Читать интересную книгу Этот идеальный день - Айра Левин

Он мог бы стоять перед этой стеной часами, глядя на деловитых и приветливых членов и на весело сверкающие блоки памяти, слушать «Вперед, вперед!» и «Одна Могучая Семья», но музыка постепенно затихла (когда 11.10 на часах сменилось на 11.11), и голос деликатно, понимая его чувства, напомнил Чипу, что другие члены ждут своей очереди и предложил пройти к следующему дисплею дальше по коридору.

С сожалением он оторвался от стеклянной стены УниКомпа, и вместе с ним другие члены, которые вытирали показавшиеся в уголках глаз слезы, улыбались и кивали. Он улыбнулся им, а они – ему.

Папа Джан поймал его за руку и повел через зал к какой-то двери, рядом с которой стоял сканер.

– Ну как, понравилось? – спросил он. Чип кивнул.

– Это не Уни, – сказал Папа Джан.

Чип непонимающе посмотрел на него.

Папа Джан вынул автогид из уха Чипа. «Это не УниКомп! – сказал он зловещим шепотом. – Это все не настоящее, все эти розовые и оранжевые ящики! Эти игрушки здесь специально, чтобы Семья приходила на них посмотреть, и чтобы Семье становилось уютно и тепло! – выпученные глаза Папы Джана придвинулись к Чипу, он ощущал на своем лице дыхание деда.

– Он внизу, – сказал Папа Джан. – Под этим уровнем есть еще три, и там-то он и находится. Хочешь увидеть его? Хочешь увидеть настоящий УниКомп?»

Чип смотрел на деда и не мог произнести ни слова.

– Хочешь, Чип? – спрашивал Папа Джан. – Хочешь увидеть его? Я могу показать!

Чип кивнул.

Папа Джан отпустил его руку и выпрямился; посмотрел во все стороны и улыбнулся.

– Замечательно, – сказал он. – Нам туда, – и, взяв Чипа за плечо, направил обратно, в сторону, откуда они пришли, мимо стеклянной стены, перед которой стояла толпа глядящих в машинный зал членов, и мимо бегающего луча, который объяснял про блоки памяти, и мимо мигающей огоньками стены, и («Извините, пожалуйста!») – через очередь вновь прибывающих членов, и в другой конец зала, который был темнее и совсем пустой, где в стене виднелся огромный неработающий дисплей телекомпа и лежали рядом двое носилок с подушками и одеялами.

В углу была дверь, а с ней рядом – сканер, и когда они подошли ближе, Папа Джан задержал руку Чипа.

– Но здесь сканер! – сказал Чип.

– Нет, – ответил Папа Джан.

– А разве не сюда мы…

– Да.

Чип удивленно взглянул на Папу Джана, а тот протолкнул его вперед мимо сканера, открыл дверь, втолкнул Чипа внутрь и сам вошел, аккуратно и быстро закрыв за собой дверь, прежде чем это успел сделать чуть шипящий механизм.

Чип в ужасе уставился на деда.

– Все в порядке, – сухо сказал Папа Джан, а потом вдруг по-доброму взял голову Чипа в свои ладони и заговорил мягко:

– Все в порядке, Чип. Ничего с тобой не случится. Я делал так много раз.

– Мы не спросили разрешения! – сказал Чип, все еще дрожа.

– Все в порядке, – сказал Папа Джан. – Послушай, кому принадлежит УниКомп?

– Принадлежит?..

– Чей он? Чей это компьютер?

– Он… Всей Семьи.

– А ты – член Семьи, разве не так?

– Да…

– Ну, значит, это немножко и твой компьютер, правда? Он принадлежит тебе, а не наоборот, не ты ему принадлежишь.

– Нет, нам надо всегда спрашивать разрешения, – сказал Чип.

– Чип, пожалуйста, поверь мне, – сказал Папа Джан, – мы не собираемся ничего брать, мы даже ничего не будет трогать. Мы будем только смотреть. Для этого я сегодня и приехал, показать тебе настоящий УниКомп. Ты же хочешь его увидеть, правда?

Чип, после секундной паузы, ответил:

– Да.

– Тогда ни о чем не волнуйся, все в порядке. – Папа Джан ободряюще посмотрел Чипу в глаза, а затем отпустил его голову и взял Чипа за руку.

Они стояли на площадке, с которой вели куда-то вниз ступеньки. Спустились на несколько ступенек – четыре или пять, – и снизу потянуло холодом. Папа Джан остановился и придержал Чипа.

– Стой здесь, – сказал он. – Я вернусь через две секунды.

Не шевелись.

Под тревожным взглядом Чипа Папа Джан поднялся обратно на площадку, открыл дверь, выглянул наружу, а потом быстро вышел. Дверь за ним закрылась.

Чип скова начал дрожать. Он ведь прошел мимо сканера, не дотронувшись, а теперь стоял один посреди холодного лестничного пролета, и Уни не знал, что он тут!

Дверь снова открылась, и вошел Папа Джан с перекинутыми через руку синими одеялами. «Там очень холодно», – сказал он.

Они шли рядом, завернувшись в одеяла, вдоль узкого прохода, едва-едва достаточного, чтобы идти вдвоем. Проход был образован двумя стальными стенами, которые почти сходились в одной точке где-то далеко впереди, у поперечной стены, и возвышались над их головами метра на полтора, завершаясь у светящегося белого потолка – это были даже не стены, а ряды огромных стальных блоков, поставленных вплотную друг к другу и запотевших от холода, с нанесенными через трафарет черного цвета надписями на уровне глаз:

Н 46, Н 48 с одной стороны; Н 49, Н 51 – с другой. Проход, по которому они шли, был одним из двадцати или около того подобных проходов, узкие параллельные щели между стоящими спинами друг к другу блоками, ряды которых прерывались только четырьмя поперечными проходами, несколько шире остальных.

Они шли, их дыхание превращалось в пар, а от ступеней шли по полу маленькие тени. Звуки, которые они производили при ходьбе – шуршание паплоновых комбинезонов и шлепанье сандалий – были единственными звуками, гулко отдававшимися в тишине.

– Ну? – спросил Папа Джан, посмотрев на Чипа. Чип плотнее завернулся в одеяло.

– Не так красиво, как наверху, – ответил он.

– Да, – сказал Папа Джан. – Здесь, внизу, нет симпатичных молодых членов с ручками и досками. Нет теплого света и милых розовых машин. Здесь круглый год никого нет. Пусто, холодно и безжизненно. Мрачно.

Они остановились на пересечении двух проходов, двух металлических щелей, уходящих в одну сторону, и в другую, и в третью, и в четвертую. Папа Джан покачал головой и нахмурился.

– Это не правильно, – сказал он. – Я не знаю, почему и как, но это не правильно. Мертвые мысли мертвых членов. Мертвые идеи, мертвые решения.

– Почему здесь так холодно? – спросил Чип, глядя на пар из своего рта.

– Потому что он мертв, – сказал Папа Джан, качая головой. – Нет, я не знаю, – добавил он. – Все эти штуки не работают, если температура выше определенного предела; я в этом плохо разбираюсь, я отвечал только за доставку сюда блоков в целости и сохранности.

Они пошли по другому проходу: Р 20, Р 22, Р 24.

– Сколько их здесь? – спросил Чип.

– Тысяча двести сорок на этом уровне, тысяча двести сорок на уровне под этим. И это только сейчас, за восточной стеной приготовлено вдвое больше места, на то время, когда Семья станет больше. Шахты, вентиляционная система – все уже готово…

Они спустились на следующий уровень. Он был такой же, как и верхний, только на двух перекрестках стояли стальные колонны, а цифры на блоках памяти были красные, а не черные.

Они прошли мимо О 65, О 63, О 61…

– Здесь были самые большие земляные работы, какие только когда-либо были, – сказал Папа Джан. – Самая грандиозная работа вообще, которая когда-нибудь выполнялась – создать один компьютер, который бы заменил старые пять. Новости о строительстве передавали каждый вечер, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас. Я рассчитывал, что тоже еще успею поработать на стройке, когда мне будет двадцать лет, если получу нужную классификацию. И я попросил ее.

– Ты попросил классификацию?

– Да, попросил, – сказал Папа Джан, улыбаясь и кивая. – Это не было в то время чем-то неслыханным. Я попросил мою советчицу спросить Уни – вернее, не Уни, тогда был ЕвроКомп – спросить ЕвроКомп, и – Христос, Маркс, Вуд и Веи!

– я получил эту классификацию, 042 С, строительный рабочий третьего класса. И первое поручение – здесь. – Папа Джан огляделся по сторонам, по-прежнему улыбаясь, его глаза живо светились. – Они собирались опускать эти громадины через шахту, – сказал он и засмеялся. – А я как-то просидел целую ночь, и высчитал, что можно завершить работу на восемь месяцев раньше, если мы пробьем тоннель с другой стороны Горы Любви, – Папа Джан покрутил пальцем в воздухе, и будем вкатывать их на колесах. ЕвроКомп не додумался до такого простого решения. Или он не очень спешил стереть поскорее свою память! – Папа снова засмеялся.

Вдруг он перестал смеяться, и Чип, глядя на него, впервые заметил, что его волосы совсем поседели. Рыжие пряди, которые были несколько лет назад, исчезли.

– И вот они, – снова заговорил Папа Джан, – на своих местах, привезенные сюда по моему тоннелю, и работают на восемь месяцев дольше, чем могли бы. – Он посмотрел на блоки, мимо которых они проходили так, как будто они его раздражали.

Чип спросил:

– Ты… что, не любишь УниКомп? Папа Джан секунду помедлил с ответом.

– Нет, не люблю, – сказал он и прокашлялся. – С ним нельзя спорить, ему нельзя ничего объяснить…

– Но он знает все, – сказал Чип. – О чем с ним можно спорить, или объяснять?