обтянули красным, или как его называл Вотинов — «коммунистическим» сукном.
Генерал-лейтенант Вотинов сидел на широком кожаном диване. Возле дивана на журнальном столике стояла едва початая бутылка армянского коньяка. Рядом на блюдечке с непременной золотой каймой лежали тонко порезанный лимон и сыр. Пепельница была полна окурков.
— Проходи, Саша, садись!
Генерал хлопнул ладонью по кожаному сиденью дивана. Сам поднялся, достал из застеклённого книжного шкафа второй бокал и поставил его перед гостем. Не спрашивая, разлил по бокалам коньяк.
— Супруга моя на рынке, а я сегодня отдыхаю. Но боюсь — как бы не дёрнули в управление после обеда. Давай, рассказывай — что там с этим Жмыхиным.
Тимофеев подробно пересказал Георгию Петровичу страшное происшествие на охотничьей базе.
— Значит, Жмыхин утверждает, что стрелял в Синицына, но промахнулся и попал в Самохвалова? — переспросил генерал.
— Я сам протокол не видел, — осторожно ответил Тимофеев. — Но Андрей Иванович рассказал мне, что следователь спрашивал его — что они со Жмыхиным не поделили.
— Не видел протокол — это правильно, — задумчиво сказал генерал. — Кто ж тебе его покажет? Хорошо, я уточню по своим каналам. И дай бог, чтобы Жмыхин не отказался от показаний. Понимаешь?
— Понимаю, Георгий Петрович, — ответил Тимофеев. — Потому и пришёл. Одно дело — схваченный на браконьерстве егерь, который решил отомстить за свою поимку. И совсем другое — преднамеренное убийство партийного работника. И мне показалось, что следователь хотел бы ухватиться за эту версию.
— Конечно, хотел бы, не сомневайся! Из бытового убийства раздуть заговор против партии — это знаешь, какой карьерный рост, Саша? В прошлые годы таких умельцев хватало, да и сейчас ещё не перевелись.
Генерал сделал глоток коньяка. Двумя пальцами взял с блюдца ломтик лимона, тонко посыпанного молотым кофе, и отправил его в рот. Поморщился.
— Эх! Нельзя мне с моим желудком эту кислятину, а удержаться не могу!
Тимофеев тоже пригубил коньяк и взял с тарелки сыр. Сыр был свежий, со слезой и пах молоком.
— Так вот, Саша, — сказал генерал. — Направить следствие в нужное русло я не смогу. Здесь всё зависит от следователя. Но буду держать руку на пульсе. Попробую подключить своих ребят. Но и ты тоже хорош! Неужели не знал, что этот партийный гусь повадился ездить к Жмыхину?
— Не знал, — вздохнул Тимофеев и почти не соврал.
Он и в самом деле предпочитал не знать, почему парторгу завода номер три полюбилась база в захолустье у Елового озера. Гнал от себя эти мысли, чтобы избежать скандала с неприятными последствиями. А скандал как раз и случился. Да ещё какой!
Оказывается, покойный Самохвалов постоянно ездил к Жмыхину со своей любовницей. Этот факт скрыть не удалось — девушка стала свидетельницей убийства. Правда, она числилась секретаршей парторга, но ведь все понимают, зачем нужна секретарша во время отдыха.
— Одно обстоятельство работает в твою пользу, — неожиданно сказал Георгий Петрович, наливая ещё коньяку. — Тесть Самохвалова. Старик хоть и на пенсии, но кое-какие связи у него остались. И сейчас он изо всех сил пытается выставить смерть зятя обычным трагическим происшествием. Эх, если бы ты раньше мне сказал! Неужели, и вправду, не знал? Ну-ка, посмотри на меня!
Генерал уставился на Тимофеева пристальным взглядом. Глаза его потемнели от досады.
— Ох, Саша! Что ты за человек? Приди ты ко мне раньше — Самохвалов получил бы от тестя по шапке и остался жив. Да и на Жмыхина у тебя были бы материалы, чтобы уволить его по-тихому. А ты как африканский страус — всё голову в песочек прячешь. Смотри — однажды доберутся до задницы, крепко пожалеешь!
За стеной хлопнула входная дверь. В прихожей раздался шорох. Затем приятный женский голос пропел:
— Гоша! Георгий Петрович! Мы вернулись!
— Супруга, — шепнул генерал Тимофееву.
Он схватил со столика бутылку, быстро плеснул себе и Тимофееву, а саму бутылку поставил за спинку дивана.
— Давай! — скомандовал генерал и одним глотком проглотил содержимое своего бокала.
Александр Сергеевич был человеком штатским и потому не успел. Только он взялся за бокал, как дверь кабинета открылась. В комнату заглянула Галина Петровна — жена генерала Вотинова.
Высокая и стройная, она была из тех женщин, которые в возрасте за сорок выглядят лучше, чем в юности. Несмотря на трое родов, Галина Петровна сумела сохранить фигуру, а седые корни волос аккуратно подкрашивала у лучших парикмахеров Ленинграда.
А ещё Галина Петровна была очень умной женщиной. Поэтому, заметив бокалы и блюдце с закуской, ничего по этому поводу не сказала и даже не нахмурилась.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич! — улыбнулась она Тимофееву.
А затем повернулась к мужу.
— Георгий, нам повезло! Мы с Алёной достали великолепную телятину. Обед будет через сорок минут. Надеюсь, ты пригласишь Александра Сергеевича остаться.
С этими словами Галина Петровна ещё раз кивнула мужчинам и вышла из комнаты.
— Видал? — снова прошептал Георгий Петрович Тимофееву. — Какова, а? Королева! Значит, решено — остаёшься обедать. И не вздумай возражать!
Но возражать Александр Сергеевич и не собирался. Наоборот, при мысли о генеральском обеде у него свело желудок в сладком томлении, а рот наполнился слюной.
— Давай-ка, ещё по глоточку, для аппетита, — сказал генерал. — Да сыр бери, не стесняйся! Вон, как у тебя глаза-то блестят от голода. Вот что! Я тебе потом отрежу немного сыра и колбаски копчёной — порадуешь своих.
— Не нужно, Георгий Петрович, — возразил Тимофеев.
Но генерал только хлопнул ладонью по журнальному столику, пресекая возражения.
— Что думаешь делать с Синицыным, Саша? — спросил он.
— А что с ним делать? — удивился Тимофеев. — Пусть работает.
— Сезон скоро открывается, — напомнил генерал. — А на базу вместо Жмыхина ты кого посадишь?
— Базу, наверное, придётся пока закрыть, — вздохнул Тимофеев. — Человека туда я быстро не найду. Да и ещё одна заковыка есть.
— Какая?
Георгий Петрович поднял брови.
— Жмыхин у нас работал давно, — виновато сказал Александр Сергеевич. — Вообще-то, егерю полагается жить на базе. Но он выпросил разрешение построить себе дом на землях охотхозяйства. Мы этот дом провели по документам, как постройку, принадлежащую базе.
— Так в чём проблема? — удивился генерал.
— Там жена Жмыхина осталась, — сказал Тимофеев. — Теперь ума не приложу — что с ней делать. Не выгонишь же на