Семейную нужду будущий генерал познал сполна на себе. Не было нормальных «фаберовских» карандашей, как у сверстников — плохие грифели ломались, не было хорошей готовальни с инструментами — купленная за копейки на толкучке была неполна и неисправна, не мог купить в школьном буфете «сердельки» (хорошо обжаренной домашней колбаски), не мог пойти летом на Вислу искупаться с друзьями — вход стоил 3 копейки, а это уже безумные деньги для перебивающейся с харчами семьи, не мог пойти зимой на реку — не было коньков (лишь в 4-м классе купил на первые заработанные в качестве репетитора деньги), мундирчик плохонький прятал от товарищей. Да мало ли еще каких унижений было в семье отставного военного.
Пока отец был крепок (до последнего года жизни ничем не болел), семья еще справлялась, но когда отставной майор в 78 лет схватил на загривок мешок с мукой, чтобы помочь рабочему, и надорвал живот, положение изменилось. Появились боли в животе. Врачи поставили диагноз — рак желудка. Иван понимал, что дни его сочтены. Говорил сыну: «Скоро я умру. Оставляю тебя, милый, и мать твою в нужде. Но ты не печалься — Бог не оставит вас. Будь только честным человеком и береги мать, а все остальное само придет. Пожил я довольно. За все благодарю Творца. Только вот жалко, что не дождался твоих офицерских погон».
Умер старый солдат в страстную пятницу 1885 года. Хор музыкантов 1-го Стрелкового батальона играл похоронный марш; сотня пограничников тремя ружейными залпами проводила майора в лучший мир. Для могильной плиты его старый приятель ротмистр Ракицкий составил надпись: «В простоте души своей он боялся Бога, любил людей и не помнил зла».
ГОСПОДА ЮНКЕРА
К тому времени Антон через пень колоду учился в реальном училище. Нужда заставляла экономить и на учебе. Но, несмотря на то, что в детстве опасно болел скарлатиной и оспой, отстав об обучения и оставшись даже на второй год в 5-м классе, продемонстрировал большие успехи в математике. Учитель Александр Епифанов резонно считал, что тот, кто не знает «царицу наук», — тот самый настоящий дурак. Однако тот, кто ее знает, в учительских устах получал завидное прозвище «Пифагор». Таковых Епифанов всячески отличал, автоматически ставил положительные отметки и приводил всем в пример, отчего «Пифагорам» все завидовали и старались заручиться их дружбой (чтоб сподручнее было списывать). К тому же «Пифагорам» предоставлялись различные поблажки от руководства училища вплоть до дозволения самим давать уроки.
Антон все лето упорно занимался математикой, чтобы к началу учебного года удовлетворенно бахнуть по крышке парты: «Ну, Епифаша, теперь, поборемся!»
Грозный учитель орлом впорхнул в класс и, поблескивая пенсне, вкрадчиво начал: «В прошлом номере «Математического журнала» предложена была задача: «определить среднее арифметическое всех хорд круга». А в последнем номере значится, что решения не прислано. Не хотите ли попробовать?».
Класс не хотел, «пифагоры» тоже. Взялся один Деникин. Через 15 минут класс криками одобрения встретил рождение нового «пифагора». С тех пор майорский сын стал первым учеником.
Нравы Влоцлавского училища мало отличаются от нынешних учебных заведений. К примеру, Деникин как-то вспоминал, как один из его преподавателей немецкого языка поставил на поток коммерческую сторону обучения. Он объявил, что в классе «полно неуспевающих». А для того, чтобы они успевали, следует брать именно у него 2–3 урока в неделю. Двадцать пять рубликов в месяц услуги доброго учителя, который гарантирует приличный балл на экзамене. А куда деваться?
Другой был вообще полупаралитик, в училище практически не появлялся, а тетради с домашними заданиями возвращались ученикам с пометками его жены.
Из Влоцлавска Антон Деникин перешел в Ловичское реальное училище с механико-техническим отделением. Интересно, что, перейдя в чисто техническое училище, Деникин с головой ушел в гуманитарные науки. Зачитывался Пушкиным, Лермонтовым, Толстым, Гюставом Эмаром, Майн Ридом, Жюль Верном. Начал сам пописывать стишки, впрочем, весьма мрачного свойства. К примеру,
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Зачем мне жить дано Без крова, без привета. Нет, лучше умереть — Ведь песня моя спета. В 13 лет посчитал себя уже законченным великим поэтом и послал подобные вирши в «Ниву». Там, надо полагать, посчитали невозможным печатать столь замогильные строчки и вообще не ответили недорослю.
Со смертью отца сумма его пенсиона была значительно урезана, и мать получала за отставного майора всего 20 рублей. Выхода не было — Антону надо было зарабатывать самому.
Он сам стал репетитором для двух второклассников, получая 12 рублей в месяц. Став «Пифагором», он уже имел право на содержание так называемой «ученической квартиры», на которой сам обучал почти что класс — 8 учеников, плативших ему 20 рублей в месяц. Только благодаря этому семья смогла выжить в столь трудный период.
Интересно мировоззрение Деникина, выработанное им самим: «бессонные ночи, подлинные душевные муки, страстные споры, чтение Библии наряду с Ренаном (Эрнест Ренан, французский писатель, историк религии. — Прим. автора) и другой «безбожной» литературой… Я лично прошел все стадии колебаний и сомнений и в одну ночь (в 7-м классе), буквально в одну ночь пришел к окончательному и бесповоротному решению: человек — существо трех измерений — не в силах сознать высшие законы бытия и творения. Отметаю звериную психологию Ветхого Завета, но всецело приемлю христианство и Православие. Словно гора свалилась с плеч!»
Ученики разных национальностей вместе бегали на Вислу купаться, вместе катались на лошадях с уланами Литовского полка, занимались в гимнастическом зале 1-го Стрелкового батальона, стреляли в тире пограничников, топали строем на военных занятиях в реальном училище, которые были введены в школьную программу в 1889 году. Армейский быт постепенно входил в личную жизнь Антона Деникина, определяя дальнейшую судьбу «пифагора». На следующий год он, как сын отставного майора, надел шинель вольноопределяющегося 1-го Стрелкового полка, расквартированного в Плоцке, параллельно начав учебу на курсах при Киевском пехотном инженерном юнкерском училище. Надел, чтобы не снимать ее всю оставшуюся жизнь.
Из будущих крупнейших деятелей Белого движения аналогичный Деникину путь от сына солдата через «вольнопера» до генерала проделал будущий главнокомандующий царской армии Михаил Алексеев, из чиновничьей среды вышли сын коллежского советника генерал Николай Юденич, любимец Добровольческой армии сын коллежского асессора полковник Митрофан Неженцев, из семей простых офицеров в генералы вышли начальник штаба ВСЮР Иван Романовский, единственный военный, получивший за боевые заслуги почетную приставку к фамилии Яков Слащев-Крымский, из далеко нетитулованного казачества — генерал Лавр Корнилов, Константин Мамантов и Андрей Шкуро. Все прошли обычные училища, все начинали с младших офицеров с жалованьем 50 рублей в месяц. Так что к началу Гражданской войны русский офицерский корпус в основной своей массе принадлежал к категории трудового интеллигентного пролетариата, а уж никак не к столь люто ненавидимой гегемоном буржуазии.
Как писал будущий главком ВСЮР: «В конце 80-х годов для комплектования русской армии офицерами существовали училища двух типов: военные училища, имевшие однородный состав по воспитанию и образованию, так как комплектовались они юношами, окончившими кадетские корпуса (средние учебные заведения с военным режимом). И юнкерские училища, предназначенные для молодых людей «со стороны» — всех категорий и всех сословий. Огромное большинство поступавших в них не имели законченного среднего образования, что придало училищам этим характер второсортности. Военные училища выпускали своих питомцев во все роды оружия офицерами, а юнкерские — только в пехоту и кавалерию в звании среднем между офицерским и сержантским, и только впоследствии они производились в офицеры.