Читать интересную книгу Руки мыл? Родительский опыт великих психологов - Дэвид Коэн

Полагаю, чтобы понять, как великие психологи воспитывали своих детей, надо попытаться вникнуть в обстоятельства их собственного детства. Многие психологи считают необходимым поведать о своем прошлом и пополняют такими рассказами, например, серию «История психологии в автобиографиях». Одни из них мало говорят о своих ранних годах, но другие осознают, что воспитание повлияло как на их выбор профессии, так и на взаимоотношения со своими отпрысками.

Поэтому в каждой главе мы будем обсуждать детство того или иного психолога или психиатра, его идеи относительно детского развития и воспитания, а также поведение как родителя. Поскольку я не собираюсь писать трехтомный викторианский роман, ограничусь лишь несколькими персонажами. Я включил в книгу очерки о Дарвине, Уотсоне, Фрейде, Юнге, Пиаже, Боулби, Мелани Кляйн, Р. Д. Лэйнге, Скиннере, Карле Роджерсе и Бенджамине Споке – авторе самой влиятельной работы о воспитании в 1950–1960-х гг.

Среди тех, кого пришлось оставить без внимания, – Нико Тинберген, получивший в 1973 г. Нобелевскую премию по физиологии и медицине вместе с двумя другими учеными. Приведу выдержки из интервью, которое он мне дал. В то время было модно распространять идеи этологии[1] на психологию человека, как сделал Десмонд Моррис в своей широко известной книге «Голая обезьяна».

Тинберген говорил: «Конечно, иногда я смотрю на своих детей глазами этолога. Когда мы вызываем семейного доктора к дочери, она начинает непроизвольно зевать, и врач заявляет: "Наверно, она очень устала". И мне приходится объяснять, что девочка смертельно напугана – это пример очень распространенных "замещающих действий", возникающих во время легкого волнения, таких как почесывание или кусание ногтей».

Тинберген привел и другой пример: «Наш сын начал грызть ногти, не достигнув и годовалого возраста. Я помнил, что самки птиц сразу после кладки яиц часто едят все твердое и белое, и знал, что организм моей жены не производит нужного количества кальция – этот дефект сын мог от нее унаследовать. Тогда, получив недоуменное согласие нашего врача, очень интересующегося научными исследованиями, мы стали понемногу добавлять кальций в пищу сына. Предположение подтвердилось: сын перестал грызть ногти сразу же и навсегда».

Однако старания Тинбергена применить идеи этологии к детям-аутистам оказались тщетными. По его словам, «если дети-аутисты не говорят, то, чтобы их понять, надо смотреть на выражение лиц и движения. Те же мимика и движения наблюдаются и у животных. Многие из таких детей живут в постоянном конфликте между чрезмерной тревогой и неудовлетворенным желанием общаться». Большинство нынешних специалистов по изучению аутизма не считают такой подход действенным.

У выбранных мною психологов вместе взятых 51 ребенок, так что герои этой книги неукоснительно соблюдали заповедь Ветхого Завета – «плодитесь и размножайтесь». В начале каждой главы я излагаю, кто родил кого и когда.

За последние несколько лет интерес к теориям воспитания детей невероятно возрос. Сотни книг с практическими рекомендациями, а также телепрограммы вроде «Няня на три дня» (The Three Day Nanny) предлагают море советов, как сделать ребенка счастливым. Один из каналов показывал многосерийную программу о том, как психологи могут помочь детям быстро засыпать. Подобных передач великое множество. В заключительной главе, где я делаю выводы, я также размышляю о том, что нынешние родители могут вынести из знаний и опыта великих психологов и психиатров.

Среди этих ученых были неплохие писатели. Возможно, самое увлекательное описание детства оставил Беррес Скиннер в книге «Подробности моей жизни» (Particulars of My Life). Скиннер отмечает, что родился в благополучной семье и «первая личная вещь, которую я помню, – плюшевый мишка». Детей отправляли спать в восемь часов, при этом они целовали обоих родителей, но однажды вечером юный Скиннер поцеловал только маму. Та велела сыну поцеловать папу, но отец сказал: «Ничего-ничего». Скиннер объясняет: «Он понял, что сын достиг такого возраста, когда мальчики уже не целуют отцов».

Отец Скиннера был весьма успешным юристом, но мать являлась «во многих отношениях главой семьи». Она всегда была готова указать мужу на его ошибки. «Сомневаюсь, что он утаил от нее хоть один свой промах», – замечал их сын. Иногда она утешала мужа, но не всеми возможными способами. «Она, по всей вероятности, была фригидна», – заключал Скиннер, основываясь на разговорах с И.Р.В. Сирлом, довольно не сдержанным на язык юристом, который хорошо знал его родителей и разболтал ему их секреты. Мать, «очевидно, не удовлетворяла отца сексуально», писал ее сын. Беррес и его брат спали в соседней комнате, и дверь в родительскую спальню обычно была открыта. Как-то вечером до ушей Скиннера донеслись «шепот и негромкая возня», а затем слова матери: «Может, не будем?» Он не слышал, что ответил отец. Однажды Сирл сказал, что отцу Скиннера «не помешало бы время от времени посещать проституток». Но Скиннер был уверен, что папа никогда этого не делал.

О своем неудовлетворенном отце Скиннер говорил: «Жизнь, должно быть, изнурила его. Он изо всех сил стремился утолить желание что-то значить, которое внушила ему мать, но и 40 лет спустя он бросался на кровать с плачем и криком: "Я никчемный человек! Я ни на что не гожусь!"» Когда у самого Скиннера появились дети, он вовсю пытался прививать им самоуважение. Его дочь Дебора, сидя в своем саду в Хампстеде, сказала мне, что вспоминает отца с нежностью.

Безусловно, родители не должны злоупотреблять своей властью над ребенком. Хотя эта мысль и кажется банальностью, она имеет научное подтверждение. В своем исследовании Янг, Ленни и Миннис обнаружили: дети в возрасте от 11 до 15 лет, заявлявшие, что родители проявляли «равнодушие к их чувствам и властность», четыре года спустя были более других подвержены психическим расстройствам. Вот к чему приводит чрезмерный контроль. Если родитель – психолог, этот механизм еще сложнее: ведь психолог, кроме прочего, имеет специальные знания, и его дети в конце концов осознают это.

Я очень хорошо знаком с проблемой власти над детьми.

Весьма личное отступление

Я подхожу к этому вопросу в критический момент моей жизни. Я психолог и отец двоих детей, один из которых недавно умер. Моему сыну Рубену было 38 лет. «Несчастный случай», – заключил коронер. Гибель горячо любимого сына заставила меня сомневаться во всем, а еще привела к необходимости работать и учиться. Кто-то назовет это отрицанием. Я не соглашусь. Я задумал эту книгу до того, как умер Рубен, мы с ним обсуждали ее, потому что он был хорошим писателем и редактором, но теперь книга особенно важна для меня.

Вскоре после смерти Рубена я случайно встретил Майкла, сына Ганса Айзенка, психолога, который посвятил много работ интеллекту и личности и снискал неоднозначную славу. Майкл проявил сердечное участие. Он сказал мне: если бы один из его сыновей умер, это «вывернуло бы меня наизнанку». Фраза, которую я запомнил.

Данная книга неизбежно затрагивает этические вопросы. Допустимо ли изучать собственных детей, по малолетству не имеющих выбора? Насколько объективным может быть психолог в этом случае? Не будет ли такой ребенок, когда вырастет, чувствовать, что его использовали? Рубен иногда сетовал, что я не имел права включать наблюдения за его младенчеством и детством в свою книгу «Развитие игры» (The Development of Play). Он был недоволен, хотя это не испортило наших отношений.

Идею написать эту книгу я вынашивал 20 лет. Впервые она посетила меня в 1996 г. в Лиссабоне, когда я встретил троих детей Жана Пиаже на конференции, посвященной столетию со дня его рождения. Пиаже был самым авторитетным детским психологом XX в., и его теории в большой степени основывались на наблюдениях за собственными детьми, которые он вел вместе с женой Валентиной Шатене. Кроме того, я брал интервью у двоих детей Уотсона, у Мелитты Шмидеберг – дочери Мелани Кляйн, Деборы Скиннер-Бузан и Эдриана Лэйнга. С Дэном Споком я разговаривал по телефону, так же как и с сэром Ричардом Боулби, который, правда, отказался обсуждать своего отца. Последняя секретарша Анны Фрейд Джина Ле Бон в интервью рассказала о глубокой любви Анны к своему отцу. «Врач, исцели себя» – хороший девиз. Так же как «Психолог, познай себя». Гёте произнес знаменитые слова: «Если бы я познал себя, я бы в страхе убежал». Очень странно, что он был любимым писателем Фрейда, поскольку единственная цель психоанализа – позволить нам разобраться в самих себе.

Ветхозаветный Авраам и его нож

Мы очень мало знаем о том, как античные и средневековые мыслители смотрели на важнейшую задачу человека – воспитание детей, но некоторые известные сюжеты из Ветхого Завета затрагивают отношения отцов и детей. Повинуясь Божьей воле, Авраам готов был принести в жертву своего сына Исаака. Когда пророк уложил Исаака на горе и наточил нож для детоубийства, Бог смилостивился и – вуаля: позволил заколоть агнца вместо отрока. Комментаторы обычно упускают из виду тот факт, что жертвенную овцу обычно посыпали приправами со сладким запахом, «приятным Богу», так что можно предположить, что Авраам не отказался бы посолить и поперчить сына до или после убийства. Исаак, похоже, не держал зла на родителя. «Конечно, папа, я понимаю – Бог прежде всего», – наверно, думал он, спускаясь вместе с отцом с горы к родным шатрам.