1908. Июнь
Мыза Ивановка
Арнольдсон
…И время трет его своим крылом.
Ш. Бодлер
Элен себе искала компаньона,Желая в заграничное турнэ;Жан, встретясь с ней, сказал: «Je vous connais:Вы — греза Гете и Тома — Миньона.
Хоть греза их, положим, без шиньона,Я, — все равно, — готов продлить свой сон…Итак, Элен, Вы для меня — Миньона,Чей образ воплотился в Арнольдсон».
Пусть, пусть года — нещаднее пирата,Все ж Арнольдсон — конечная Сперата,В ее душе святой огонь горит.
О время, вредия! Смилуйся и сдобрись, —О, подожди стирать слиянный образДвух гениев в лице одной Зигрид.
1910. Благовещение
В альбом Олимпии Боронат
Есть где-то край… Есть где-то край волшебный,Где небеса и море — бирюза,Где все поет кому-то гимн хвалебный,Где мысль — огонь, и чувство где — гроза.
И этот край, с его очарованьем,С его мечтой, струистой, как гранат,С его огнем, с его благоуханьемЗовет любить чарунья-Боронат.
1909. Январь
Повестушка дней Малюты
I
Там, вблизи от пышных гридниц,Где князья в кругу бесстыдниц — Полюбовниц правят пир,Где истомны горностаиИ блестят при люстрах стаи Безалаберных рапир,Там разбросились избушкиНа темнеющей опушке У заросшего пруда.А в избушке все холопы,Столяры да землекопы Все сподвижники труда.У владельца, как нарочно,Мысль разнузданно-порочна, И каприз его — закон.Все боятся, все трепещут,Видно, больно плети хлещут, Извиваясь, как дракон.Княжич Ор из зла изваян.У кого такой хозяин, Тот и жизнь готов проклясть.Раз случилось, что Глашурка,Миловидная девчурка, Пробудила в князе страсть.Что приказано — исполни,А не то, мгновенней молний, Вспыхнет гнев, — тогда конец.И Глафиру шлет к тирану,Затаив глубоко рану, Старший брат ее, кузнец.
II
Глазки Глаши — васильковы,Озарят они альковы, Точно звезды декабря,Пробуждают в князе зверя,В страсть свою всесильно веря, К пылу новому храбря.Не кляла Глафира доли,Полудикая дотоле, Забрала над Ором власть.Плеть его давно не хлещет,Перед Глашей Ор трепещет, Проклиная втайне страсть.Что поделать! мозг бессилен,Точно днем при солнце филин, — Село чувство на престол.Всем привольно, всем вольготно,Всем поется беззаботно, Весел в праздник людный стол.
III
Честь сестры оберегая,Думал Петр: «Пускай другая, Но не Глаша — без венца».Он один грустил в поместье,И создался способ мести Вдруг в мозгу у кузнеца.Что вы скажете! вот смех-то!Когда радостно у всех-то, Положительно у всех,Вздумал мстить крестьянин честный,Замуравлен в мысли тесной, Что любовь без брака — грех.
Эх ты, матушка Россия,Просвешенье, как Мессия — Не идет к тебе, хоть плачь.Ты сама себе заноза,Ты сама себе угроза, Ты сама себе палач!
1909. Июль
Мыза Ивановка. Пудость
Похороны
(баллада)
1
Страна облачается в траур —Великий поэт опочил…И замер от горя преемник,Чей гений певец отличил.
Театры беззвучны, как склепы;На зданиях — черный кумач;Притихли людей разговоры;Бесслезен их искренний плач.
Лишилась держава пророка,Устала святая звезда,Светившая темному мируПуть мысли, любви и труда.
Унылы холодные зори,И мглисты бесцветные дни,А ночи, как горе, глубоки,Как злоба, жестоки они.
Рыдают воспетые ветры,Поют панихиду моря,Листву осыпают деревьяВ июне, как в дни сентября.
2
Сияет торжественно лавра,Но сумрачны лики икон;Выходит старейший епископИз врат алтаря на амвон.
Выходит за ним духовенство, —Оно в золоченой парче.Кадило пылает в лампаде,Лампада мерцает в свече.
Толпой окруженный народа,Подходит к собору кортэж;Но где же стенанья и слезы,И скорбные возгласы где ж?
В толпе и природе затишье —Ни жалоб, ни воплей, ни слез:Когда умирают поэты,Земное под чарами грез.
Несут светлоокие людиТаинственный гроб к алтарю,И славят церковные хорыЗагробного мира зарю.
Над гробом склонился преемник —Безмолвен, как строгий гранит —С негреющим солнцем во взореИ лунною сенью ланит.
Он смотрит на первую маску:Смерть шутит жестоко и зло…Он видит — как лилии руки,Он видит — как мрамор чело.
3
Что смолкли церковные хоры?Что, в диве, склонилась толпа? —С небес светозарною дымкойСквозь купол струится тропа.
По этой тропе лучезарнойСнисходит поющий эдем;То звуки нездешних мелодий!То строфы нездешних поэм!
Очнулся скорбящий наследник,Он вещую руку простер;И солнце зажглося во взоре,И вспыхнула речь, как костер.
— Живи! — он воскликнул; и тотчасПоднялся из гроба поэт;Он был — весь восторг вдохновенья,Он был — весь величье и свет!
Он принял от ангела лируИ молвил, отбросив аккорд,Земною кончиною счастлив,Загробным рождением горд:
— О, люди друг другу не верят…Но лгать им не станет мертвец:Я песней тебя короную,И ты — мой наследник, певец!..
4
Когда же расплылось виденье, —Как жизнь, неразгаданный гробХранил в себе прах, еще юный,И ждал его червь-землекоп.
От чар пробужденная лавраНе знала, — то чудо иль сон?…То знал коронованный песней,Но тайну не вытаит он.
Бряцала ли лира в соборе,Спускался ль заоблачный мир,И кто был преемник поэта —Пророк или просто факир?…
1908. 17-го окт.
Призрак великой царицы
(баллада)
Глава Екатерины Великой —
Великая глава русской истории.
Автор
Я шел крещенским лесом,Сквозистым и немым,Мучительной и смутнойТревогою томим,Ночь зимняя дышалаМорозно на меня,Луна лучи бросалаХолодного огня.
Таинственностью лесаИ ночи тьмой смущен,Я шел, и мне казалось,Что кем-то окружен —Холодным, как дорога,Нездешним, словно Бог,Неясным, как тревога,Но кем, — я знать не мог.
Деревья заределиИ вышел в поле я;А там, вдали, мерцалиУж огоньки жилья.Загадочной тревогойВсе более томим,На лес я обернулся,Завороженный им:
На ели-исполиныЛуна, бросая свет,Второй ЕкатериныЧертила силуэт.Казалось мне: три елиКак в сказочном кругу,Царицу воплощалиВ сверкающем снегу.
Казалось, три вершиныВ слиянии своем —Глава ЕкатериныПод белым париком.Ветвей же пирамидаПодсказывала мне,Что в мантии царицаПредстала при луне.
Красивой головоюОна качала вновь:Знать, ветром колебалисьВершины их стволов.Прорезали мгновенноМне мысли мозг, как бич,И мог я вдохновенноВиденья смысл постичь:
Царицы привиденьеНад лесом, в тихом сне,Всей жизни измененьеВещало молча мне.Я вспомнил, что в сияньиПорфиры золотойОна не мало благаВершила над страной;
И вспомнил я преданье,Что этим же путемИз города, при море,Рожденного Петром,Она езжала частоДо шведского дворца,Доставшегося смертьюПоследнего борца:
Что ею на дорогеПоставлены вездеВнушительные богиВ чугунной красоте;Что эти истуканы,Признательные ейЗа их созданье, призракЯвляют для очей.
И мысли, как зарницы,Сверкали в головеПред призраком царицыВ морозной синеве.И как все изменилосьПод царственным венцом,Так мне теперь казалось —И в бытии моем
Произойдет по волеВеликой из цариц…И я на снежном полеУпал пред нею ниц.
1907