Читать интересную книгу Руки мыл? Родительский опыт великих психологов - Дэвид Коэн

Яков предостерегал сына против фанатичных священников, пустых астрологов и колдунов. Также он наставлял Генриха, чтобы тот «не придавал значения снам, ибо все пророчества, видения и вещие сны уже свершились и прекратились во Христе». И никакого тебе подсознания, привет Фрейду.

Король должен править беспристрастно, поэтому Яков советовал Генриху не отдавать предпочтения богатым, но и не жалеть бедных. В Англии он всегда будет иметь дело с бесчестным народом и его одержимостью новшествами – особенно табаком, которого Яков не терпел.

Яков глубоко уважал свою покойную мать и напоминал сыну: «Ты знаешь Божескую заповедь: почитай отца твоего и мать твою». Король не может допустить, чтобы его родителям «нанесли оскорбление; наипаче и сам не должен их поносить. Ибо как они могут любить тебя, ненавидящего тех, от кого ты рожден?» За слугами надлежит следить неукоснительно. Если король не уверен, что те покорны ему, что же говорить о всей стране?

Строгое религиозное образование Якова сделало его суровым моралистом. До женитьбы сын «должен сохранять свое тело в чистоте и непорочности, пока не придет время отдать его супруге, которой одной оно принадлежит. Ибо имеешь ли ты право жаждать совокупления браком с невинной девственницей, если твое тело осквернено? Почему одна половина должна быть целомудренной, а другая запятнанной?» Генриху предписывалось избегать «компании праздных женщин, которые есть не что иное, как irritamenta libidinis[5]». Праздные женщины могут вызвать зуд в праздных чреслах! Многострадальная семья Якова была свидетельством того, какие губительные последствия влечет за собой любострастие; супружеские измены его деда «привели к катастрофическим последствиям». Яков почему-то не упомянул двоюродного прадеда, ужасного Генриха VIII.

Затем Яков обращается к королевскому «имиджу». Король всегда находится в центре внимания, а значит, его манеры за столом должны быть безупречны. Обжорство производит дурное впечатление, поэтому его величеству не пристало уписывать за обе щеки какое-нибудь диковинное блюдо вроде фаршированного гранатами кабана. Кроме того, не следует носить «женоподобную одежду» и отращивать «длинные волосы или ногти – это всего лишь отбросы природы». Король может играть в карты, но не в шахматы, «потому что это слишком большая премудрость и философская блажь». Играть должно «всегда честно, дабы не приучаться к плутовству и обману».

И наконец, Яков наказывает Генриху не забывать о долге перед Богом и заботиться о том, чтобы деяния отражали «справедливость твоего сердца» и показывали «твой благочестивый нрав; и, в уважение к величию своего тяжкого бремени, слушать собеседника терпеливо, не уходя в свои мысли, выносить зрелые суждения и проявлять постоянство в решениях». Яков советует сыну «всегда переваривать свои страсти, прежде чем оглашать вердикт». Каждого человека надлежит судить только за его личные прегрешения, не годится наказывать или винить отца за сына или брата за брата. Для мести нет никаких оправданий.

Это мудрое и красивое письмо написано с любовью. Однако Якову, пережившему несчастливое детство, было суждено стать столь же несчастным родителем. Генрих умер от загадочной лихорадки в 18 лет; отец был безутешен. Трон унаследовал второй сын Якова Карл, менее умный и менее любимый. Шаткое положение – Яков не написал для него наставления – сделало его упрямым, и это упрямство стало одной из причин начала Английской революции. За неуступчивость Карл поплатился головой.

Отцы, о которых я рассказываю, не изучали своих детей с научной точки зрения. Мыслителям XVI и XVII вв., которые могли бы сделать это, мешало одно препятствие: большинство из них были бездетны. Не стали отцами Эразм Роттердамский, Декарт, Спиноза, Лейбниц, Гоббс, Джон Локк, а столетием спустя – Дэвид Юм и Иммануил Кант. Единственный видный философ того времени, имевший детей, – епископ Беркли – по всей вероятности, был весьма невротичным родителем. Когда его сын поехал учиться в Оксфорд, епископ тоже снял в этом городе квартиру, желая проследить, чтобы отпрыск не попал в переделку, как происходит с большинством студентов.

В противоположность философам великие писатели XVI и XVII вв. были весьма плодовитыми отцами. У Шекспира был сын Хемнет, умерший в 1596 г. в десятилетнем возрасте, а также две дочери. У выдающегося английского поэта конца XVI – начала XVII века Джона Донна было 12 детей; у французского драматурга Жана Расина – семь; у Джона Мильтона, автора «Потерянного рая», – пять. Разница между двумя этими группами знаменитых людей любопытна и, насколько я могу судить, необъяснима.

Утраты тоже не обошли писателей стороной. Современник Шекспира драматург Бен Джонсон потерял ребенка и оплакал его в прекрасном стихотворении.

Моему первому сыну

Прощай, мой Бенджамин. Вина мояВ том, что в твою удачу верил я.Ты на семь лет был ссужен небом мне,Но нынче оплатил я долг вполне.Нет, не рыдаю я. Рыдать грешноО том, что зависть вызывать должно.Нам всем придется скоро в мир тенейУйти от плоти яростной своей.И если горе не подточит силы,То старость доведет нас до могилы.Спи, сын мой! Схоронил здесь, без сомненья,Бен Джонсон лучшее свое твореньеИ клятву дал: столь сильно, как его,Не полюбить вовеки никого[6].

Не все проницательные наблюдатели были философами или учителями. Дженкин Льюис семь лет прислуживал Уильяму, герцогу Глостерскому, родившемуся 24 июля 1689 г. в Хэмптон-корте.

Сын принцессы Анны, дочери Якова II, Уильям родился «очень хилым», и многие считали, что он долго не протянет. Двенадцать беременностей его матери закончились выкидышами, а четыре произведенных ею на свет ребенка умерли вскоре после рождения. В первые дни жизни Уильяму пришлось нелегко из-за непомерно большого соска его кормилицы, но вскоре ему нашли другую няньку, и в следующие полтора месяца ребенок окреп и стал хорошо развиваться. «Теперь все лелеяли надежду, что герцог выживет, – писал Льюис, – и вдруг – подумать только! – у него случились судороги». Отчаявшаяся мать принца вызвала из Лондона врачей, и они посоветовали проверенное временем средство: снова сменить кормилицу. Молодые матери, желающие поделиться своим молоком с королевским отпрыском, стали стекаться в Хэмптон-корт. В поисках подходящей женщины младенца перекладывали от одной груди к другой.

Выбор сделали совершенно случайно. Отец ребенка, принц Георг Датский, проходил через комнату, где выстроились вероятные кормилицы, и обратил внимание на грудь миссис Пэк, жены добропорядочного квакера из Кингстона. Ее заметно торчащие соски внушали доверие. Миссис Пэк уложили в кровать со слабым младенцем, «который сосал хорошо и в ту ночь поправился». К сожалению, по словам Льюиса, миссис Пэк «больше годилась для свинарника, чем для постели принца» и попыталась извлечь выгоду из своей неожиданной славы.

Уильям успешно набирал вес, но какой-то недуг вызвал «выделения», как писал Льюис. Некоторые историки медицины предполагают, что жидкость сочилась из до странности большой головы Уильяма. Джек Дьюхерст утверждает, что принц страдал слабой формой гидроцефалии, но такому состоянию обычно сопутствует низкий уровень интеллекта. Уильям, однако, отсталым определенно не был, он рос вполне нормальным ребенком, только не очень крепко держался на ногах – без посторонней помощи не мог подниматься и спускаться по лестнице. Льюис не мог понять, была ли немощь вызвана настоящим недугом или «чрезмерной заботой хлопотавших вокруг него дамочек» (вот кто мог бы стать психоаналитиком!). Однажды по этой причине разразилась гроза: отец Уильяма счел, что сын притворяется, и впервые в жизни отстегал его розгами. «Его высекли, и с тех пор он вел себя как шелковый», – заметил Льюис.

Юный принц стойко переносил череду болезней. К примеру, весной 1696 г. его глаза распухли и налились кровью. Мать послала за доктором Джоном Рэдклиффом, и тот прописал отвратительное лекарство, которое Уильям сразу же выплевывал. Тогда Рэдклифф наклеил на спину мальчика пластыри, из-за которых Уильям кричал от боли.

Уильяму удалось подружиться с Джорджем Лоуренсом, предприимчивым пареньком, который собрал отряд солдат из двадцати мальчишек; многие из них были сыновьями королевских слуг. Уильям присоединился к потехе и собрал собственный отряд. Анна и ее муж были очень рады, что сын увлечен игрой, но продолжалось это, увы, совсем недолго.

В июне 1700 г. Уильяма внезапно подкосила болезнь, и он слег с лихорадкой. Через четыре дня принц умер. Льюис описывает отчаяние матери. Уильяму было всего 11 лет.

Многие герои моей книги пережили горе. Дарвин потерял троих детей. Из близких Фрейду людей безвременно скончалась не только Софи: четверо из его родственников совершили самоубийство. Мелани Кляйн лишилась одного из сыновей, и ее дочь утверждала, что брат наложил на себя руки. Один из сыновей Уотсона убил себя вскоре после смерти отца, а его дочь несколько раз пыталась покончить с собой. Дочь Р. Д. Лэйнга скончалась в двадцать с небольшим, а один его сын ушел из жизни при загадочных обстоятельствах. Как сказал Боулби, «дети так беспомощны, так уязвимы». Вопрос вот в чем: может быть, дети знаменитых психологов и психиатров уязвимы особенно? И можем ли мы научиться чему-нибудь на их горьком опыте?