Читать интересную книгу Загадка Уорикширской воронки - Фергюс Макинтайр

— Ватсон! — вскричал он так, что, наверное, все в театре его услышали. — Этот человек на экране! Это Джеймс Филлимор!

Из задних рядов кто-то громко попросил его замолчать.

На экране мерцало изображение, а меня словно пробрало морозом. Тридцатитрехлетний Джеймс Филлимор исчез тридцать один год назад, но этому прохожему было от силы лет тридцать!

— Не может быть, Холмс, — прошептал я, чтобы не беспокоить соседей. — Если Филлимор жив, то ему больше шестидесяти!

— Говорю же вам, Ватсон, это он и есть! — Холмс вытянулся в струнку и простер руку к экрану. — Джеймс Филлимор во плоти, и с тех пор, как исчез, он и на день не постарел!

Похоже, в этот момент все, кто был в зале, обернулись на нас, и каждый — на грубом американском наречии — приказал нам угомониться. Так что я уверен: никто, кроме нас с Холмсом, не видел того, что произошло на экране дальше.

Словно в ответ на выкрик Холмса человек на экране обернулся и посмотрел прямо на нас. Глаза его распахнулись, выражая восторг. Рот расплылся в широкой улыбке. Губы задвигались: он говорил что-то, что услышать мы не могли.

Холмс вскочил с кресла.

— Да сядьте вы там! — прокричал кто-то сзади.

Я упомянул, что человек на экране стоял на месте. Нет, больше уже не стоял. Глянув прямо на Шерлока Холмса, безмолвное привидение Джеймса Филлимора размашистым шагом удалялось в глубь экрана. Искоса бросив взгляд в сторону, прежде чем снова обратить взгляд к нам, он перешел Пятьдесят восьмую улицу, поднялся на ближний к нам бордюр, твердо поставил свои красиво обутые ноги на тротуар, поднял зонтик и ткнул им прямо в Холмса. Тут уж вскочил с кресла и я.

Прочие людские подобия на экране витаскопа не обращали никакого внимания на Джеймса Филлимора, а продолжали себе входить-выходить в обоих концах прямоугольного экрана. В центре же левая рука Джеймса Филлимора молча метила зонтиком в зал, прямо в голову Холмса. Одновременно, язвительно салютуя, Филлимор поднес правую ладонь к виску.

И в этот момент он испарился!

Нечего и говорить, что никакого люка под ним не было. Своими собственными глазами я видел, как мистер Джеймс Филлимор буквально растаял в воздухе. На экране витаскопа люди и экипажи продолжали свою кинетографическую кавалькаду по Западной Пятьдесят восьмой улице, нимало не ведая о том, что вот был человек — и нет его.

— Быстрее, Ватсон!

Холмс в одно мгновение выпрыгнул в проход и кинулся к ближайшему выходу. И снова, как бывало не раз в прошлом, я последовал за ним по пятам, преследуя намеченную им цель, нашу жертву.

— Джеймс Филлимор на Манхэттене, Ватсон, ведь этот кинетограф снят сегодня! — возглашал Холмс, когда мы неслись по вестибюлю «Эдисонии». — Я обещал главе Континентальной страховой компании, что сяду в завтрашний поезд на Сан-Франциско, я связан словом и обязан сдержать его. Следовательно, нам осталось чуть меньше шестнадцати часов, чтобы найти человека, который ускользал от меня в течение тридцати одного года. Ватсон, вперед! Игра в разгаре!

Мы выбежали из театра на Бродвей. Мой друг поспешил подозвать проезжающий двухколесный экипаж и велел кэбмену доставить нас на угол Бродвея и Пятьдесят восьмой, туда, где на этот раз исчез Филлимор. Возница, сидя позади пассажиров, взмахнул поводьями, и преследование началось.

— Тут точно какая-то ошибка, — сказал я моему компаньону, когда мы, устроившись на сиденьях, потрусили на север, лавируя в густом уличном движении. — Почему вы так уверены, что витаскоп, который мы видели, сфотографирован именно сегодня?

— Это же очевидно, Ватсон. Вы заметили там мальчишку-газетчика? Заголовок, накорябанный мелом на его стенде, — тот же, что на шапке сегодняшнего номера «Нью-Йорк геральд».

Я все никак не мог прийти в себя от зрелища исчезнувшего на глазах человека.

— Но вы убеждены, что это и впрямь Джеймс Филлимор? Мы на Манхэттене, Холмс: возможно, то был американец, который внешне его напоминает!

Холмс покачал головой. Достав из кармана свою записную книжку, он торопливо набрасывал в ней что-то и, отвечая мне, не прекратил своего занятия.

— Верьте мне, Ватсон: человек, которого мы видели на экране, — англичанин.

— Как вы можете быть уверены в этом, Холмс?

— Происхождение не спрячешь, Ватсон. Я способен отличить американца от англичанина по тому, как он завязывает шнурки на ботинках. Человек, которого мы видели, был британец… или же у него англичанин-слуга, который шнурует ему ботинки. А вы видели, как он отсалютовал, этот Филлимор, перед тем как исчезнуть? — И Холмс в точности повторил жест: вскинул правый локоть, подвел руку ко лбу, кончики пальцев плоско приникли к брови, в то время как большой палец оказался направлен вниз. — Так салютует солдат в британской армии… Вам ли не знать, вы же участвовали в нашей кампании в Афганистане. — И тут Холмс еще раз отдал честь. Рука его снова взлетела ко лбу, но пальцы на этот раз были параллельны земле, а большой палец смотрел назад. — А это американский военный салют, Ватсон, и наши моряки тоже так салютуют. Когда я изучал биографию Филлимора в тысяча восемьсот семьдесят пятом году, сведений о его военном прошлом я не нашел. И все-таки он же был мальчиком, а мальчики часто играют в солдат. Они усваивают такие вещи, наблюдая за настоящими военными и подражая им.

Да, в этом Холмс был, несомненно, прав: человек на экране в самом деле отдал честь на британский манер.

— Более того, — продолжал мой друг, по-прежнему лихорадочно что-то штрихуя. — Вы заметили, Ватсон, как, прежде чем перейти улицу, человек на экране коротко глянул в одну сторону?

— Конечно, — кивнул я. — Ступив с тротуара на проезжую часть, он оглянулся так, словно думал увидеть там встречное движение.

— Именно! Но глянул он, заметьте, направо. Как мы делаем в Англии. На американских улицах, и на европейских тоже, пешеход сначала глянет налево. Англичанин же приобретает этот навык, когда проведет некоторое время за пределами нашей империи. Однако же человек на экране, Ватсон, повернул голову не в ту сторону: ему привычны британские правила уличного движения, а значит, он в Соединенных Штатах совсем недавно.

Меня вдруг снова передернуло.

— И все-таки никуда не деться от того факта, что мы с вами видели, как человек исчез на наших глазах.

— Ничего подобного мы не видели, Ватсон. Разве вы не слышали о французском иллюзионисте Жорже Мельесе? Он творит свои волшебные трюки с помощью кинетоскопа. Наш друг Филлимор умеет делать так же.

— Я не понимаю…

— Не показалось ли вам, Ватсон, что глаза Филлимора смотрели с экрана прямо на нас, сидевших в партере? Вот и мне показалось… ненадолго. Потому что это вещь невозможная. Когда мы смотрим на движущиеся картины, мы видим только то, что видела камера. Филлимор нас не видел и честь нам не отдавал. Он смотрел прямо в объектив камеры и честь отдавал тому, кто стоял за ней, оператору… а нам, когда мы смотрим на экран, кажется, что он встречается взглядом именно с нами.

— Но, Холмс! Мы же видели, как он растворился в воздухе… буквально как призрак!

— Нет, Ватсон. Кинетографическая камера запечатлевает движение не только в пространстве, но и во времени. Кажется, я знаю, зачем Филлимор отдавал честь. Для того, чтобы привлечь внимание оператора к своей правой руке — и отвлечь от левой.

— В левой руке он держал зонтик, — припомнил я.

— Истинная правда. И что он с ним сделал? Перед тем как исчезнуть, Филлимор вроде как нацелил его острие прямо на нас. На самом же деле он просто указал зонтиком на камеру.

— И затем исчез, Холмс!

— Нет. Он просто вырезал фрагмент времени. То есть он ткнул кончиком зонта в механизм камеры и таким образом застопорил его, а потом вынул свой зонт и пошел прочь. Бедняге оператору потребовалось ровно четыре минуты, чтобы вновь запустить аппарат.

— Да откуда же вы знаете, что четыре…

— Когда наш призрак исчез, Ватсон, разве вы не заметили, как резко дернулось изображение на экране?

Я покачал головой.

— Я видел одного только Филлимора… а потом то место, где его уже не было.

— А! Но за секунду до того, как он исчез, часы на башне показывали десять семнадцать. А потом, ровно в тот момент, как он исчез, минутная стрелка перескочила на двадцать одну минуту. Мальчишка-газетчик принял вдруг совершенно другую позу. Все прохожие и экипажи исчезли вместе с Филлимором… вместо них появились другие. И знаете, Ватсон, Жоржу Мельесу научиться этому трюку помогла чистая случайность. Он снимал уличное движение в Париже, когда механизм камеры вдруг заело. Движение продолжалось, пока Мельес бился, чтобы запустить свою камеру. А потом, когда он проявил пленку, с удивлением увидел, что парижский омнибус ни с того ни с сего превратился в погребальную колесницу!