Варвара Капитоновна. Выпей, Федя.
Федор Иванович хочет выпить, но отстраняет рюмку.
Не пьется одному?
Федор Иванович. Не пьется. (Собирается уходить.)
Варвара Капитоновна. Ты куда?
Федор Иванович. На дежурство в больницу.
Варвара Капитоновна. Ты же в пятницу дежурил!
Федор Иванович. Сменю Федорова — старик устал, а мне ведь все равно не спать!
Федор Иванович ушел. Варвара Капитоновна убирает со стола. Со свертком в руках входит Вероника.
Варвара Капитоновна. Вот и вы, Вероника!..
Вероника. Здравствуйте, Варвара Капитоновна!..
Варвара Капитоновна. Здравствуйте, здравствуйте! Боренька все глаза на двери просмотрел.
Вероника. Ушел?
Варвара Капитоновна. Да.
Вероника. Хотелось что-нибудь купить ему на дорогу… Зашла в магазин, а вышла — не могла улицу перебежать — мобилизованные идут… колонны… Трамваи остановились, машины. Все замерло… Только они идут, идут… Очень много… Куда он ушел?
Варвара Капитоновна. Туда, на сборный пункт!
Вероника. Где это?
Варвара Капитоновна. Не сказал. Наверное, где-нибудь на Красной Пресне. Ирина и девушки провожать пошли.
Вероника. Какие девушки?
Варвара Капитоновна. С завода приходили. От комсомольской организации и от месткома, кажется. Милые такие.
Вероника (машинально идет за Варварой Капитоновной). Скоро как… Мне хотелось купить… а потом — все шли, шли…
Варвара Капитоновна. Федя держался хорошо. Слава богу, обошлось без слез.
Вероника. Без слез…
Варвара Капитоновна. Боря записку вам оставил и вот это. (Подает Веронике сверток.)
Вероника. Что это?
Варвара Капитоновна. К завтрашнему дню — у вас рождение… Там и записка…
Вероника (развернув сверток). А где же записка?
Варвара Капитоновна. Тут разве нет?
Вероника. Нет нигде. Может быть, на столе положил?
Варвара Капитоновна (осматривает стол). Не видно. Видимо, забыл впопыхах, с собой унес.
Вероника. Забыл?
Варвара Капитоновна. Он вам с дороги скоро напишет.
Вероника. До свидания… (Идет к двери.)
В это время входит Марк.
Марк. Здравствуйте, Вероника. Что же вы опоздали? Куда вы? Нет-нет, я вас не отпущу. Не уходите, садитесь. У нас в доме вы как родная. Мы вас все любим, честное слово, дядя Федя сейчас об этом говорил. Берите пример с Бориса. Молодец — смеется, острит…
Вероника. Почему острит?
Марк. Нет… просто так, для бодрости. Не надо его судить. Борис не мог сделать по-другому, это был бы не Борис. Тут закономерность времени, комсомол, идеи… Все это понятно… Это же массовый гипноз, как в цирке… Вы сидите… Все засыпают, потом пляшут, поют. А я никогда не поддавался гипнотизерам, даже когда хотел… Расскажите лучше, как ваши дела. Поступаете в институт?
Вероника. В какой институт?
Марк. Вы же хотели держать в Суриковский.
Вероника. Зачем?
Марк. Пусть война, а мы будем работать. Я над своей сонатой, а вы должны поступить в институт. Должны! Иначе война может убить вас духовно, убить ваш талант. Кстати, вы были на последней выставке в Третьяковке?
Вероника. Серова? Да-да… (Хочет уйти.)
Марк. И вы представляете себе, если бы великий Серов ушел в ту войну на фронт и погиб? Это была бы всемирная историческая глупость. Хотите я вам поиграю? Послушайте. (Играет на рояле).
Сквозь музыку врывается шум шагов — за окном идут колонны бойцов. Вероника прислушивается к шагам, медленно идет к окну, приоткрывает штору. Бабушка гасит свет и тоже подходит к окну. Затем подходит Марк. Все трое смотрят в окно.
Варвара Капитоновна. Москвичи идут…
Марк. В этом есть что-то торжественное… и жуткое.
Варвара Капитоновна (тихо, в окно). Возвращайтесь живыми!
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Совершенно чужая комната, в которой поселились Бороздины после эвакуации из Москвы. Однако некоторые вещи знакомы нам по второй картине.
В комнате Вероника и Анна Михайловна. Анна Михайловна пьет кофе за маленьким столиком и читает письмо, которое держит в руках. Вероника в своем любимом положении — с ногами на диване.
Анна Михайловна (отложив письмо). Хотите кофе, Вероника?
Вероника. Спасибо, нет. (Пауза. Бездумно.) «Журавлики-кораблики летят под небесами…».
Анна Михайловна. Последняя коробка. Хорошо бы где-нибудь достать.
Вероника. На рынке. У спекулянтов всегда все есть.
Анна Михайловна. Дорого. В Ленинграде я его редко пила, боялась за сердце. А муж любил, особенно вечером, перед работой. Он много работал по вечерам.
Вероника. Анна Михайловна, вы очень любили своего мужа?
Анна Михайловна. Мы с Кириллом прожили вместе двадцать девять лет, и сказать, что я любила его, — и мало и неверно. Это была часть меня. Он, я и Владимир составляли одно целое, невозможное врозь. А вот, оказывается, на свете все возможно.
Вероника. Вы сильная женщина, Анна Михайловна!
Анна Михайловна. Это кажется.
Пауза.
Вероника. «Журавлики-кораблики летят под небесами, и серые и белые…».
Тьфу, привязались эти глупые стихи!.. Живем в этих комнатах целую вечность, а я все не могу привыкнуть, как будто сосланная.
Анна Михайловна (снова взяв письмо). Володя скоро выписывается из госпиталя, а когда — хотя бы сообщил приблизительно. Так и остался легкомысленным. А ему сегодня двадцать один год исполнился.
Вероника. Сегодня? Поздравляю вас.
Анна Михайловна. Спасибо. Он очень славный мальчик. Я даже фотографии его не имею, решительно ничего не осталось.
Вероника. А мы захватили много вещей, все благодаря стараниям Марка.
Анна Михайловна. Да, ваш муж очень практичный человек.
Вероника. А мне ничего не надо. Я бы хотела быть как вы — одна.
Анна Михайловна. Вас любит Федор Иванович, и, мне кажется, не меньше, чем свою родную дочь.
Вероника. А я не могу любить его.
Анна Михайловна. Он все понимает, Вероника.
Вероника. Знаю-знаю… Который сейчас может быть час?
Анна Михайловна. Вероятно, седьмой в начале.
Вероника. Бесконечные дни.
Анна Михайловна. Я не знаю Бориса Федоровича, но, говорят, это был в высшей степени умный и порядочный юноша.
Вероника. «Был». Пропал без вести — не обязательно умер.
Анна Михайловна. Конечно, конечно. Я просто неправильно выразилась.
Вероника (прошла по комнате, подошла к окну). Март, а такая вьюга.
Анна Михайловна. У нас в Ленинграде март тоже всегда снежный. (Помолчав.) Можно вам задать вопрос? Если вы на него не захотите ответить — не надо, я не обижусь.
Вероника. Да?
Анна Михайловна. Почему вы вышли замуж за Марка Александровича?
Пауза.
Вероника. Вы пьете без сахара?
Анна Михайловна. Экономлю. Приедет Володя, испеку что-нибудь.
Вероника. А у меня раньше было много-много вкусного. И сейчас есть. (Идет к комоду, достает оттуда белку.) Вот. Целая корзина золотых орехов. (Задумалась.) Вам нравится игрушка?
Анна Михайловна. Очень. Вероятно, сделана по заказу. В магазинах я таких не встречала.
Вероника. Когда-нибудь я заверну ее и уйду, тихонько, одна.
Анна Михайловна. Куда?
Вероника. Не знаю. На самый край света. (Очень тихо.) Я умираю, Анна Михайловна!
Анна Михайловна. Что вы, Вероника!
Вероника. Я умираю, Анна Михайловна… Поступила здесь учиться — не могла, ушла. Работала на заводе только две недели — тоже ушла. Все рассыпается.
Анна Михайловна. Это война, Вероника.
Вероника. Да, трудно учиться, работать, жить… Нет-нет. Вы, Ирина, Федор Иванович, Марк — все волнуются, работают, живут. А я… я все потеряла.
Анна Михайловна. У вас осталась жизнь, Вероника. Она вся впереди — долгая, неизвестная.
Вероника. А зачем жить? Вот вы преподаете историю, вы умная, скажите — в чем смысл жизни?
Анна Михайловна (помолчав). Может быть, в том, что остается после вас. Идите работать, Вероника, не ищите ответов на вопросы внутри себя, так вы их не найдете. И оправдания себе не подыщете.