- Что ж, никто не спорит...
Юношу освободили, и он, несколько раз переспросив у гвардейцев о своем счастье, завопил безумно и, размахивая руками, бросился в сторону леса.
Вскоре, по тропинке, среди колышущихся на свежем, предвещающем бурю ветру, трав - пошли они в сторону Лиэра. Впереди Аннэка, за нею - Пьеро, а позади, шагах в десяти - гвардейцы.
Пьеро не страшила встреча с драконом, не страшил его ад - он был счастлив от того, что рядом - Аннэка, что он может слышать ее голос, видеть, как взметаются ее плотные, похожие на волны, волосы.
Аннэка шла молча, шла быстро, подобна была черному лебедю летящему сквозь ночь.
- Извините. - молвил, подрагивающим от чувства своего голосом Пьеро.
- Да, да - я вас слушаю. - у Аннэки голос сильный и теплый, облаченный в облако, каких-то раздумий.
- Когда я увидел вас - в тот первый миг - вы прощались с кленом. У вас, видно, какие-то воспоминания с этими местами.
- Ах, да. Когда батюшка был еще жив, мы часто приходили сюда, здесь еще неподалеку ручеек течет - вы не видели. Мы играли, бегали, потом запыхавшись сидели, или лежали в травах, смотрели в небо, и батюшка рассказывал мне волшебные старые сказки, а потом я ходила, собирала луговые цветы. Я так люблю луговые цветы. Признаюсь вам - прижмешь к лицу этот живой букет, и словно в мир любви небесной погрузишься. Словно бы в объятья самого Творца...
Аннэка вздохнула, и Пьеро нагнал ее, рассекая травы пошел рядом, вглядываясь в очи - там сияли две огромные, пышущие Лунным пламенем слезы.
- Не бойтесь - мы обязательно, что-нибудь придумаем.
Аннэка еще раз вздохнула и с ясной, печальной нежностью взглянула на него.
Они больше ничего не говорили - быстро шли, да все хотелось им побежать - побежать все быстрее-быстрее, отсюда да и в звездное небо взмыть. Они не чувствовали ног - они летели сквозь ночь. Они не смотрели больше друг на друга, но чувствовали присутствие близкого духа рядом.
И вот вышли они в черный круг, где от выжженной земли взметался при каждом шаге сухой пепел. До стен Льера оставалось не более получаса ходьбы - но города почти не было видно во мраке - он казался вымершим ни единого огонька не горело ни на стенах, ни за стенами...
- Сегодня все попрятались в погребах. - пояснила Аннэка. - Все ждут не дождутся завтрашнего утра, молят у неба, чтобы дракон не сжег родной город, а их не забрал в Ад.
Тут по полю пронесся дальний рокот, а отсвет молнии, перекатившись через все небо, высветил величественные контуры надвигающихся, клубящихся, поглощающих звезды дождевых стен - рванулся прохладный, несущий влагу, ветровой порыв.
В это же время земля в центре выжженного круга зашевелилась, начала вздыбливаться, вырвался оттуда наполненный огненными сполохами дым, раздался скрежет, отдаленные вопли, и близкий, оглушающий вой - словно несколько сот разъяренных волков великанов, рвались навстречу небесной бури.
- Все уходим! - раздался переполненный ужасом крик гвардейца - и вот эти воины были поглощены ночью.
Аннэка глубоко вздохнула и взяла за руку Пьеро...
- Ничего, не бойтесь. Я уверен, что мы найдем выход... Аннэка, ведь нас не вместит ад, хоть он и бесконечен.
Вот земля рывком распахнулась - взметнулся из нее, заходясь пронзительным воплем, многоглавый змей - был он ужасен, но Пьеро его не боялся, так как не его видел, но вспоминал красу очей Аннэки. Так же и Аннэка выглядела спокойной - ладошка ее оказалась маленькой, почти детской, теплой, нежной.
И вот дракон, сложивши крылья, уселся у входа в свое королевство, множеством своих пронзительных черных глаз буравил он Пьеро и Аннэку.
- И вновь молодые влюбленные! - прогрохотал его пронзительный вопль, перерезанный громовым раскатом. - Готовы ли вы погостить у меня денек? из кровавой пропасти долетел протяжный, нечеловеческий вопль.
Дракон стал приближаться, вот протянул к ним когтистую, залитую кровью лапу...
Тут Пьеро громким и свободным, сильным голосом крикнул:
- Ты как-то заключил договор. Теперь договор предлагаю тебе я!
- Да кто ты такой, чтобы предлагать мне договор?! - заскрипело насмешливо чудище. - Что ты мне можешь, когда единственное, что мне надо душа твоя уже принадлежит мне.
Пьеро несколько не смутился - да он чувствовал себя уверенно - перед этим стоглавым чудищем, он чувствовал, что своим чувством он и Аннэка сильнее этой злобливой плоти.
- Я предложил бы развлечь вас своим пением...
- Ха-ха-ха! Ты будешь развлекать меня им в аду веками.
- Все же предлагаю повременить до утра. Ежели заставлю забыться тебя, ежели с пением моим ты вспомнишь, что есть любовь, тогда оставишь ты и нас, и этот город навеки.
- Ха-ха-ха! Любовь! Ты говоришь, чтобы я вспомнил, что такое Любовь?! Ха-ха-ха! Я согласен! Я, клянусь, что оставлю этот город и вас... О, нет - если ты заставишь меня вспомнить, что такое любовь - а это совсем немыслимо, то я возьму тебя в ад, ну а возлюбленную твою - Ха-ха! - так уж и быть - оставлю для неба.
- Я согласен! - сильным, уверенным голосом изрек, словно бы договор подписал Пьеро. Нет - все ж тоска сжала его сердце - ад, муки его вечные - все это вовсе не страшило, от понятия того, что этой ценой будет спасена Аннека. Больно было от осознания одиночества, от понимания того, что там - в бессчетных веках, он никогда больше не увидит ЕЕ единственную, которую полюбил он, да полюбил всем сердцем...
Пьеро поднес ручку Аннеки к своим губам, поцеловал ее осторожно, а потом встретился с ней взором и увидел, что вся глубина, вся ее бесконечная глубина обращена теперь нежным чувством к нему.
И тогда он засмеялся! Он засмеялся, ибо вновь почувствовал, что Ад никогда не вместит его, что Ад со всей его болью - лишь ничтожная пылинка, против Любви их.
И вновь раскатился гром, а Пьеро, отпустивши руку Аннеки, но продолжая смотреть в ее очи, достал лютню, вот провел по ней своими длинными, музыкальными пальцами. И, наигрывая, запел сильным, одухотворенным голосом.
О, что это было за пение! Каждая фраза взмывала все выше на крыльях чувства. Пьеро обладал прекрасным голосом, но так проникновенно, так искренно никогда он еще не пел. Он смотрел на Аннеку, и он любил ее все больше и больше и не было конца, тому духовному росту. До этого он рос медленно: день за днем, год за годом - как обычное дерево. Но тут плеснулась из бездны очей живая вода, и вот он растет стремительно и беспрерывно...
Вот слова той баллады, как помнят их ныне, - но ни при чтении, ни при пении, никогда и никому не удавалось достичь той же высоты чувств:
В глуши лесов,
Во час закатный,
Все в свете нежных облаков,
И льется свет, душе приятный.
Меж веток не листва,
Но поцелуи мягкие парят,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});