по дорожке к дому; на крыльце полным-полно велосипедов, высоких сапог, садового инвентаря. Дверь отпер Брэд в вельветовых штанах и шерстяной рубахе, плотно обтягивавшей пузо.

– Эй, привет! – заговорил он. – Добро пожаловать. Рад вас видеть. – И пощекотал Сьюзен под подбородком. – Детеныш-то округлился чутка. В аэропорту она мне малость тощей показалась.