Жеребец шумно хлестнул хвостом, мотнул головой так, что зазвенели медные украшения уздечки, а потом перешел со своего любимого аллюра на негнущихся ногах с высоким подкидыванием крупа на определенно более удобный галоп.
Напряжение спало, боль уменьшилась. Я позволил себе вздохнуть.
— Тебе же самому легче, так?
Жеребец решил не отвечать.
На восток и немного к северу. К Ясаа-Ден, поселку, который баюкали высоко в горах белые склоны неподалеку от пограничных земель. Именно из Ясаа-Ден приходило в Стаал-Уста большинство сообщений о смертях, причиной которых были звери. Вока обязан был послать на помощь Северянам танцоров мечей.
За это дело хотели взяться многие, но я, с моим недавно полученным высоким Северным титулом, воспользовался преимуществом ранга и предложил свою помощь. И эту задачу возложили на меня — Южанина, танцора меча, ставшего кайдином и заслужившего этот ранг в формальном поединке.
Я шел за гончими по следам, хотя в морозные дни находить их было трудно. Отпечатки на мокрой земле были четкими, но снег засыпал их, а подтаявшая грязь размывала. Я ехал, наклонив голову в сторону и разыскивая следы, хотя давно уже понял, что звери шли точно на северо-восток, позабыв обо всем, к чему стремились раньше.
Они шли к Ясаа-Ден так же упорно, как раньше преследовали Дел.
Мы спустились с Высокогорий и теперь пробирались опушкой редкого леса. Заснеженные вершины остались позади. Высокогорья, предгорья — все эти слова были непривычны мне, рожденному в пустыне, пока Дел не привезла меня на Север. Всего два месяца назад, хотя мне эти месяцы показались очень долгими. Они тянулись годы, а может и десятилетия. Столько всего случилось за это время.
Я рассматривал потемневшую за зиму траву под копытами жеребца и думал, что зелень появится не скоро. Весна на Север шла осторожно, словно пробуя каждый шаг. Она еще могла лишить землю своей благосклонности и, застенчиво повернувшись спиной, оставить меня на растерзание холоду. Такое уже было около недели назад, когда ветер засыпал мир белой крупой, и я снова затосковал по Югу.
Листьев на деревьях не было, только кое-где я заметил набухшие почки. А вот небо над паутиной черных веток стало ярче, голубее чем обычно, обещая теплую погоду. И даже острые ледяные вершины тянулись к этой голубизне. Обломки треснувших скал валялись на земле огромными пирамидами, время крошило их и разбрасывало камешки. Но и среди них мне удавалось найти следы гончих. Жеребца было слышно издалека. Он грохал железными подковами о камни, и те с хрустом рассыпались.
На Юге весна другая. Она конечно теплее и приходит быстрее, но она слишком коротка. Через несколько недель начинается жара и Пенджа загорается под яростным взглядом солнца. Силы его лучей хватало, чтобы до черноты выжечь кожу человека. Моя запеклась до цвета меди.
Я вытянул руку и посмотрел на нее. Правая рука ладонью вниз. Ладонь широкая, с длинными, сильными пальцами, неровная от выступающих сухожилий. Суставы увеличены, два почти полностью покрывают шрамы. Ноготь большого пальца неправильной формы — я несколько раз попал по нему молотком в шахте, где добывал золото для танзира. Кое-где еще остались въевшиеся в кожу кусочки руды. За месяцы, проведенные на Севере, почти весь мой загар сошел, но несмотря на это я был гораздо темнее, чем большинство рожденных на Севере мужчин и женщин. Выжженная солнцем кожа, бронзово-каштановые волосы, зеленые глаза вместо привычных Северу голубых. Чужой для Севера, как Дел чужая для меня.
Делила. Чужая для всех нас.
Когда дело доходит до женщин, мужчины всегда оказываются дураками. Не имеет значения, насколько вы умны или насколько проницательны, или сколько у вас жизненного опыта. Умение найти способ запудрить вам мозги дается женщине от рождения. И дайте ей только шанс — она это сделает.
Я знал мужчин, которые спали только со шлюхами, не желая связывать себя никакими обязательствами и утверждая, что это лучший способ избежать затруднений. Я знал мужчин, которые женились только потому что не хотели спать со шлюхами. И встречал таких, которые делали и то, и другое: спали и со шлюхами, и с женами (со своими и с чужими).
Я знал мужчин, которые клялись никогда не спать с женщинами: кто-то желая сохранить предписываемую религией чистоту, кто-то предпочитая мужчин. И уж конечно я знал таких, которые не спали с женщинами просто потому что были кастрированы, чтобы верно служить танзиру или кому-то еще, купившему их.
Но я не знал ни одного мужчины, который — пьяный или трезвый — хотя бы раз не проклинал женщину за грехи, реальные или выдуманные. Женщину или даже женщин.
У меня все было по-другому.
Проклинал я не Дел. Я проклинал себя за то, что оказался таким дураком.
Это я доказал раз и навсегда кто из нас лучше.
Сладкая победа с примесью горечи. Свобода, купленная кровью.
Жеребец насторожился, шумно фыркнул и остановился.
Я уловил движение в деревьях — что-то спускалось со скалы. Больше ничего не было видно — только движение. Что-то стекало с каменных костей оракула. А потом я разглядел нервно бьющий хвост, внимательные глаза, оскаленную пасть. И услышал урчание, которое издает только кошка на охоте.
Слишком поздно жеребец попытался спастись бегством. Кошка была уже на нем.
Упали мы оба. Кошка прыгнула, неуклюже опустилась на холку гнедого и от мощного толчка он не удержался на ногах. Я почувствовал как жеребец выгибается и дергается, а потом валится. Времени хватило только на то, чтобы вытащить из левого стремени ногу — на этот бок падал жеребец. Оказавшись под ним, я рисковал переломом.
Я откатился, подавив болезненный вскрик за секунду до того, как гнедой оказался на земле. Я резко выдохнул, тело дернулось от боли, а я уже жадно втягивал в себя воздух. Я забыл о своей ране. Я думал только о жеребце.
Ругая кошку, я с трудом поднялся на ноги. Это был большой, сильный самец. По белой шкуре рассыпались пепельные пятна.
Я поднял камень и швырнул в кошку.
Камень попал в ребра и отскочил. Кошка только зарычала.
Другой камень, другой удар. Я закричал, надеясь хоть этим отвлечь хищника.
Зубы вонзились в лошадиную холку. Жеребец рыл землю задними копытами, визжа от боли и ужаса.
Мои пальцы сжали рукоять.
— Ну, аиды, баска… Не белка, кошка…
И меч в моих руках ожил.
2
Голод. Он был голоден.
И ему очень хотелось пить.
Я и раньше чувствовал это в мече. Мне передавались его желания: голод и жажда одинаковой силы. Почти неразделимые, неотделимые друг от друга.
Я чувствовал их в круге. Когда вонзил меч в Дел.
Аиды, баска.
Нет, не думать о Дел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});