Июнь 1909. Foligm
(4 марта 1914)
«Глаза, опущенные скромно…»
Глаза, опущенные скромно,Плечо, закрытое фатой…Ты многим кажешься святой,Но ты, Мария, вероломна…
Быть с девой — быть во власти ночи,Качаться на морских волнах…И не напрасно эти очиК мирянам ревновал монах:
Он в нише сумрачной церковнойПоставил с братией ее —Подальше от мечты греховной,В молитвенное забытье…
Однако, братьям надоело................................................................................................
Конец преданьям и туманам!Теперь — во всех церквах онаРавно — монахам и мирянамНа поруганье предана…
Но есть один вздыхатель тайныйКрасы божественной — поэт…Он видит твой необычайный,Немеркнущий, Мария, свет!
Он на коленях в нише темнойЗамолит страстные грехи,Замолит свой восторг нескромный,Свои греховные стихи!
И ты, чье сердце благосклонно,Не гневайся и не дивись,Что взглянет он порой влюбленноВ твою ласкающую высь!
12 июня 1909 (12 февраля 1914)
БЛАГОВЕЩЕНИЕ
С детских лет — видения и грезы,Умбрии ласкающая мгла.На оградах вспыхивают розы,Тонкие поют колокола.
Слишком резвы милые подруги,Слишком дерзок их открытый взор.Лишь она одна в предвечном кругеТкет и ткет свой шелковый узор.
Робкие томят ее надежды,Грезятся несбыточные сны.И внезапно — красные одеждыДрогнули на золоте стены.
Всем лицом склонилась над шелками,Но везде — сквозь золото ресниц —Вихрь ли с многоцветными крылами,Или ангел, распростертый ниц…
Темноликий ангел с дерзкой ветвьюМолвит: «Здравствуй! Ты полна красы!»И она дрожит пред страстной вестью,С плеч упали тяжких две косы…
Он поет и шепчет — ближе, ближе,Уж над ней — шумящих крыл шатер.И она без сил склоняет нижеПотемневший, помутневший взор…
Трепеща, не верит: «Я ли, я ли?»И рукою закрывает грудь…Но чернеют пламенные дали —Не уйти, не встать и не вздохнуть…
И тогда — незнаемою больюОзарился светлый круг лица…А над ними — символ своеволья —Перуджийский гриф когтит тельца.
Лишь художник, занавесью скрытый, —Он провидит страстной муки крестИ твердит: «Profani, procul ite,Hie amoris locus sacer est».[4]
Май — июнь 1909
Pcrudgia — Spolelo
УСПЕНИЕ
Ее спеленутое телоСложили в молодом лесу.Оно от мук помолодело,Вернув бывалую красу.
Уже не шумный и не ярый,С волненьем, в сжатые перстыВ последний раз архангел старыйВлагает белые цветы.
Златит далекие вершиныПрощальным отблеском заря,И над туманами долиныВстают усопших три царя.
Их привела, как в дни былые,Другая, поздняя звезда.И пастухи, уже седые,Как встарь, сгоняют с гор стада.
И стражей вечному покоюДолины заступила мгла.Лишь меж звездою и зареюЗлатятся нимбы без числа.
А выше, по крутым оврагамПоет ручей, цветет миндаль,И над открытым саркофагомМогильный ангел смотрит в даль.
4 июня 1909
Spoleto
ЭПИТАФИЯ ФРА ФИЛИППО ЛИППИ[5]
Здесь я покоюсь, Филипп, живописец навеки бессмертный,Дивная прелесть моей кисти — у всех на устах.Душу умел я вдохнуть искусными пальцами в краски,Набожных души умел — голосом бога смутить.Даже природа сама, на мои заглядевшись созданья,Принуждена меня звать мастером равным себе.
В мраморном этом гробу меня упокоил ЛаврентийМедичи, прежде чем я в низменный прах обращусь.
17 марта 1914
«Кольцо существованья тесно…»
Кольцо существованья тесно:Как все пути приводят в Рим,Так нам заранее известно,Что всё мы рабски повторим.
И мне, как всем, всё тот же жребийМерещится в грядущей мгле:Опять — любить Ее на небеИ изменить ей на земле.
Июнь 1909 (19 марта 1914)
ЧЕРЕЗ ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ
К. М. С.
1
Всё та же озерная гладь,Всё так же каплет соль с градирен.Теперь, когда ты стар и мирен,О чем волнуешься опять?
Иль первой страсти юный генийЕще с душой не разлучен,И ты навеки обрученТой давней, незабвенной тени?
Ты позови — она придет:Мелькнет, как прежде, профиль важный,И голос, вкрадчиво-протяжный,Слова бывалые шепнет.
Июнь 1909 (Май 1911)
2
В темном парке под ольхойВ час полуночи глухой
Белый лебедь от веслаСпрятал голову в крыла.
Весь я — память, весь я — слух,Ты со мной, печальный дух,
Знаю, вижу — вот твой след,Смытый бурей стольких лет.
В тенях траурной ольхиСладко дышат мне духи,
В листьях матовых шурша,Шелестит еще душа,
Но за бурей страстных летВсё — как призрак, всё — как бред,
Всё, что было, всё прошло,В прудовой туман ушло.
Июнь 1909 (Май, 1911)
3
Когда мучительно воссталиПередо мной дела и дни,И сном глубоким от печалиЗабылся я в лесной тени,—
Не знал я, что в лесу девичьемПроходит память прежних дней,И, пробудясь в игре теней,Услышал ясно в пеньи птичьем:
«Внимай страстям, и верь, и верь,Зови их всеми голосами,Стучись полночными часамиВ блаженства замкнутую дверь!»
Июнь 1909 (27 февраля 1914)
4
Синеокая, бог тебя создал такой.Гений первой любви надо мной,
Встал он тихий, дождями омытый,Запевает осой ядовитой,
Разметает он прошлого след,Ему легкого имени нет,
Вижу снова я тонкие руки,Снова слышу гортанные звуки.
И в глубокую глаз синевуПогружаюсь опять наяву.
1897–1909. Bad Nauheim
(19 марта 1914)
5
Бывают тихие минуты:Узор морозный на стекле;Мечта невольно льнет к чему-то.Скучая в комнатном тепле…
И вдруг — туман сырого сада,Железный мост через ручей,Вся в розах серая ограда,И синий, синий плен очей…
О чем-то шепчущие струи,Кружащаяся голова…Твои, хохлушка, поцелуи,Твои гортанные слова…
Июнь 1909 (3 января 1912)
6
В тихий вечер мы встречались(Сердце помнит эти сны).Дерева едва венчалисьПервой зеленью весны.
Ясным заревом алея,Уводила вдоль прудаЭта узкая аллеяВ сны и тени навсегда.
Эта юность, эта нежность —Что для нас она была?Всех стихов моих мятежностьНе она ли создала?
Сердце занято мечтами,Сердце помнит долгий срок,Поздний вечер над прудами,Раздушенный ваш платок.
25 марта 1910
Елагин остров
7
Уже померкла ясность взора,И скрипка под смычок легла,И злая воля дирижераПо арфам ветер пронесла…
Твой очерк страстный, очерк дымныйСквозь сумрак ложи плыл ко мне.И тенор пел на сцене гимныБезумным скрипкам и весне…
Когда внезапно вздох недальный,Домчавшись, кровь оледенил,И кто-то бедный и печальныйМне к сердцу руку прислонил…
Когда в гаданьи, еле зримый,Встал предо мной, как редкий дым,Тот призрак, тот непобедимый…И арфы спели: улетим.
Март 1910