Третий день болезни стал самым важным: ждали перемен. А мальчик все метался и метался. Он не спал, но и не приходил в сознание: глаза его сияли, словно два синих кристалла. Мать сидела рядом и чувствовала, что сердце ее и в самом деле превращается в камень.
Вечером не пришел дядя Оскар, зато прислал записку Бассет: он просил разрешения зайти только на минуту, только на одну минуту. Такое непрошенное вмешательство вызвало поначалу у матери Поля гнев, но, поразмыслив, она согласилась. Мальчику не становилось лучше. Может, Бассету удастся вывести его из забытья.
Садовник, приземистый парень с темными усиками и колючими темными глазками, на цыпочках вошел в комнату; дотронувшись до воображаемой кепки, поклонился матери Поля и боязливо двинулся к кровати, не сводя блестящих маленьких глаз с умирающего ребенка.
-- Мастер Поль!-- зашептал он.-- Мастер Поль! Малабар пришел первым, наша взяла, чистая победа. Я сделал, как вы мне сказали. Вы выиграли больше семидесяти тысяч фунтов, так оно и есть, теперь у вас больше восьмидесяти тысяч. Малабар пришел первым, мастер Поль.
-- Малабар! Малабар! Мама, я же говорил Малабар, правда? Я же говорил? Как ты думаешь, мама, я везучий? Я ведь знал про Малабара, правда? Больше восьмидесяти тысяч фунтов! Я ведь знал, верно, я ведь знал? Малабар пришел первым, наша взяла. Если мне удастся обрести уверенность, я говорю тебе, Бассет, тогда ты можешь ставить сколько угодно. Бассет, ты поставил на все свои деньги?
-- Я поставил тысячу, мастер Поль.
-- Я раньше не говорил тебе, мама: если я скачу на коне и добираюсь туда, я совершенно уверен . . . совершенно! Мама, я тебе уже говорил? Я везучий!
-- Нет, не говорил,-- отозвалась мать.
Ночью мальчик умер.
Он уже был мертв, а в ушах матери звучал голос брата:
-- Бог мой, Эстер, на твое счастье и несчастье нашего бедного мальчугана, у тебя теперь целых восемьдесят тысяч. Бедный наш мальчик, бедный наш мальчик, может, это и к лучшему, что он ушел из жизни, которая заставляет ребенка скакать на деревянной лошадке, чтобы угадать победителя.