Читать интересную книгу Шакалы пустыни (СИ) - Валин Юрий Павлович

Катрин не верила, что все эти тонны строительно-научного оборудования, средств связи и вооружения смогут штатно отработать на месте. Личный опыт подсказывал, что на сопредельной стороне даже на простейший «импортный» молоток не приходится особо надеяться. Рукоять сломается или металл лопнет. Либо вообще инструмент ото лбов агрессивных туземцев вознамерится отскакивать. Нет, возможно, провизия окажется полезной – этакая-то «золотая» упаковка срок годности продуктов явно продлит. Да и что той лапше или диет-коле сделается? Разве что при «прыжке» банки полопаются.

Представлять прибытие на место в грандиозном облаке брызг шипучки было довольно забавно, хотя сама по себе экспедиционная диет-кола вызывала у штрафной археологши грустные воспоминания. Да, были времена… А нынче… немыслимые возможности пополам с удручающей ограниченностью руководящего мышления.

По завершении юридического оформления и прибытии в Ангар Чудес, штрафная археологша получила доступ к кучке служебных секретов, ибо скрывать их все равно было бессмысленно. Официальных представлений-объяснений-обсуждений не последовало (не того полета тюремная птица) но с определенными бытовыми деталями поставленной задачи и с некоторыми коллегами Катрин все же познакомили.

Итак:

Оперативный район: Северная Африка – Аравия – Ближний Восток. ( Рядовым

сотрудникам уточнят регион позже).

Район работы Катрин не особо удивил – у французов там давние интересы, тропинки натоптаны, вполне ожидаемо. Кладоискательский регион, того не отнять.

Присвоенный новоприбывшей позывной – «Вдова».

Нормальный «псевдо», логичный. Возражений нет.

Личная легенда. Служанка-горничная при обеспеченной госпоже. Уроженка

Черногории, крайне молчалива, набожна, в прошлом личная семейная драма,

местными языками практически не владеет, с посторонними не общается

принципиально.

К тотальному «не болтать» и прислуживать Катрин была вполне готова. Вариант сам напрашивался: низкая социальная ступень, изоляция, четко обоснованная защита от мужского внимания, малозаметность. Понятно, штрафницу брали явно не на роль блестящей «принцессы Будур». То, что хозяйкой служанки оказалась именно тетка-профессор – малоприятно, но тоже несколько предсказуемо. В полевых условиях прислуживать, это не господский будуар-блудуар по утрам прибирать, в палатках и блиндажах социальное расслоение выражено куда слабее. Что условия предстоят сугубо полевые – вне всяких сомнений. Разговоры, предосторожности и изрядно заготовленный стрелковый «бэ-ка» подтверждают. Кстати, работодательница – действительно археолог, еще она историк и еще кто-то там, сугубо академический, с подтвержденной профессорской степенью – Катрин подробности запоминать не стремилась – по ходу дела неактуальна будет эта цивилизованная информация.

Час «Ч» и план оперативных действий  (уточнение – позже).    

Секретность – наше все! Собственно говоря, горничным вообще без разницы – куда хозяева поволокли, туда и поехала. Главное, ночной горшок вовремя вынести и вареное яйцо к хозяйскому завтраку подать умеренно теплым – вот тут перепутать что выносить, что подавать никак нельзя! Ну, еще воспрещается компрометировать благородных господ посконной черногорской сиволапостью. (Почему Вдова вдруг «черногорка» Катрин так и не поняла – видимо, исходя из крошечности страны – встретить земляков и «засыпаться» опасности практически нет).

Коллеги, обитавшие в ангаре на казарменном положении, видимо, знали о целях и место назначении экспедиции немногим больше. Общение не приветствовалось, но по необходимости допускалось. Да и куда деваться – ангар хоть и громадный, но отнюдь не тайга-пустыня.

Мальчики: Алекс и Андре – пол соответственно мужской, возраст 23-26 лет, практически одногодки одинокой зека-археологши. Оба в ответственном, но невысоком статусе технического персонала.

Первый – лаборант госпожи профессорши – лицо сугубо доверенное-исполнительное, рост средний, ухоженность выше средней: прилизанный, откровенно метросексуалистый. Вежлив, к молодым женщинам демонстративно равнодушен, порой просачивается высокомерие элитного сверх-образованного индивида. Так себе парниша.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Второй, (который Андре). Техник-механик «за все». С оружейным уклоном, но все дрели и экскаваторы тоже в зоне его ответственности. Лохмат, носат, женские ноги и иные достоинства вполне ценит, но без наглостей. Толков: забарахливший кондиционер вмиг вразумил, пояс джинсов отягощает целый арсенал кусачек-отверток, руки вечно замурзанные. Понятный парень, честный «боец технического фронта», причем гетеросексуал – порода во Франции нынче почти вымершая. Как-то столкнулись у туалета, где камера отсутствует по причине торжества принципа неприкосновенности тайны личных оправлений. От «косяка» Катрин отказалась, но обычную сигаретку выкурила с удовольствием. Поболтали, аккуратно пуская дым в вытяжку. Про «без интима-экстремала» коллега был предупрежден сразу – парнишка воздержался, хотя поглядывал выразительно. Ну, в сортирной тесноте оно и понятно. Расспрашивал про тюрьму – видимо, тоже не застрахован. Нормальный парень. Кстати, сказал что новенькая абайя Вдове очень идет, а никаб так «вообще шик!».

Абайя – эта такая спецодежда для ущемленных в правах архе-зэчек. Вообще-то, предмет одежды женско-мусульманский, для простоты его можно характеризовать как «черное закрытое платье». Очень правоверное платье, длиною до пяток, и, ну очень закрытое. Привыкнуть вполне можно, хотя удобство восторга не вызывает. К никабу Катрин, как ни странно, привыкла быстрее: головной убор из двух хитроумно сочетаемых платков, оставляющий узкую прорезь для глаз. Штуковина вызывала непреодолимые ассоциации с маской-«балаклавой», которую свежеиспеченной служанке носить приходилось, и неоднократно. Нужно признать, никаб оказался легче и удобнее «балаклав» – ткань невесомая, даже приятная, физиономия под ней не потеет, а при должном завязывании головной убор держится надежно, не норовит сбиться на глаза и закрыть «сектор обстрела».

Мягкие кожаные туфли «не-до-полусапожки» тоже пришлись впору. При энергично-боевом ритме жизни туфли неизбежно разлетятся, но обувь, твердо выдерживающая все нагрузки полевых операций, Катрин вообще пока не встречалась.

Самым проблемным местом экипировки оказались глаза. Работодательница требовала носить темные контактные линзы и красить органы зрения «в строго восточном стиле». Возражать было трудно – ярко-зеленые очи зашуганной прислуге вообще не к месту, густо размалевывать веки и ресницы Катрин попривыкла в тюрьме по тамошним тактическим соображениям. С контактными линзами тоже доводилось работать. Но сейчас на практике получалось дурно: то тушь подтекала, то глаза начинали слезиться. Пришлось ссылаться на преодоление временной аллергии и постепенный ввод организма в темное восточное состояние. Мадам профессор орать не стала, но немедля прислала врача.

Экспедиционный эскулап отзывался на элегантное имя – Тольте Дезир. (Вряд ли это было его настоящее имя – имелись подозрения, что в этой археологической авантюре под честными паспортными реквизитами выступает только профессорская шавка-собачка). Сам по себе доктор выглядел никаким – унылый тип неопределенного среднего возраста, коротковолосый, с недорогим неброским галстуком. Вяловат, голос негромкий, профессионально вполне сведущ – на первом, основном осмотре изучал свежевербованную жертву чрезвычайно пристально. Катрин у мужчин-врачей частенько вызывала повышенный интерес, но в данном случае Дезир не только обсматривал, но и вопросы задавал вполне лекарские – бурная жизнь оставила на теле молодой пациентки немало неочевидных, но памятных меток.

Доктора Катрин так до конца и не поняла – ускользающий он как-то, в равной степени способен оказаться и надежным профи, и маньяком-хирургом. Но смутные ощущения к делу не пришьешь. Жизнь покажет.

Зато с Дикси – собачкой профессора – познакомиться пришлось куда уж ближе. Довольно странноватая тварь: что-то в ней имелось от мексиканской голо-хохлатой собаки, что-то от карманного йорка – породу только вывели, но уже разрекламировали – модный микс, жутко востребованный продвинутыми любителями животных! Гм, возможно. На предвзятый взгляд Катрин, таких розовато-бледных созданьиц нужно топить сразу по появлении на свет. Исключительно из соображений милосердия. Лапки трясутся, простужается дважды в день от любого сквозняка, лай на уровне ультразвука – вроде и не оглушительно, но от этого невыносимого звука немедленно начинают ныть зубы. Лает сволочь принципиально только по ночам. И вот эти два с небольшим кэ-гэ сучьей сучности вверены попечению штрафной служанки. Катрин подозревала, что для ухода за бледной дрянью ее и выдернули из тюрьмы. Как объявлено: животинка «необходима для научных экспериментов, кроме того, бросать ее в ужасах отеля для домашних животных просто бесчеловечно». И что ответишь на столь глубокое научное обоснование? Любая дурь за ваши деньги. Вот только кусалась наглая Дикси уже неоднократно. Зубы мелкие, но острые как у летучей мыши. Конечно, ничего такого страшного – имелся собачий паспорт, справки от ветеринара о прививках и трясущемся здоровье, (понятно, формулировки типа «мозга не обнаружено» в такие справки не вписывают по соображением политкорректности) – но, в общем, здорова тварь. В смысле, вируса бешенства в ней нет. Но укусы неприятные. Впрочем, с дрессировкой Катрин уже практически справилась: носим сокровище под мышкой, почесываем под горлышком. В случае капризов почесываем ощутимее – глазки у собачки выкатываются, но крошка Дикси и от рождения лупоглазенькая, так что это у красавицы от удовольствия. Помнится, воспитывать Цуцика было чуть труднее, но он-то нормальный собакин, бесплатный, с потенциалом и четкими жизненными задачами. Дела делал под флору, а не в специальное лабораторное блюдце, как эта дрянь...