— Танбик предупредил — не больше трех капель, — уходя, напомнил дежурный. — После всего дать ей молока и тепло укрыть.
— Знаю, — кивнул Бенвор. — Скажи Малеане, пусть подождет с обедом.
— Может, я сначала все-таки поем? — торопливо вставила Джелайна.
— Вам это не поможет, — разочаровал ее Олквин. Он попытался напоить пленницу, но та принялась мотать головой, плотно сжав губы.
— Держи ей голову, — велел капитан писарю, разжал женщине зубы и капнул — раз, другой, третий… Пленница протестующе замычала.
— Да, наверное, невкусно, — ехидно согласился писарь, отступая назад. — А теперь подождем.
— Через минуту, — объявил Бенвор, усаживаясь рядом, — вы все расскажете. Вы не сможете ничего утаить, поведаете даже то, о чем вас не спросят. Поверьте, за предстоящие пять-шесть часов вы тысячу раз пожалеете о том, что не стали говорить сами. А потом, когда наступит похмелье, вы пожалеете еще сильнее.
— Надо было предупредить до того, как поить, — нервно проворчала пленница. Олквин удивился.
— Хотите сказать, что если бы я объяснил вам это раньше…
— Конечно! Да я же все равно говорила правду!
— А-а, милорд, — махнул рукой писарь. — Не надо. Подождем.
Вскоре Джелайна заерзала и стала глубоко дышать, словно пытаясь унять тошноту.
— А теперь, — произнес Бенвор, — рассказывайте. Кто вы? Откуда? Где и чему обучались, и кто именно вас тренировал? Кому служите? Каким образом попали сюда? Что вам поручено разузнать и сделать в наших краях? И подробно, как можно подробнее. Вплоть до разговоров, суждений и ваших собственных вопросов и догадок.
Женщина забилась в веревках, с ужасом уставившись на капитана и кусая губы. Олквин покачал головой.
— Не сопротивляйтесь, это бесполезно. Давайте. С самого начала, сколько помните. Мы не торопимся, — и усмехнулся, положив ногу на ногу. — Этот вечер, леди, я целиком посвящаю вам.
Тело Джелайны обмякло. Капитан удовлетворенно кивнул и развязал ее. Обессиленная пленница даже не пыталась шевелиться, только с отчаянием уставилась в потолок. Слова рвались наружу помимо ее воли. Вскоре она устала противиться этому и начала долгий ошеломляющий рассказ.
Глава 2
Позвольте представиться — Джелайна Мэри Анерстрим. Номинальный возраст — тридцать один год. Общий отсчет, вместе с суммарным фактическим — сорок семь лет. Не удивляйтесь, это не шутка. Я работаю в TSR, а для нас такое — обычное дело. Вот, например, Чарльз, наш ветеран, по факту отмотал в сумме уже шестьсот пятьдесят восемь лет, а в номинале ему всего тридцать четыре. Мы — те, кого именуют «time-spatial raiders», или, на жаргоне Патруля, «червяки». Предупреждаю сразу — мы очень не любим, когда патрульные так нас называют.
Кстати, Патруль Времени — вовсе не фантастика, что бы там ни утверждали писаки и киношники. Он реально существует, и тот факт, что простым обывателям до сих пор ничего о нем не известно, говорит только в его пользу. Технология, которую в книгах принято называть «машиной времени», открыта довольно давно и, на счастье потомков и ныне живущих, она никогда не попадет в нехорошие руки. В этом и состоит работа Патруля, помимо обстоятельного изучения прошлого, — следить за тем, чтобы технология оставалась тайной за семью печатями. А еще они следят за нами, рейдерами, и за всей конторой TSR.
Патруль — это, конечно, круто. В него приходят раз и на всю жизнь. У каждого из этих парней в мозгу сидит по восемь микрочипов, следящих за тем, чтобы патрульный при любых обстоятельствах не изменил своему долгу. Огромнейшая ответственность, привычка десятки раз просчитывать наперед каждый, даже малейший, шаг, отсутствие права на ошибку… Сложная работа, которую они сами гордо считают миссией своей жизни. Подозреваю, что восемь девайсов играют в этом убеждении далеко не последнюю роль.
Но мы, рейдеры, еще круче. Исследование реакции мира периода двадцатого века на убийство известного завоевателя в веке, скажем, четырнадцатом — это глобальные проекты, которыми занимаются самые опытные специалисты нашей конторы. Большинство рейдеров проводят программы гораздо проще и конкретнее — например, повлиять на ход президентского голосования в девятнадцатом веке и проследить расхождения по каждому десятилетию вплоть до наших дней. Или вот: первая, так сказать, учебная миссия новичка Келли Шоу — толкнуть руку Освальда, убившего Кеннеди, и посмотреть, что будет. Она рассказывала, что парень перепугался до мокрых штанов. А Кеннеди все равно пристрелили — из окна напротив.
Что? Вы говорите, так делать нельзя? Изменится настоящее? Теория типа «не раздави бабочку в прошлом», да? Необратимые последствия, судьбы мира и все такое… Разумеется, все это верно. Концепция невмешательства в прошлое священна. Но не для нас, а для Патруля, контролирующего нерушимость нашей с вами родной экзистенциальной спирали. А TSR экспериментирует с мирами, существующими параллельно нашему. Наш мир, единственный в своем роде и неприкосновенный, условно принят как «реальный». Все остальное бесконечное количество сходных или же диаметрально противоположных по развитию цивилизаций у нас, TS-рейдеров, именуются «утопиями». Термин не случаен, и вам это вскоре станет понятно.
В отличие от патрульных, над нами не довлеют жесткие ограничения экзистенциального ряда. Ошибки не имеют катастрофических последствий для «реального» человечества. Изменения касаются только тех миров, чью экзиспираль мы перфорируем на этот раз. Вот им-то как раз и приходится порой несладко от наших опытов. Впрочем, иногда мы им даже помогаем. Но чаще все-таки вредим. Отсюда и пресловутые «червяки», или «короеды», как именуют наших аналитиков и прогнозистов.
Классификация утопий на первый взгляд выглядит почти линейной: от ближних к дальним. Но этот показатель характеризует не систему расстояний, а разницу между результатом развития данной утопии и реального мира. Результат выводится по состоянию на «сегодня» в реальном мире и тем же «сегодня» в параллельном. Чем больше отличий, тем дальше утопия.
Утопии — это райские уголки, где можно попытаться осуществить извечную мечту: делать все что угодно, и за это ничего не будет. Как в компьютерной игрушке-стратегии. Всегда можно переиграть в другом месте. Главное, чтобы не нарушалось благополучие реального мира, а остальные не имеют значения.
Скажете, цинично? Совершенно верно. Это первое, к чему приучают приходящих в TSR. Иначе никак. Миров много, а мы одни. А может, и не одни — происходили же иногда странные вещи, не поддающиеся логическому объяснению. Кто знает, может, и к нам забредали рейдеры из чужих миров, изучая динамику событий, чтобы применить ее впоследствии для процветания своей родной реальности.
В мозг каждого рейдера (и мой в том числе) тоже имплантированы три микрочипа. Но нам нет нужды связывать себя императивами, поэтому каждый из девайсов предельно функционален. Первый — менталингвор. С его помощью можно легко и быстро освоить незнакомую речь. В подавляющем большинстве миров набор языков сходный с реальным, и расхождения зависят только от выбранного пути развития. Будь мир хоть техногенный, хоть гуманитарно-религиозный, хоть саморазрушающийся от бесконечных войн и геноцида — людская суть одна и та же, и формирование языка как средства общения имеет свои закономерности. Менталингвор действует адаптивно — мы не учим незнакомые слова, мы воспринимаем их на известный лад. Например, если человек из утопии DSV144-IUY726 скажет «корса», я услышу знакомое «платье». И обратное действие — желая сформулировать понятие, я автоматически произнесу аналог из языка этого мира. Конечно, попав в утопию, мы не начинаем сразу же тараторить на всех местных наречиях. Чтобы сформировать примерную базу, менталингвору требуется около трех часов прослушивания незнакомой речи. Так что рейдеры в «командировках» поначалу держатся людных мест и молча мотают на ус, а не врываются сразу к правителям, открывая дверь ногой, как грезится некоторым впечатлительным новичкам. Ну, можно, конечно, и так попробовать, но тогда первая же командировка, скорее всего, будет и последней.