IV
В день казни церковь заперта,Молебен отменен;Несчастный, бродит капеллан,Людей стыдится он,И главное, нет сил взглянутьНа божий небосклон.
Нас продержали под замкомДо сумерек; потом,Как спохватившись, принялисьГреметь в дверях ключомИ на прогулку повелиУнылым чередом.
Мы вышли старцами во двор —Как через сотню лет,Одеты страхом; на щекахРасцвел мышиный цвет,И боль была у нас в глазах,Какой не видел свет.
Да, боль, какой не видел свет,Плыла, как мгла, из глаз,Уставленных в клочок небес,Оставленный для нас,Все видевший воочию —И серый без прикрас.
Был час прогулки. Но никтоНе смел взглянуть на Твердь:Все видит совесть, а суды —Слепая пустоверть.Он жизнь убийством осквернил,А мы — притворством — смерть.
Две казни намертво связав,Он мертвых разбудил —И встали в саванах они,И те, кто их убил, —И кровь на кровь взглянула вновь,Ударив из могил!
Мы — обезьяны и шуты —Угрюмо шли двором,За кругом круг, за кругом кругМы молча шли кругом,За кругом круг, за кругом круг,В молчанье гробовом.
Мы шли и шли за кругом кругВ рыдающих рядах,Не в силах Ужаса унять,Стряхнуть не в силах Страх;Ревела Память в грозный рог,Рок волком выл в сердцах.
Мы шли, как стадо, — пастухиПасли овец своих —В парадной форме, в орденах,В нашивках послужных.Замызганные сапогиИзобличали их.
Заделан был вчерашний ров,Залатан впопыхах —Осталась грязь на мостовойИ грязь на сапогах,Да малость извести сыройТам, где зарыли прах.
Зарыт он в известь навсегда —До Страшного суда,Зарыт, раздетый доголаДля вящего стыда,И пламя извести сыройНе стихнет никогда!
Пылает пламя, пламя жжет —И кость и мясо жрет:Жрет мясо нежное с утра,А ночью — кость жует,Жрет мясо летом, кость — зимой,А сердце — круглый год!
Три долгих года не растиНад известью цветам,Три долгих года не закрыть,Не спрятать этот срам,Три долгих года будет лысНезалечимый шрам.
Решили: землю осквернилУбийца и злодей!Но божьей милостью ЗемляМудрее и добрей:Здесь алым розам — цвесть алей,А белым — цвесть белей.
Из уст его — куст алых роз!Из сердца — белых роз!Когда, к кому, в какую тьмуРешит сойти Христос,Дано ль узнать? — Смотри, опятьЦветами жезл пророс!..
Ни алых роз, ни белых розНе сыщешь днем с огнемВ тюрьме, где камень и асфальт —Посажены кругом,Чтоб человека известиНеверьем и стыдом.
Ни белых роз, ни алых розНе сыщешь ты окрест;Лишь грязь, да известь, да асфальт —Растенья здешних мест,И непонятно, за когоХристос взошел на крест…
Но пусть в геенну брошен онИ в пламени зарыт,И дух больной в ночи святойИз тьмы не воспарит,И может лишь в глухую тишьКричать, что в скверне спит, —
Он мир обрел — уже обрелИль скоро обретет:Туда, где спит, не ступит СтыдИ Страх не добредет —Бессолнечная тьма вокруг,Безлунный небосвод…
Как зверя, вешали его,Зверьем над ним дыша,Не в реквиеме прах почилИ вознеслась душа.Как будто тронули егоПроказа и парша.
Полуостывший страшный трупШвырнули в ров нагим,Глумясь над мертвенным лицом,Над взором неживым,Любуясь жадной суетойМух, вьющихся над ним.
На этой тризне капелланНе спел за упокой,Не помахал своим крестомНад известью сырой, —Но ради грешников взошелХристос на крест мирской!
И пусть мучения землиОн знает наизусть,И пусть он проклят, и забыт,И не оплакан — пусть!Есть грусть — но не земная грусть,А грусть Небес — не грусть.
V
Есть неизбывная винаИ муки без вины, —И есть Закон, и есть — Загон,Где мы заточены,Где каждый день длинней, чем годИз дней двойной длины.
Но с незапамятных временГласит любой закон(С тех пор, как первый человекБыл братом умерщвлен),Что будут зерна сожжены,А плевел пощажен.
Но с незапамятных времен —И это навсегда —Возводят тюрьмы на землеИз кирпичей стыда,И брата брат упрятать рад —С глаз Господа — туда.
На окна — ставит частый прут,На дверь — глухой запор,Тут брату брат готовит ад,Во тьме тюремных нор,Куда ни солнцу заглянуть,Ни богу бросить взор.
Здесь ядовитою травойПредательство растят,А чувства чистого росток —Задушат и растлят,Здесь Низость царствует, а Страх,Как страж, стоит у врат.
Здесь тащат хлеб у тех, кто слеп,Здесь мучают детей,Здесь кто сильней, тот и вольней,Забиты, кто слабей,Здесь Разум нем, здесь худо всем —В безумье бы скорей!
Любой из нас в тюрьме завяз,Как в яме выгребной,Здесь бродит Смерть, худа как жердь,И душит крик ночной,Здесь вечный смрад, здесь и разврат —Не тот, что за стеной.
Здесь пахнет плесенью водаИ слизью лезет в рот,Любой глоток, любой кусокИзвесткой отдает,Здесь, бесноватый, бродит сонИ кровь людей сосет.
Здесь Голод с Жаждой — две змеиВ змеилище одном,Здесь души режет ХлеборезЗаржавленным ножом,И ночью злобу и тоскуМы, как лампаду, жжем.
Здесь мысли — камня тяжелей,Который грузим днем;Лудим, паяем, жжем, поемУнылым чередом;Здесь и ночная тишинаГремит страшней, чем гром.
Здесь человеческая речь —Нечеловечья речь,Здесь глаз в глазке и хлыст в рукеСпешат стеречь и сечь;Забытые, убитые,Мы в гроб готовы лечь.
Здесь Жизнь задавлена в цепях,Кляп у нее во рту;Один кричит, другой молчит —И всем невмоготу,И не надеется никтоНа божью доброту.
Но божий глас дойдет до нас —Бог разобьет сердца:Сердца, что камня тяжелей,Сердца темней свинца, —И прокаженным мертвецамПредстанет Лик Творца.
Затем и созданы сердца,Что можно их разбить.Иначе б как развеять мракИ душу сохранить?Иначе кто б, сойдя во гроб,Мог вечности вкусить?
И вот он, с мертвенным лицомИ взором неживым,Все ждет Того, кто и егоПростит, склонясь над ним, —Того, кем Вор спасен, Того,Кем Человек любим.
Он три недели смерти ждал,—Так суд постановил, —И три недели плакал он,И три недели жил,И, скверну смыв и грех избыв.На эшафот вступил.
Он плакал, кровь смывая с рук, —И кровью плакал он —Ведь только кровь отмоет кровьИ стон искупит стон:Над Каина кровавой тьмойХристос — как снежный склон.
VI
Есть яма в Редингской тюрьме —И в ней схоронен стыд;Там пламя извести горит,Там человек лежит,В горючей извести зарыт,Замучен и забыт.
Пускай до Страшного судаЛежит в молчанье он.Пускай ни вздохом, ни слезойНе будет сон смущен:Ведь он любимую убил,И суд над ним свершен…
Любимых убивают все,Но не кричат о том, —Издевкой, лестью, злом, добром,Бесстыдством и стыдом,Трус — поцелуем похитрей,Смельчак — простым ножом.Перевод В. Топорова
КОММЕНТАРИИ