В руках у него была гармошка, а сверху на гармошке лежала перевернутая кепка. Другая такая же кепка была у него на голове, как у Ленина. Он шел, пиликал двумя нотами на гармошке, и все дружно кидали ему в кепку деньги.
Увидев же нас, появившихся на пороге вагона, они сразу стали хихикать, переглядываться и толкать друг друга в бок. То есть, для них, благодаря этому дебилу и дауну с кепками, возможно, самому настоящему, который вошел на станции и тут же приступил к своей мрачной работе, реальность выглядела так.
Сначала появляется дебил и даун с гармошкой, маленький, которому гармошка достает до ротовой щели, а на гармошке лежит перевернутая кепка, в то время как другая кепка, не перевернутая, так же плоско лежит у него на голове. На плоской, надо сказать, голове. Это был самый настоящий Франкенштейн, только маленький.
Они отдают ему всю свою мелочь, которую намеревались сегодня кому-либо отдать. При этом они едва сдерживают смех, здоровый смех нормальных, жизнерадостных существ над настоящим дебилом и дауном. Но тут, спустя какую-то минуту, перед ними появляется еще один дебил, ведущий под уздцы еще одного дауна, которые простирают к ним свою буденовку и требуют еще денег. Тут-то они и начинают хихикать и переглядываться, несправедливо полагая, что все дебилы и дауны ненастоящие, и в их честном поезде работает некая крупная шайка.
Тут поезд опять притормозил на какой-то станции, и нам с Серегой пришла в голову гениальная идея. Мы выбежали на платформу и быстро пронеслись мимо того вагона, в котором сейчас трудился дебил и даун с гармошкой, и, изобразив дебила и дауна с тиком, быстро обаскали следующий по его ходу вагон, где сидел еще девственный пипл, покорно кидая деньги нам в буденовку.
Затем мы притаились в тамбуре и стали наблюдать. Реакция была ожидаемой. Как только дебил и даун о двух кепках появился на пороге вагона, все встретили его даже не хихиканьем и переглядыванием, а просто громовым хохотом, потому что у них уже не было сил вытерпеть такое. Драматургически это вполне понятно: появление нас в обратном порядке, несомненно, должно было вызвать реакцию гораздо более бурную, чем в прямом.
На следующей станции недоумевающий дебил с гармошкой (который, как выяснилось, тоже не был настоящим дауном) покинул нашу электричку вообще. Мы увидели, как он и его сообщник стояли, о чем-то жарко споря, на платформе, и сообщник взял с гармошки кепку, высыпал из нее мелочь в карман и надел себе на голову, потому что это как раз и была его кепка.
В наш вагон, где сидел, скучая без нас, Еня Алини, мы ворвались, гремя мелочью в сомкнутых ладонях, а мелочи этой набралось почти на два литра крымского вайна.
Вся эта мелочь нам очень скоро пригодилась, потому что в Джанкое нас ссадили с поезда контролеры, и мы немедленно отправились искать по частному сектору города домашний вайн.
Вскоре нас свинтили джанкойские менты. Это было чрезвычайно удивительно, потому что обычно гурзуфские менты, свинтив окончательно, то есть по третьему разу, отправляли человека на персональной ментовской машине именно в Джанкой. А тут нас именно в Джанкое, не доходя до Гурзуфа, и свинтили.
Еня Алини показал ментам удостоверение офицера и стал надевать свою офицерскую форму. Тогда менты вызвали военный патруль и сдали Еню патрулю. Еню увезли. Так получилось, что не доехал Еня Алини в тот год до Гурзуфа.
По другой версии этого Яшиного рассказа дело было так. Версия действительна, когда данный Яшин рассказ рассказывает Серега.
Сидим мы в джанкойской ментарне на лавке втроем в ряд. Еня между нами сидит, одесную Серега сидит, а ошуйную я сижу.
Тут Еня встает, взмахивает десницей и шуйцей, нас с Серегой раздвигая, и быстро переодевается в свою военную форму. Входят менты. Видят, что раньше тут три чувака сидели, а теперь два чувака и какой-то лейтенант сидит.
Говорят:
– А где этот мудак?
Еня говорит:
– А это я.
И вот тогда они и вызывают военный патруль.
Так и не доехал Еня до Гурзуфа, а отправился в Харьков, прапорщика Шаталина из армии провожать.
Давно это было. Теперь Еня Алини до полковника дослужился. Думаю, он и генералом станет.
Дальше:
Как Стас Питерский входил в Гурзуф и снова из Гурзуфа выходил
Арабатская стрелка: новые проблемы
Как мы в первый раз стюпом ехали
В пиджаках и галстуках