Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне было ясно, что гимназист врёт. Очень уж он неуверенно говорил и избегал смотреть на Сёмку.
— Костя, ты правду говоришь? — робко спросил Сёмка.
— Что же, по-твоему, я врать буду! — прикрикнул гимназист. — А ну, выметайся подобру-поздорову! Некогда с тобой канителиться…
Сёмка решительно шагнул вперёд.
— А ты побожись, Костя, что не врёшь…
— Не получишь свою дурацкую книжку! — заорал вдруг гимназист и начал наступать на нас. — Уходите сейчас же, а не то…
— Отдай деньги, Костя! Миленький, отдай! — взмолился Сёмка.
— Пошёл вон! Вот возьму и скажу твоему хозяину, куда ты бежать собрался! У-у! Сопляк! — и гимназист угрожающе взмахнул шестом над головой Сёмки. — Отдам через неделю! Нету у меня сейчас! Не уйдёшь — городового позову! Там тебе пропишут, как в Америку бегать…
При этих словах долговязого я схватил Сёмку за рукав и потащил к воротам. Попасть в полицию мне казалось так страшно, что в этот миг я даже забыл, что исчезла последняя надежда раздобыть деньги.
Мы выскочили на улицу и бросились бежать, всё время оглядываясь, не гонится ли за нами гимназист.
Только свернув на другую улицу и пробежав шагов пятьдесят по деревянным мосткам, заменявшим тротуар, мы, наконец, в изнеможении остановились.
Будто чья-то злая воля привела нас к дому, где был ломбард и жил Хранид. На деревянной скамеечке подле дверей сидел бородатый сторож и читал газету. В это время к нему подошла молоденькая барынька в ярко-зелёной шляпке с рыжим лисьим боа на шее. Я заметил, что на мордочке лисицы не хватало одного глаза, торчали только оборванные нитки.
Нарядная барынька негромко спросила сторожа:
— Кронид Иваныч дома?
— Дома, сударыня! — ответил сторож, отрываясь от газеты. — Только сегодня в заклад не принимают, как день воскресный.
— Что же я буду делать! — всплеснула руками барынька, и лицо её сморщилось, как будто она собиралась заплакать.
— Завтра приходите с утра, сударыня! — сторож опять занялся газетой.
— Не могу завтра, золотко! До зарезу деньги нужны…
— И всегда вам деньги нужны до зарезу! — буркнул сторож. — А что закладывать изволите?
— Вот это! — барынька сняла с себя боа. — Сколько даст? Пятёрку получу? Как вы думаете? — заискивающе улыбаясь, расспрашивала она.
Сторож повертел мех, подёргал ворс.
— Пятёрку даст, не больше: молью сильно тронуто.
— Золотко! — взмолилась барынька. — Упроси сейчас принять. До зарезу нужны деньги, хоть вешайся! — и она что-то сунула в руку сторожа.
— Обождите, сударыня, сейчас узнаю! — сторож исчез за дверью.
Барынька быстро заходила взад и вперёд, стуча каблучками по деревянным мосткам.
— Видно, очень ей деньги нужны! — шепнул Сёмка. — Вот как нам с тобой. Эх, если бы что заложить! — воскликнул он.
«Заложить»! — это слово будто стукнуло меня по голове. «Заложить!» Но что? У меня ничего нет. У Сёмки тоже.
Я вернулся домой в таком волнении, что не мог спокойно сидеть за столом во время обеда. Мне казалось, что бабушка поглядывает на меня подозрительно. Вдруг она обнаружила в моё отсутствие пропажу денег?
— Алексей! Ты чего всё время вертишься, как на иголках? — сердито сказала она. — Может, натворил чего? Сразу лучше скажи!
Что я мог сказать? Сознаться в своём преступлении? Нет, нет, этого я не мог себе даже представить. Да и откуда бабушка возьмёт три рубля, чтобы внести их Храниду? Я знал, что в доме не было и рубля и мы задолжали доктору, которого вызывали к матери. Как я бледнел в тот момент, когда доктор собрался уходить и нужно было заплатить ему за визит! Как я боялся, что бабушка полезет в комод за заветными тремя рублями, отложенными для Хранида! Но милый толстый доктор торопливо махнул рукой и буркнул:
— Деньги за визит не надо! — и быстро вышел из квартиры.
Я отчётливо понимал, что если бабушка не внесёт вовремя денег за перезаклад — отцовские часы пропадут. Пропадут часы, которыми отец так дорожил. Ведь, кроме того, что они были самой большой ценностью в нашем доме, они были и единственной памятью о моём деде, рядовом солдате, сложившем голову под Плевной в русско-турецкую войну.
Нет! Я не мог сознаться. Это было выше моих сил! Так мне казалось тогда.
После обеда Сёмка вызвал меня на двор и сказал, что он уезжает сию минуту со своим успевшим вытрезвиться хозяином и подмастерьем до вторника в усадьбу какой-то помещицы. Помещица женит сына, и нужно срочно починить столовую и гостиную мебель, предназначенную в подарок молодым.
У ворот уже стояла присланная за столяром одноконная телега, и мужичонка в лаптях торопил с отъездом. До усадьбы было вёрст тридцать, и нужно было поспеть до ночи на место.
Но как ни спешил Сёмка, он успел сунуть мне перочинный нож, своё единственное богатство, и сказал:
— Может, продашь! Положи деньги в копилку…
— Сёмка! Садись живо! — грозно крикнул столяр. — Уши, смотри, опять нарву!
Сёмка не успел мне больше ничего сказать и опрометью бросился к телеге.
Телега с Сёмкой укатила. Я остался один на один со своим страхом. Я думал только об одном: до вторника три рубля должны лежать в комоде. Если я их не достану, мать узнает, что я вор. Вор! Это слово жгло меня, как раскалённый уголь. Разве есть на свете что страшнее и позорнее, чем услышать из уст своей матери: «Ты вор! Вор!»
В отчаянии я побежал к дому гимназиста Кости и целый час простоял у ворот в надежде, что он меня заметит и выйдет переговорить. Я готов был умолять его самым жалким образом отдать хотя бы три рубля. Но Костя не показывался. Он или нарочно скрывался, или в самом деле его не было дома. Наконец, потеряв надежду, я пошёл искать его в городской сад. На Садовой я встретил ту самую барыньку, которая утром приносила в ломбард своё одноглазое боа. Она шла под руку с хорошо одетым молодым человеком и чему-то весело смеялась. Боа на ней не было. Я завидовал ей и в то же время ненавидел её. «Наверное, не так уж нужны были деньги, если ты прогуливаешься с таким фертом и всё время смеёшься!» — со злобой подумал я. И снова слово «заложить» как будто стукнуло меня по голове.
Это слово просто сверлило меня, оно не отвязывалось, как не отвязывается в жаркий день на реке приставший овод. «Не лучше ли убежать навсегда из дома? — размышлял я в порыве отчаяния. — Тогда я, по крайней мере, не увижу всего того, что произойдёт во вторник!»
Я обошёл весь городской сад, но Кости не было. По дороге домой я додумался до того, что решил сегодня же отправиться за Сёмкой в усадьбу и вместе с ним немедленно бежать сперва в Вологду, а потом в Америку… Хотя меня не очень привлекала профессия ковбоя, но на худой конец я готов был примириться и с ней. Вдруг разбогатею в Техасе? Куплю чудесные золотые часы, осыпанные бриллиантами, и пошлю отцу. Я придумал и письмо, которое отправлю вместе с часами: «От Вашего несчастного сына. Если можете — простите меня».
Вблизи дома я наткнулся на плачущую сестрёнку. Заливаясь слезами, она сказала:
— Алёша! Снежок опять убежал. Я искала, искала, никак не найти… Мальчишки говорят, за ним гналась собака…
— Иди домой! — грубо прикрикнул я на сестру. — Чего ревёшь на всю улицу! Найду твоего Снежка.
Обследовав ближайшие дворы, я вскоре нашёл Снежка. Он сидел на дереве и, выгнув спину, шипел на маленькую лохматую собачонку, с лаем носившуюся вокруг. На дворе никого не было, и я, забравшись на дерево, мигом поймал кота. Снежок продолжал было шипеть, но я погладил его, и он замурлыкал. Прикосновение его мягкой тёплой шёрстки к лицу было очень приятно. Я вспомнил одноглазое боа барыньки, ломбард, Хранида… И именно в это мгновение, я отчётливо помню, я принял чудовищное решение: попробовать заложить в ломбард кота. Сперва я сам рассмеялся над нелепостью, пришедшей мне в голову, но уже через секунду мой замысел не показался мне чересчур фантастичным, а через минуту я поверил, что моё решение вполне возможно осуществить…
Я поглядел кругом — никто не видел, как я поймал кота. Прижав его к себе покрепче, я перелез через забор на соседний пустырь и спрятался за наваленные кучей порожние ящики и бочки из мелочной лавки. Тут я обдумал весь план своего второго преступления.
Я засунул Снежка в один из ящиков, прикрыл ящик другим и набросал на него камней. Теперь Снежок никак не мог убежать.
Потом я вернулся домой и сказал, что Снежка не нашёл, — должно быть, его разорвала собака.
— Да что ты говоришь, Алёша! — в ужасе воскликнула мать. — Ты ещё поищи!
— Хорошо, поищу! — ответил я и, взяв потихоньку на кухне кусок хлеба, прокрался на пустырь. Просунув в ящик к Снежку хлеб и пошатавшись для вида по соседним дворам, я опять вернулся домой.
— Не нашёл! — мрачно, не глядя никому в глаза, сказал я и начал поспешно укладывать в школьную сумку тетради и учебники: назавтра, в понедельник, начинались занятия в училище. Пасхальные каникулы кончились.
- Там, вдали, за рекой - Юрий Коринец - Детская проза
- Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Николай Глебов - Детская проза
- Литература родного края - Ася Борисовна Горская - Детская образовательная литература / Детская проза / Прочее / Детские стихи
- Поход в Страну Каоба - Б. Травен - Детская проза
- Моя одиссея - Виктор Авдеев - Детская проза