Все это, вместе пушечными выстрелами и воем снарядов, ошеломило Макара. Растерявшись, он забился под первый попавшийся навес и широко раскрывши глазами, смотрел на несущийся мимо него поток людей и животных. Дружок прижался к нему, жалобно скулил и дрожал всем телом.
Однако это было только начало. Потом стало еще страшнее: улица внезапно опустела, будто вымерла, — одни только куры взволнованно бегали, скликая своих цыплят. Вдруг у околицы деревни часто-часто затараторил пулемет; еще через минуту появилась кучка солдат и офицеров в погонах: они быстро перебегали от хаты к хате, припадали к земле и стреляли; двое бегом протащили пулемет и остановились с ним под тем же навесом, где притаился Макар.
Пулемет затрещал так неистово, что мальчик от страха шлепнулся на землю. Дружок горестно завыл. Подняв голову, Макар увидел, что офицеры уже далеко; пулемет, потрещав, сорвался с места и покатился за ними. Пули свистели теперь мимо Жука — и с той, и с другой стороны. От околицы уже слышались выстрелы красных.
Вдруг над головой Макара с оглушительным грохотом разорвалась шрапнель, и целый град осколков и пуль посыпался на навес и вокруг него. Тяжелый снаряд упал на хату напротив, раскидав крышу и стены; хата с треском рухнула, и столб черного дыма поднялся оттуда; через минуту груда обломков запылала ярким костром. Еще и еще грянули снаряды и шрапнели. Макар понял, что он попал между двух огней.
В ужасе, едва сознавая, что делает, бросился он бежать через двор. В глаза ему кинулась открытая дверь погреба.
«Под землей не так страшно!» — подумал он и кубарем скатился вниз по лестнице в сырой, непроницаемый мрак. Последнее, что он успел заметить, был огненный сноп, вспыхнувший на том месте, где он только что стоял: снаряд попал в навес и зажег сарай.
IV. Макар встречается с бандуристом
Макар ввалился в погреб, налетел на бочку с солеными огурцами, опрокинул ее, перекатился через бочку и ткнулся головой прямо в брюхо какому-то человеку, сидевшему в темноте за бочкой.
— А, чтоб тебе треснуть! — сказал с досадой человек слабым старческим голосом. — Откуда ты взялся, сатана этакая?
Дружок с оглушительным лаем кинулся защищать хозяина. В темноте началась отчаянная возня. Макар сам был недалек от мысли, что угодил в лапы сатане: кто-то давил его и мял ему бока, отбиваясь другой рукой от освирепевшего Дружка.
Макар завизжал диким голосом и, схватив валявшуюся на полу тыкву, из всех сил треснул этой тыквой незнакомца по голове. Тот охнул и выпустил Макарку.
Мальчик уцепил Дружка за шиворот и, оттащив его в угол за бочку, притаился там. Он слышал, как незнакомец ворчал, отплевывался и наконец, спросил:
— Кто ты такой, что ввалился сюда? Солдат?
— Поди, ты к чорту! — сердито ответил Макар. — Какой солдат будет прятаться в погреб? Тоже, сказал!
— Ишь ты! Ты, видно, не робкого десятка, если так говоришь, — сказал незнакомец, — по голосу слыхать, что ты не больно стар. Дай-ка засвечу спичку.
— А по твоему голосу слышно, что ты старый хрыч, болван и леший, — ответил Макар. — Ты меня чуть не задушил.
— А я испугался. Думал, ты солдат и меня приколешь.
— Будь у меня штык, я бы и приколол этакого дурня!
— Ну-ну, не серчай!
Вспыхнула спичка, и Макар увидел неподалеку от себя сгорбленного седенького старичка с длинной бородой; старичок был одет в долгополую серую свитку, на голове у него была барашковая шапка, а через плечо висело что-то круглое, чего не успел как следует разглядеть Макар за то время, пока горела спичка.
— Э, да ты совсем маленький, — сказал старичок успокоенным голосом.
— А ты совсем старенький! — дерзко ответил Макар. — Вот постой, я тебя сейчас вздую за то, что ты меня душил. Хорошо, что тыква под руку подвернулась.
— Да, брат, тыква твоя увесистая. Вон, какая шишка у меня вскочила. Так что мы с тобой квиты.
— А квиты, так и не ворчи, — сказал Макар. Он храбрился, но ему было страшновато. — Ты кто такой будешь?
Старик помолчал минутку, и мальчику показалось, что он хихикнул. Ему стало совсем страшно. Бабьи сказки про домовых и чертей сразу вспомнились бедняге. Да и было от чего струхнуть: наверху продолжала бушевать буря снарядов и пуль; взрывы гранат потрясали землю; в открытую дверь погреба проникали отблески пожара, заменившие сумерки летнего вечера. А здесь, в сырой темноте незнакомого погреба, — какой-то седой старичок, с виду похожий на самого заправского домового, да еще с какой-то диковинной штукой на спине! Мурашки побежали по спине у Макарки, и ему пришлось вспомнить все самые удалые рассказы про индейцев и про храброго Следопыта, чтобы взять себя в руки и побороть свой страх.
— Кто я такой? — переспросил старичок и снова хихикнул. — А ты как думаешь? Думаешь, не чорт ли я? Да?
— Ну тебя, дурак! — ответил Макар сердито, но сам еще теснее прижался к Дружку и невольно застучал зубами. — Перестань говорить к ночи такие слова!
— Да неужто ты еще веришь в чорта? — удивился старичок.
— Отвяжись ты! — крикнул Макар.
— А как тебя звать? — не унимался тот.
— Зовут зовуткой, а величают уткой! — огрызнулся мальчик.
— А на самом деле?
— Отстань, говорю… Макаркой меня зовут.
— Ага! Так вот, Макарка, я не чорт, да чертей и не водится, запомни это хорошенько. А я только бандурист.
Тьфу ты, бандурист! И как только Макар это сам не смекнул! Не раз ему приходилось видать и раньше украинских бандуристов: ходят этакие старички старенькие по большим дорогам, по деревням и селам, поют древние былины и духовные стихи — о гетмане Сагайдачном, о богатом и Лазаре, о Сечи Запорожской, поют и подыгрывают себе на заунывной бандуре: вроде большой мандолины инструмент этот, шесть длинных струн и шесть подструнков, — и красно звенят-говорят эти струны, когда старик-слепец начнет перебирать по ним пальцами.
Совсем не страшно стало Макарке: понятное дело, — забился в погреб старик с перепугу, а когда Макарка с Дружком на него обрушились, то и совсем обезголовел от страха! Смешно стало нашему удальцу.
— Как же ты, дедка, сюда попал? — спросил он, смеясь.
— Да вот так и попал: хотел заночевать здесь, — в город я пробираюсь, — а тут пошла стрельба, я и застрял.
— Эх ты! Да ведь я тебя и убить мог тыквой своей. В чем у тебя только душа держится!
— Душа? — странным голосом переспросил в темноте бандурист. — Ну, брат, убить меня не так-то легко!
И опять Макарке стало как-то не по себе: чудно́й этот бандурист какой-то, особенный. И говорит он как-то по-нездешнему.
— Отчего тебя нелегко убить? — не своим голосом спросил мальчик.
— Стар я стал, жиловат, — засмеялся старичок в темноте, — не ухватишься!.. А впрочем, малый, что нам о таких страстях говорить? Садись-ка поближе, давай огурцами закусывать.
— Ну тебя! Ты чудно́й! — сказал Макар. — Может ты только прикинулся бандуристом…
— А на самом деле чорт? — хохотал старичок. — Э, брось, Макарий. Вот гляди на меня.
И он опять зажег спичку. Макар увидел доброе старческое лицо, пушистую седую бороду, ласковые глаза, лукаво смотревшие на него.
И впрямь страшного нет ничего! Он перебрался к старику и сразу вспомнил, что не докончил свой ужин. Взяв соленый огурец из опрокинутой кадки, он сочно захрустел им и протянул деду остаток своего каравая.
— На, дедушка, закуси.
— Спасибо, милый, — ответил тот. — Рассказывай теперь ты мне, кто ты такой и как сюда попал.
— Я, дедушка, нездешний. В Марьевку пробираюсь.
— И я нездешний. Вот мы с тобой и попутчики.
— Нет, мне надо на красную сторону, а тебе — в город.
— А, на красную! Ну, брат, это тебе погодить, придется.
— Почему?
— Да, ведь, здесь белые.
— А красные их погнали. Надо думать, через час здесь уже красные будут.
— Нет, не будут.
— Ты почем знаешь?
— Да уже знаю. Белые на время отступили, а красным резону нет дальше лезть. Пожди часок, опять красные отступят. Это у них короткая атака.
— Вот ты какой ученый!
— А знаю я это потому, что сам с красной стороны пришел, ихние разговоры слышал.
— Как же ты пробрался?
— Да так потихоньку и прошел: кому нужен старый человек, перехожий?
— И то правда. Зачем ты здесь остался, коли знал, что будет атака?
— Поди ж ты! Не успел выбраться! Ну да скоро мы это дело поправим: слышишь, уже реже стреляют. Обратно пошли большевики.
Мальчик прислушался. Действительно, наверху взрывов уже не стало слыхать, доносилась только трескотня винтовок со стороны красных.
— Ну, пронесло, — радостно вздохнул Макарка.
— А что, брат, страшно?
— То-то и дело, что страшно! Мне ведь это впервой.
— А ты не робей, Макарий-воин: чай, еще повоевать и тебе придется.