ИЗ ФРАНЦИИ
Призрачный дух пил золотистый свет кафе,Пил горячую жизнь, что там мерцала,И слышал, как мужчины шептали кокеткам:«Именно такова Жизнь во Франции».
С той поры дух грезит о золотистом свете кафе,О прекрасных лицах и нежных оттенках,И слышит, как мужчины жалуются калекам:«Это — не Жизнь во Франции».
Разметанные камни, обуглившаяся вывеска,А между и под ними — трава и мертвый народ.Небесные птицы поют, и дух встает на крыло.И это — Жизнь во Франции.
МЫСЛИ О ДОМЕ ИЗ ФРАНЦИИ
Бледные болезненные лики,Опечаленные рты немы.Но нам снятся светлые улыбки:Мы идем, ожившие, из тьмы.
И к тебе я простираю руки,Сжатые в безжалостном бреду,На земле несчастья и разрухи,Во французском выжженном аду.
Милые, встревоженные лица…Но напрасно ты ко мне летишь,Непреодолимостью границыМое сердце надрывая лишь.
ЧЕРЕЗ ЭТИ ПАСМУРНЫЕ ДНИ
Через эти пасмурные дниЛики потемневшие горятИз тысячелетней глубины,Огненный отбрасывая взгляд.
А вдали, карабкаясь на склон,Души их бездомные бредут,Чтобы отыскать святой Хеврон,Где они спасенье обретут.
Оставляя пасмурные дни,Они видят в бликах синевы,Как же долго все-таки ониБыли беспробудны и мертвы.
ЕВРЕЙ
Я — еврей — возник из чресел Моисея,Что зажег светильником в своей кровиДесять твердых правил — лунное сияньеДля людей, лишенных праведного света.
И все люди, хоть и с кожей разноцветной,Но с одним вздымающимся кровотоком,Держатся прилива — правил Моисея.Почему ж они глумятся надо мной?
РАЗРУШЕНИЕ ИЕРУСАЛИМА ВАВИЛОНСКИМИ ОРДАМИ
Опустел великий Вавилон:По указу полководца нынеВоины отправились в походК левантийской сказочной пустыне.
Призрачные сеятели шлиПеред копьями, усердно сеяПеплом напоенные плоды,Чтобы осознала Иудея,
Что они, поклонники Быка,Крылья распростершего повсюду,Омрачат войною небеса,Воссиявшие подобно чуду.
И походную смывали грязьВоины у чистого затона,Где купались девушки, смеясь,И царя ласкали Соломона.
Все сжигали языки огня,В облака взметаясь и в ущелья,Пока башни рушились царяРади вавилонского веселья.
ГОРЯЩИЙ ХРАМ
Пламенная ярость Соломона,Задержалась ты в какой дали?Посмотри, как падают колонны,Как пылает храм Святой земли —Черный дым все небо заволок!
Солнце опустилось среди моря?Золото расплавилось в огне?Или искры гнева, искры горяВетер развевает по стране?Снова умер царь, мудрец, пророк.
Сгинуло во тьму его мечтанье,Время, что от Господа дано,Рухнуло великое созданье,Как трава, обуглилось оноИ исчезло, как последний вздох.
НА ВОЙНЕ
Тревожь беспечный полденьСвоей тоскою илиВеселою улыбкой,Зане твой дух мятежныйВсегда меж ними был.
Тот день покойным будет,Глухим к твоей печали,К улыбке молчаливой,А воздух будет питьДневную тишину —
Тогда твой голос дивный,Легко отображавшийГлубины бытия,Среди людского хораУмолкнет навсегда.
Пусть темного пространстваНе омрачает призрак,Но видят мои очи,И сердце тоже чует,Как было тяжело.
Давным-давно когда-тоШагала смерть по миру,Искала цвет людей,И увядала розаОт смертной темноты.
Раз мы могилы рыли,В трудах изнемогаяОт солнечной жары.В мешках лежали трупы,И рассуждали мы,
Что смерть их полюбилаТри дня тому назад,Что мудрое искусствоДает душе сверкнуть,Пока она жива.
Судьба: нам, полудохлым,Кто уцелел в той битве,Сказали рыть могилыДля тех, кто уж не страждалНа свете ничего.
Глухое отпеваньеМы слушали вполуха,А больше размышлялиО неуместных штуках:Жаре, воде и сне.
Читал священник: «Отче…»Слова роились смутно.Но вдруг очнулся я,И кровь похолодела:Не может быть, Господь!
Он молвил имя брата…Я пошатнулся, сел —Схватил его за ризу…Никто мне не сказал,Что брат в бою погиб.
Скажи, какую участьСудьба судила людям,Захлестнутым волной?Мы о шальные годыСебя ломаем, брат.
ВЕСНА, 1916
Какой суровый хмурый маскарадСквозь плотный воздух движется едваИ омрачает все вокруг себя!Кто подбирал ей выходной наряд,Отравленные яства подавал,Как смертную красавицу губя?
Играл я с нею года два назад.Она давно взошла б на пьедестал,Но изменился облик — Божий страх!А ведь блистал на шее диамант,Когда я эту шею целовал.О королева, падшая во прах!
Кто надругался над красой твоей,В бесчувственную глыбу превратил,Что страшно мне среди твоих ростков,Каких ты наплодила для людей?Где те, кто их, несчастных, породил?Весна! Храни Господь твою любовь.
ВОЗВРАЩАЯСЬ, МЫ СЛЫШИМ ЖАВОРОНКОВ
Ночь темна.И поскольку мы живы, то знаем,Как бывает страшна непроглядная тьма.
Мы устало бредем по военной тропеВ наш постылый палаточный лагерь —К долгожданному сну.
Но послушай! Вот радость, вот странная радость —Зазвенела небесная высь от невидимых птиц,Заструилась музыка на нас, обратившихся к небу.
Так могла только смерть вдруг нахлынуть из тьмы,Навалиться легко и внезапно,Но струилась лишь звонкая песнь,Будто грезы слепца на прибрежный песокУ бурливого грозного моря,Будто девичьи косы, где вилась мечта,Будто девичьи губы, где скрылась змея.
ПОЛУЧИВ ИЗВЕСТИЕ О ВОЙНЕ
Снег — белое таинственное слово.Не просит лед, не требует морозЖивой бутон или птенца живогоПо стоимости зимних бурь и гроз.
Но все же лед, мороз и снег весеннийУстроили такую кутерьму,Что все перевернули во вселенной.Никто не понимает — почему.
В людских сердцах свершается такое.Их древний дух какой-то посетилИ поцелуем с ядовитым гноемОн в плесень бытие преобразил.
Клыками порван лик живого Бога,Пролита кровь, которой нет святей.Оплакивает Бог среди чертогаСвоих убитых дьяволом детей.
О, древнее слепое наважденье —Все сокрушить, развеять, расточить!Пора первоначальное цветеньеРазгромленной вселенной возвратить.Перевел с английского
ПИСЬМА С ФРОНТА
* * *
Конец октября / начало ноября 1915
12 Саффолкский полк
Батальон Бантам
Рекрутское депо
Бери-Сент-Эдмундс
Дорогой Марш!
Я только что поступил на службу в батальон Бантам, и я здесь среди ужасного, отвратительного сброда: фальстафские пугала ничто по сравнению с этими. Каждые трое из четверых были мусорщиками, четвертый — досрочно освобожденный. Но это ничего, хотя пока я жду своего комплекта снаряжения, я обхожусь даже без полотенца. Я вытираюсь своим карманным носовым платком. Я не знаю, буду ли переведен, как только получу свое «платье» — я подумал, что тебе, возможно, интересно услышать это. Я собирался послать тебе несколько стихотворений, что написал, которые лучше, чем мои обычные вещи, но я забыл их дома, где боюсь появляться, — я ушел, не сказав ни слова. Аберкромби не написал мне, я надеюсь — это не потому, что ему не понравились мои вещицы. Если не в этом причина, то я бы хотел послать ему свои новые произведения. Можешь рассказать мне что-нибудь о Гертлере?