Ставрополе погода, напротив, была, как обычно в декабре, солнечная, сырая и теплая. В воздухе так и пахло весной, и казалось, что завтра – не Новый год, а первое апреля. Я вышел из общежития в восемь утра, а вернулся уже после обеда. День был ярким и светлым, над головой сияло чистое лазурное небо, и мне долго не хотелось возвращаться в комнату. Я зашел в украшенный гирляндами ЦУМ, побродил по бульвару на проспекте Карла Маркса, посетил кофейную лавку – кофе там был очень дорогой, и купить его я не мог, но мне нравился запах и атмосфера: на полках стояли вазы с обжаренными зернами, с рекламных плакатов привлекательно улыбались красивые девушки с белыми чашечками в руках.
Мне захотелось позвонить Таньке и немного с ней поболтать. Мы вообще уже много лет с ней все время болтали, даже ездили вместе на море и в горы, а до дела толком так пока и не дошло. Достав из кармана куртки сотовый телефон, я обнаружил, что он отключен, – наверное забыл зарядить его перед уходом. В общем, с Танькой поговорить не получилось, и я спустился по проспекту к греческой школе и там, в дешевом кафе, съел суп, картошку с печеной рыбой и салат, потому что в общежитии обедать мне было неохота. Из кафе я решил идти пешком в верхнюю часть города по улице Дзержинского, через лес.
В общем, добрался я до общежития только в три часа. Не успел раздеться и включить телевизор, как увидевшая меня дежурная закричала:
– Эй, Игорь! Ты что, телефон с собой не взял, что ли? Где тебя носит?
– А в чем дело-то, – спросил я в недоумении: дежурная никогда не задавала мне таких вопросов.
– Да тут тип какой-то целый день тебе звонит – весь телефон оборвал. Все просил тебя обязательно найти. А как тебя найдешь-то перед Новым годом? Вечно вы с этим сутулым парнем по девкам ходите.
Тут старый, дисковый еще телефон зазвонил.
– Вот, опять, наверно, тебя.
Я поднял трубку.
– Алло?
– Игорь, это ты? – спросил неуверенный голос.
– Ну я, – ответил я, сразу не узнав, кто звонит. – А кто говорит?
– Слон! – раздался в трубке Сашин смех.
– Саша! Ты звонишь-то откуда?
– От верблюда! – закричал Саша. – Три часа уже ищу тебя, подлеца! Ты что, мобильный телефон пропил?
– У меня батарейка села. Ты где, еще в Москве? Приезжай скорее!
– Да нет, это ты приезжай!
– Куда? – с удивлением спросил я.
– Как это, куда? – снова рассмеялся Саша. – В Демино, конечно. Я в Демино сейчас. Дали дополнительный рейс в десять часов, и я из аэропорта сразу через Вязники и Надежду – в Демино. Мне Геловани еще вчера позвонил. Вай, говорит, обижаешь: давно не заходил, за одним столом не сидел. В Грузию, говорит, ездишь за три девять земель, а добрых друзей-грузин совсем позабыл. Как прилетишь, говорит, приезжай, отметим Новый год. Я ему отвечаю, мол, я только первого числа буду дома, а он – приезжай первого, все равно. А тут, понимаешь, открыли небо. Ну не мог же я старику Геловани отказать? Никак не мог! Слушай, ты же все равно к Таньке не пойдешь, – уверенно продолжал Саша, – я тебя знаю! Давай, собирайся, бери «Стрижамент» и дуй в Демино, пока еще автобусы ходят. Тут езды-то, час – и будешь на месте. Здесь компания отличная – девы юные, школьники всякие оболтусы, бизнесмены какие-то, один даже из столицы – важный такой, на олигарха похож! Давай, повеселимся!
– Да не купил я «Стрижамент», тебя-то нет, – сказал я.
– Как это, нет? Я есть! Ergo sum! – пошутил Саша. – В общем, черт с ней, с настойкой, приезжай!
Он положил трубку, не дожидаясь моего ответа. Да он был и не нужен: конечно же, я поспешил на встречу с другом. Вардо Тенгизович Геловани был известным в наших краях библиоманом – собирал редкие книги, журналы XIX века, почтовые открытки с фотографиями Раева, дореволюционные календари и прочее. В целом, его не очень интересовало содержание изданий, главное – материальная ценность предмета. Это был интересный начитанный человек, правда, далеко не бескорыстный, но мы на это не обращали внимания. Геловани был довольно тщеславен и любил, чтобы о нем хорошо отзывались в обществе. Мы с Сашей как нельзя лучше подходили для удовлетворения этой его прихоти. Работали в его библиотеке, пользовались книгами, и в статьях, где только могли, обязательно упоминали «удивительного собирателя редкостей, обладателя бесценной коллекции». Десятки публикаций от имени сотрудников института расширили известность Геловани, и Вардо Тенгизович, зная нашу щедрость на похвалы, с удовольствием иногда приглашал нас на обильные и вкусные грузинские трапезы. Нельзя сказать, что люди, которые собирались у него, были близки нам по духу и роду занятий, зато нам по духу приходились «спелые гроздья» и «форель золотая».
Я быстро ополоснулся в душе – благо в обед там не было никакой очереди, надел чистый белый свитер, накинул легкую куртку – на улице было тепло – и без шапки и перчаток выскочил на остановку, которая находилась прямо у общежития. Автобус, правда, пришлось ждать долго, я даже немного замерз, к вечеру похолодало, посыпал мелкий колкий снежок. Через полчаса приехал желтый скрипящий «Икарус» с «гармошкой», наверное, один из последних в автобусном парке. Я сел у печки и стал дышать на ладони, пытаясь отогреть пальцы – зря не взял перчатки, впрочем, скоро я пришел в себя. Когда мы выехали за город, уже темнело, водитель зажег в салоне свет. Я сидел в хвосте автобуса, а у передних дверей расположилась группка людей, которые, по все вероятности, уже не первый час отмечали праздник: лица их были красны не только от мороза, они смеялись, и один мужчина, играя на баяне, почему-то пел «Едут-едут по Берлину наши казаки!» Я в знак одобрения показал им поднятый вверх большой палец, и веселая женщина поднесла мне стопку с водкой. Я выпил, поздравил всех с наступающим праздником и, чувствуя тепло от горячего напитка, всю дорогу с удовольствием смотрел на синие поля за окном и думал о том, как здорово через каких-нибудь двадцать минут оказаться в теплой компании Саши и Вардо Тенгизовича, сесть за широкий стол в светлой гостиной, курить на балконе, болтать ни о чем, слушать по телевизору бой курантов, поднимать бокалы с шампанским.
Выйдя из автобуса, я зажег сигарету и немного еще постоял перед пятиэтажным домом, на третьем этаже которого приветливо светились окна. На балконе с трубкой в руках появилась крупная фигура Вардо Тенгизовича!
– Салами,