Рейф хорошо помнил крупного и шумного соседа, его густые усы, его улыбку. Он любил жизнь и был порядочным человеком. После смерти графа Эмброуз фактически заменил ему отца. Грейвил-Ньюджент хорошо относился к Рейфу до тех пор, пока он, Рейф, не отверг его единственную дочь.
– Значит, вы хотите, чтобы я присматривал за наследницей и одновременно разнюхивал все, что можно разнюхать на месте инцидента…
Карета остановилась напротив входа в здание вокзала. Рейф вышел, и кучер, не слезая с облучка, наклонился, протянув Рейфу дорожный мешок. Рейф вопросительно посмотрел на начальника. Зено, не выходя из экипажа, пояснил:
– Еле заставил твоего слугу Харланда собрать тебе вещи в дорогу. Весьма неприветливый тип.
– А, и вы заметили. – Рейф забрал у кучера мешок. – Благодаря Харланду я хожу в чистых рубашках и чистых подштанниках, а о большем я и просить не смею.
Второй человек в Скотленд-Ярде взялся за ручку двери, но, перед тем как ее закрыть, заметил:
– Эти преступления, если речь действительно идет о предумышленных убийствах, скорее напоминают казни, ты не находишь? Каким надо быть извергом, чтобы вот так расправляться с людьми! И чем ему не угодили эти промышленники?
Рейф пристально смотрел в глаза начальнику.
– Очень может быть, что Фанни грозит серьезная опасность, – заключил он.
– Самая серьезная опасность, – уточнил Зено и трижды ударил по крыше кареты, подавая кучеру знак трогаться с места.
Глава 2
– Я справлюсь, – закрыв глаза, еле слышно пробормотала Фанни. – Я просто не буду его замечать. – И тем не менее ее шепот достиг чуткого слуха Вертилайн Льюис.
– Не знаю, отчего моему племяннику вздумалось почтить нас визитом именно в этот скорбный для всех нас день, но не могу не признать, что я рада его видеть. – Вертилайн прищурилась, пытаясь разглядеть выражение лица Фанни сквозь траурную вуаль. – Прошу, дорогая, не обижайся на меня за это.
Фанни зябко повела плечами, хотя ей нисколько не было холодно. Лето в этом году выдалось необычно теплым. Даже вечерний бриз не приносил прохлады.
– Ну что вы, Вертилайн, какие обиды, – ответила Фанни, поневоле оставив в покое искусанную нижнюю губу. – Хорошо, что хоть кто-то рад его приезду. Ведь кроме вас никто в семье с ним не разговаривает.
Фанни так долго и так истово внушала себе, что не испытывает к Рейфелу Льюису ничего, кроме вполне заслуженного презрения, что в конце концов ее усилия увенчались успехом. Со временем раны, нанесенные ее гордости, затянулись, чувства к пренебрегшему ею Рейфелу Льюису остыли, достигнув желаемой температуры.
Да она его просто ненавидела! Хотя, увы, это не совсем так. К несчастью, Фанни не могла бы заставить себя возненавидеть даже самого лютого злодея. Никого, даже Рейфа. Впрочем, ничто не мешало ей испытывать к Рейфу сильнейшую неприязнь.
Фанни проследила за взглядом пожилой собеседницы. Вертилайн разглядывала племянника, что стоял чуть поодаль, на возвышении, и наблюдал за церемонией. Фанни судорожно глотнула воздух, но, спохватившись, выдыхая, сосчитала до пяти. Он всегда был возмутительно хорош собой. Когда-то Фанни думала, что Рейф похож на принца. Теперь юный принц из детской сказки вырос и превратился в весьма импозантного мужчину. Фанни украдкой приподняла вуаль, чтобы лучше его рассмотреть. Вертилайн продолжала щебетать, но Фанни ее почти не слушала, одолеваемая нешуточной борьбой стихий. Волна праведного негодования схлестнулась с не менее мощной волной влечения к тому, кто носил благородный титул графа Сент-Олдуин, но джентльменом при этом не являлся.
– Ну конечно, все мы знаем, что он далеко не праведник, и уж тебе, дорогая, это известно лучше, чем всем прочим. Сколько же времени прошло с тех пор, как… – Вертилайн отвела взгляд в сторону, словно подходящие слова могли отыскаться среди зарослей у церковной ограды.
– Пять лет, – сказала Фанни и, взяв Вертилайн под руку, направилась к веренице экипажей, выстроившихся вдоль дороги при подъезде к кладбищу. Серые могильные плиты аккуратным пунктиром расчертили поросший густой шелковистой травой погост. Проводив тетушку Вертилайн к поджидавшей ее коляске, Фанни направилась к своей карете.
– Добрый вечер, Фанни.
Рейф стоял у обочины и держал в руке шляпу. Ей почти удалось стереть из памяти его лицо. Почти, но не совсем. Поднявшийся ветер взъерошил его густую шевелюру, и каштановая прядь упала на лоб. Фанни резко втянула носом воздух. За пять лет его черты приобрели скульптурную законченность – контуры лица стали четче, ямочка на подбородке вытянулась и углубилась, но во всем остальном он оставался таким, каким она его запомнила. Рейф был убийственно, преступно хорош собой.
Из-под темных бровей вразлет на нее пристально смотрели знакомые зеленые глаза, переливающиеся то золотистым оттенком, то карим. В детстве она откровенно любовалась этими разноцветными крапинками. Рейф частенько подтрунивал над ней, но она никогда на него не обижалась. Впрочем, сейчас в его взгляде она не заметила прежнего озорного блеска. И очень хорошо! Не хватало еще, чтобы он потешался над ней в день похорон ее отца.
– Прошу принять мои соболезнования…
Фанни, не удостоив его ответом, зашагала прочь. Ничего ей от него не надо – ни соболезнований, ни извинений. Ей вдруг стало нечем дышать, и к горлу подступила тошнота. Фанни сделалось страшно. Она до крови прикусила губу, но это не помогало – пульс зашкаливал.
Лишь оказавшись внутри кареты, Фанни почувствовала некоторое облегчение. Она надеялась, что сможет забыться и задремать, убаюканная стуком колес и мерным покачиванием экипажа, но не тут-то было. Вместе с ней ехал ее дядя Эдвард – единственный брат ее отца – со своей чудаковатой женой Офелией.
– Как это у тебя хватило духу заговорить с этим мерзавцем? Я бы ни за что…
– Я с ним не говорила, тетя Офелия.
– Прошу тебя, не расстраивай Фанни. Ей и так не по себе, – вмешался Эдвард.
Однако возмущение Офелии требовало выхода. К счастью для Фанни, болтливая тетушка не нуждалась в собеседниках для поддержания разговора. Ее нескончаемая трескотня не помешала Фанни с головой погрузиться в свои мысли, и, выныривая на поверхность, Фанни невольно задавалась вопросом, что расстраивает ее больше: глупая болтовня Офелии или с новой силой нахлынувшие воспоминания о том вечере, когда должно было состояться оглашение их с Рейфелом Льюисом помолвки.
Она тогда получила от Рейфела записку, в которой он просил ее срочно зайти в кабинет отца. Фанни вошла в кабинет и увидела его за стеклом. Рейф стоял на балконе спиной к ней. В приподнятом настроении, в новом вечернем платье – она впервые в жизни надела наряд с глубоким декольте, как у настоящей леди, она шагнула к нему на балкон. И тогда он обернулся и посмотрел на нее. Никогда в жизни не забыть ей того взгляда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});