Читать интересную книгу У врат царства - Кнут Гамсун

Профессор. Taк оставьте это невысказанным. Оно и останется невысказанным. Мир от этого не рухнет. Или вы думаете, что человечество действительно вздыхает по ва-шей последней работе?

Карено (делает движение).

Профессор. Если вы подумаете, то согласитесь со мной. (Роется в карманах.) Впрочем, я кое-что записал из ва-шего… из вашего… интересно знать, действительно ли вы так думаете. (Вынимает несколько листков.) Вот это. (Ищет пенсне.) Вы насмехаетесь над англичанами за их гуманизм, за их «так называемый гуманизм», как вы выражаетесь. Вы осуждаете современное сочувственное отношение к рабо-чим и находите это нелепым. (Читает.) «В связи с этим…» (Снова ищет пенсне.) У меня было… где же это?..

Карено. Пенсне? Пожалуйста. 3десь. (Находит eгo на груди у профессора.)

Профессор. А!.. Спасибо. (Читает.) «В связи с этим надо указать на другое явление: современное сочувственное отношение к рабочему, котopoe в наши дни сменило распространившийся в некоторых странах около середины этого столетия культ крестьянства. Ни одно правительство, ни один парламент, ни одна газета не упускают случая… да… (Пропускает несколько строк.) «И наш либеральный профессор Гюллинг потратил много сил и таланта на защиту рабочего дела. (Пропускает.) Рабочие потеряли значение не только как двигательная сила, но и как социальный класс. Что же делают правительство, парламенты и газеты?» (Про-пускает.) Да, вот это. (Повышает голос.) «Когда они были ра-бами, — речь идет о рабочих, а вы их называете ра-бами, — когда они были рабами, они имели определенные обязанности; они работали. Теперь вместо них работают машины, при помощи пара, электричества, воды и ветра, и таким образом рабочее становятся все более и более лиш-ними на земле. Раб превратился в рабочего, рабочей в паразита, у которого отныне нет определенного мecтa на земле. И этих существ, ставших совершенно безполез-ными, государство стремится сделать политической партией. Господа, разговаривающие о гуманизме, вы не должны неж-ничать с рабочими; напротив, вы должны нас охранять от них, мешать их распространению, вы должны истре-бить их»… Дальше вы это развиваете подробнее. (Смотрит на нeгo поверх пенсне.) Это действительно ваше мнение?

Карено. Да.

Профессор. Действительно ваше мнение? Вы рекомендуете высокий налог на хлеб, чтобы поддержать крестьянина и уморить голодом рабочего. (Снимает пенсне.) Неужели вы не читали того, чтО мы на эту тему писали?

Карено (хочет ответить).

Профессор. Я могу вам прислать по этому вопросу до шести собственных сочинений, больших и мелких.

Карено. Я их читал.

Профессор. Вы их читали?

Карено. Да.

Профессор. Трудно поверить. Положительно трудно. (Ука-зывает на бумаги.) Когда я все это прочел, я сказал себе: «И это написал мой ученик». Да, я сказал так, потому что мне действительно тяжело было видеть это. (В другом тоне.) Конечно, можно Бог знает до чего дойти, почему же нет? Но вы, Карено, слишком добры для этого. Разумеется, вы не привыкли к тому, чтобы вас слушали; над вашими словами только издавались, лишали вас того внимания, которое вы заслуживаете. Вы словно глухой стене говорили. Поэтому у вас явилось желание кричать, высказывать крайние мнения и вообще все утрировать. Это вполне понятно.

Карено. Возможно, что вы правы, господин профессор, и это имело известное влияние, но…

Профессор. Не правда ли? Все-таки имело влияние. Я себя ставлю на ваше место. Но вещь нетрудно добиться необходим-огo сочувствие. 3деcь мнoгo зависит от вас самих. Вы найдете вашу аудиторию. Смею утверждать, что, если вы по-ставите себе правилом подождать несколько лет прежде, чем на что-либо напасть, то вообще оставите нападки и найдете для ваших мирных работ сочувствующих и расположенных читателей.

Карено. Вы, конечно, не думаете, господин профессор, что…

Профессор. Поясню то, что хотел сказать. Простите, чтС должен вас прервать, но у меня мало времени. (Смотрит на часы.) Ну, еще две минуты… Я, изволите видеть, не запре-щаю людям иметь мнение. Разумеется, это шло бы в раз-раз со всем моим мировоззрением. Но есть мнение и мнение. Одно дело — быть молодым и подчиняться своему темпераменту, а другое — давать каждой мысли созреть в твердое убеждение. Да, да, в твердое убеждение. Никто не является на свете зрелым. Но зрелость мысли надо развивать в себе. Она наступает при известном возрасте… Я вас очень прошу подумать обо всем этом. Мы, конечно, еще встретимся. И если вы хотите меня навестить — милости просим. Я буду очень рад, вас видеть. (Собирает листки и пря-чет их).

Карено (встает).

Профессор (протягивает ему через стол руку). Очень рад буду вас видеть. Я много от нас жду, Кapeнo, и если вы не будете уклоняться от своего пути, делать то, чтО должны делать, то… Конечно, я, могу говорить только за себя, не за других; но от нас, от ваших коллег, вы, разумеется, тогда в праве получить ту поддержку, которой заслуживаете. (Встает).

Элина скрывается в дверях веранды.

Профессор (указывает на рукописи, лежащая на столе). Вы заняты большой работой?

Карено. Да, она неожиданно разрослась. Я работаю над последней частью.

Профессор. У вас уже есть издатель? Или вы опять будете печататься в Германии?

Карено. Нет. Я надеюсь устроиться с вашим издателем, господин профессор.

Профессор (изумленно). Вот как? Вы говорили с ним?

Карено. Да. Он хочет познакомиться с рукописью.

Профессор. Вот как. (3адумьшается.) Да, хорошо, принесите ему рукопись. Если я могу там быть вам полезным я к вашим услугам.

Карено (искренно). Это слишком любезно, но я был бы нам очень благодарен, господин профессор, потому что сейчас я нахожусь в некотором затруднении.

Профессор. Понимаю. Я к вашим услугам, и если дело идет о маленьком авансе, то мой издатель в этом отношении пойдет вам навстречу. Впрочем, простите, если я об этом говорю.

Карено. Да. Аванс был бы очень кстати.

Элина снова показывается.

Профессор. Гм… Суть в том, что вам придется немного пересмотреть нашу работу. Я, впрочем, не знаю, что вы там написали, но на основании того, о чем мы сейчас говорили, вы понимаете… Во всяком случае, пepecмoтpеть никогда не мешает. Ну, это вы сами увидите. Я предоставляю это вам. Вполне предоставляю вам. Итак, а сделаю все, что могу. (Осматривается и что-то ищет).

Карено. Вы что-то потеряли, господин профессор?

Профессор. У меня была палка.

Карено. Она у вас в руке, господин профессор.

Профессор. Да, правда. (Оглядывается.)

Э л и н а быстро исчезает.

Профессор. У вас здесь необыкновенно тихо. Никаких шарманок, почти не слышно экипажей. (Собирается уходить.) Вы занимаете весь дом?

Карено. Да, до сих пор занимали.

Профессор. Так вы думаете переехать? (Останавливается у лестницы.) Итак, до свидания, милый Кapeнo. (Подает ему руку.) Простите старика, которому вздумалось вас навестить.

Карено (снимает шляпу). Вы оказали мне большую честь. Благодарю вас, господин профессор, за вашу любезность.

Профессор. Taк вот возьмите вашу рукопись и еще раз пересмотрите. Срежьте все дикие побеги. Обрадуйте старика! Я вам желаю добра и принимаю искреннее участие в вашей судьбе.

Оба уходят. Слышно, как профессор еще раз прощается. Садовая калитка открывается и захлопывается. К а р е н о медленно возвращается. Его жена быстро сходит с веранды.

Элина. Это был профессор Гюллинг?

Карено. Да.

Элина. 3начитъ, я была права. Он пришел сам.

Карено. Да. Как тебе нравится? Я не мог себе этого представить! И чтС он тут говорил!

Элина. Я почти все слышала. Я но могла удержаться, Ивар. Я стояла в дверях веранды.

Карено (улыбаясь). Ты стояла в дверях веранды?

Элина. Да, почти все время. Он не заметил меня, по-верь. Вы оба меня не заметили. Я вижу, что ты чем-то доволен, Ивар.

Карено (улыбаясь). Ты это видишь?

Элина. Я слышала, как он назвал тебя и себя самого — мыслителями.

Карено. Да, назвал.

Элина. А другой раз он назвал тебя коллегой.

Карено. Да, он, вообще был необыкновенно любезен.

Элина. И теперь ты рад, не правда ли?

Карено. Конечно. Я не отрицаю, что это произвело на меня впечатление. Удивительно! Сам профессор Гюллинг сидел здесь и говорил со мной. Это вообще не тaкиe пу-стяки, как кажется.

Элина. Ты думаешь, я этого не понимаю? (Подпрыгивает несколько раз.) Я совсем с ума сошла от радости. Я так горда, что… (Берет его руку.) Мыслитель! Но я тоже хочу чем-нибудь заняться.