в банальных бытовых разговорах на темы фельетона для преодоления скуки на протяжении долго идущего времени. Однако к счастью, или скорее к несчастью, оно пролетело мимолётно, ибо Махмуд, не вовлечённый в общение с другом, тихо наблюдал за происходящими в округе событиями. Ему стало настолько не комфортно, что слова, доносившиеся от собеседника, проходили мимо как свет меж тонкого стекла. Но за взором глаза ничего интересного не наблюдалось — такая же картина, что была четверть часа назад без критических изменений. Салах заметил проявление данного безрассудства в своём друге и резко привлёк к себе его внимание:
— Не уходи в забытье без причин друг —
Своеобразная физиономия араба напомнила полудохлого осла, который с нетерпением ожидал желанного покоя. Что же могло вызвать такое состояние? Чеканя пальцами рук, Махмуд обратил на него взгляд, затем сказал вялым голосом:
Мне не было никакого дела искать её, даже если такая имеется, лишь чувствуя это… — он замолк на мгновение; потом вернулся в созидание шумного двора, а затем продолжил — Недопонимание в округе, меня ни коем местом не успокаивает
В этот момент, в заведение входит незнакомец, чтобы присесть вблизи дальнего угла стола, обращаясь к ним спиной.
Что тебя волнует? — очень тихо спросил его Салах
Тот украдкой оглянул пространство, после чего слегка приблизился к собеседнику…
Конечный рывок
Разговор собеседников прервался в мгновение ока, сделавшись похожим на гулкий шум стоячего водоёма около барельефа дремучего леса. Вместе с ним пришло беззвучие, но лишь суетливое громыхание доносилось до перепонок наших героев с горячей кухни, и еле уловимый отголосок жизни в древнейшем городе на земле. Трудно можно себе представить настолько безмерную обстановку, тем более на подступах полуденных суток, откуда настоятельно бурчал баритон каирских мужей, перемешиваясь с нежными наказами бархатистых жён. Столь жуткое, бездейственное молчание длилось ещё некоторое время, пока встревоженный Махмуд, который пугающе уставился на нивелированного гостя позади своего товарища и периодически старался отводить от него взор, дабы скрыть признаки любопытства, или скорее не дать повода для подтверждения факта слежки, обратился шёпотом к другу со следующими словами:
— Сей вельможа, чья аудиенция побеспокоила меня, всей силой кровавых глаз растаптывает прямиком твой неучтивый стан, что дурно скажет на наши животы —
После услышанного, молодая физиономия Салаха воссоздала удивлённые выражения каждого морщинистого мускула. Видимо, сын Ханбаля счёл утверждения соратника пустыми, глупыми, потому он хотел развернуться в противоположном направлении, однако другой перехватил его намеренье на полпути.
Придержись. — холодно произнёс Махмуд, держа робкой рукой своего любознателя — Любопытство твоё сделает только хуже, моё nadhir4 подсказывает нехорошие события.
Салах чувствовал, как мужественная ладонь друга со всей крепостью сжимала хилую закорку так, что вокруг этой области образовалось небольшое посинение. Видимо, он нёс в душе глубокие переживания по поводу угнетённого положения. Вскоре приятель ослабил свою хватку, и облокотился на спинку стула, сохраняя прямоту осанки, подобно стволу бамбукового дерева. Несмотря на свалившееся бремя встать на сторону Махмуда, в компании беспочвенных беспокойств, внук рыбака не выплеснул ни единого движения лица, ибо в участнике разговора, в первую очередь, коррелировал не только выпивоха да какой-нибудь собутыльник, а верная опора.
Вместе, брат. — уверенно произнёс Салах — Кто ежели не я, смогу оказаться должным для тебя по заверению старших богов
В это время незваный гость, будучи покойным на закромах пустых стволов, внезапно аккумулировался некой загадочной случайностью, которая повела фигуру своими постыдными шашками к обществу благородных из благороднейших из людей: чьи имена великолепно происходят от «хвалимый», достойны называться "благочестивый" — Махмуд и Салах.
Тот, кто сидел лицевой осью к человеку в плащевике, беспромедлительно приподнял остекленевший взор, как пугливая косуля от малейшего шороха. Другой же ощущал плохо уловимую дрожь воздушного потока у себя за спиной, то есть предугадывал перемещение некоего объекта. В отличие от араба, мужчина сохранял под своей короткой стрижкой каменное и невозмутимое выражение.
Приветствую вас, граждане священного, привечного города милостивых, карательных богов пустыни, и слуги нашего почитаемого господина — сипло промолвил пришедший собеседник
На этот раз, братья по стакану обращались всем телом на его фигуру, точнее, Салах развернулся полукругом, облокотившись об выступ деревянной лавки. Сначала, он взирал какой-то странной мимикой: глаза точились из-под себя, губы выкрутились в недотрубочку и нос уплотнил собственные крылья. Потом она переменилась на дерзкую улыбчивость, а затем разразилась тихим хохотом. Картина вырисовывала его опущенную от неуместного веселья голову с такими же падшими веками, что не могло ни вызвать смятение у импульсивного гражданина в серебристом пеплуме.
Что смешного видывал плебей в моих устах? — немного грозно, немного гнусливо промолвил пришелец в сторону задорного мужчины
Конечно, это обескураживало — кому пристало смеяться в столь драматической ситуации. Сын Ханбаля резво оживился, толи от внутренней злобы, толи вавилонского наречия, толи аморального прилагательного в его сторону. Он сознавал принадлежность этого человека, потому как наряд говорил о многом, только не о хорошем.
Ему хотелось разбранить гордого ренегата: "Как ты можешь постылеть себя, навешивая наветы на мою голову, изменник"; но вышло более мягкое словосочетание.
От того, — угрюмо начал Салах, обдавая орлиным взглядом — что мне не пристало быть услужливым какому-нибудь беспечному хозяину. Я человек, а не подсобный грызун.
Египтянин словил ехидный взгляд после окончания монолога. Если бы имелась возможность погрузиться с головой в острые шипы каирского песка, то наш герой предпринял к этому все усилиями, ибо таранить глазами — самая невыносимая вещь.
Не пустословтесь — вульгарно продолжил человек в пеплуме, лукаво чеканя каждое слово — Я, привратник и мне нужны ваши изречения. Вам видано местоположение хабиру5 или тех, кто носит сведенья?
Это что ли — озадачено переспросил Махмуд — товарищи… того самого… зятя?!
Право — незамедлительно воскликнул слуга — во имя справедливой Маат
В это мгновение на плацдарме смежных улиц озарился богатый табун дромадер6, проходящий единым строем среди крыш песчаных домов. Столь многочисленное стадо не внушало мысли о скорейшем завершении манифеста, а наоборот, навешивало цикличную картину. Наблюдения прервались монологом идиота, полным сарказма и иронии.
— Стало быть, вам на собрата тоже серпа не жалко, пусть хоть под арьергардом некоего вождя —
Мужчина на пару мгновений продавил болезненное хрипение своего низкого тембра голоса не только из-за сухости в жаркую пору, но также в преддверии всякой неортодоксальности характера привратника. Салах без стеснения обратился к нему