Суть этого изыска заключалась в том, что и в без того вкуснейший нежирный белый пломбир ровным слоем внедрялись крошечные шарики черного шоколада. И эта смесь даже без помощи зубов божественно таяла во рту, оставляя после себя воистину изумительное ощущение.
Но и это еще не все. Прелесть «Стратиачелло» утраивалась, если вкушать его, во-первых, в июльскую испанскую жару, когда в тени не менее 35 по Цельсию, и, во-вторых, порциями опять же не менее 400 граммов.
Вот такую замечательную порцию Ефиму как раз и приготовились сейчас создать. Девушка-продавщица, укротив высоким белым колпаком обрамлявшие лицо кудряшки, уже и стакан пластиковый взяла, объемом соответствующий Ефимовым вожделениям. Не стакан – стаканище! Уже ложку длинную в теплую воду окунула, чтоб мороженое легче из бачка зачерпывать.
Береславский не выдержал и хищно облизнулся в предвкушении.
Однако полакомиться не пришлось.
Потому что Наташа, жена, нежно, но настойчиво потрепала его по объемистой теплой со сна щеке:
– Ефимчик, милый, тебе пора!
– Куда? – без особой надежды попытался отбиться Береславский, ибо просыпающимся своим сознанием уже отчасти понимал – куда. Нет, не в Испанию с ее ласковым морем, 35 по Цельсию и целыми тележками «Стратиачелло». А совсем в другую сторону. Ровно в обратную. И в два раза дальше. И, что самое печальное, не на самолете.
У пока еще не снесенной гостиницы «Россия» в такой ранний час собрались только те, кому следовало. Пять кричаще пестрых – ярко-желтых и ярко-голубых – длиннобазных «Нив-2131», человек пятнадцать в дорожных куртках такой же раскраски и вдвое больше народу – сочувствующих.
Шум, галдеж, вспышки любительских камер.
Впрочем, не только любительских. Среди провожавших были две команды с телеканалов. Не центральных, чего уж там. Но тоже вполне достойных, московских дециметровых.
– Ефим Аркадьевич, а как вам пришла в голову идея организовать пробег? – Маленькая глазастенькая девушка чуть не в рот засунула надутому и слегка сонному Береславскому микрофон.
«Сказать ей, что ли?» – про себя ухмыльнулся Бере-славский. Но вслух забористо порассуждал о необходимости продвижения в регионы современных рекламных и PR-технологий.
Ну не объяснишь же девушке – а заодно еще паре миллионов граждан, – что поперся в этот чертов пробег из-за обычного тупого – если не сказать примитивного – мужицкого хвастовства! Сидели на тусовке, выделывались перед симпатичной девицей. Выделывались не из расчета – никто на нее особых планов не строил, – а просто так, от любви к искусству. Вовка – своей действительно крутой фирмой. Олег – спортивным телосложением и проникновением в йогу. А Ефим, который не обладал ни миллионами, ни мускулатурой (но в гендерно-конкурентных условиях промолчать просто не мог), возьми да брякни, что летом организует автопробег Москва – Владивосток.
В итоге – тактически победил: девица сочла пробег романтичным, вполне затмившим и миллион баксов за два удачных месяца, и накачанные мышцы, полученные в придачу к нирване.
А вот стратегически…
Звон пошел сразу – рекламное сообщество относительно небольшое и по определению коммуникативное. И к лету, когда все нормальные люди едут в теплые страны и едят «Стратиачелло», Ефиму предстоял как минимум месяц на колесах. Потому что страна большая, и до Владивостока путь неблизкий. Особенно если преодолевать его не на любимом «Ниссане Патрол», а на демократичнейшей «Ниве».
(Здесь уже настояли опытные друзья, поддержавшие идею пробега. Они разумно предположили, что лучше ехать на пяти «Нивах», везя шестую в разобранном виде в багажниках, и чинить многочисленные поломки, чем оставить гнить где-нибудь в Забайкалье крутой иностранный джип из-за отсутствия маленькой, невиданной в этих местах запчасти.)
Водители уже запустили двигатели, в воздухе пахнуло бензиновым дымком странствий. А Ефим, временно оставшийся без общественного внимания, печально думал о том, что за последние сорок лет его язык так и не стал продолжением его сознания: уж слишком часто эти важные Ефимовы органы действовали совершенно автономно. И поездка длиной в 9200 км была еще не худшим вариантом подобной несогласованности.
– Сыночек, может, передумаешь? – на всякий случай спросила пришедшая проводить Ефима мама, тоже, впрочем, без особой надежды.
Ефим даже отвечать не стал. Ясный пень, что сболтнул не по делу. Но «за базар» – есть ныне у российской интеллигенции такая лексическая единица – отвечать все равно нужно. Здесь у Береславского имелись совершенно незыблемые понятия.
Наташка тоже подошла, поцеловала мужа и как-то по-особому, ревниво его осмотрела.
– Встречать будут как героев? – с подковыркой спросила она. – В воздух чепчики бросать?..
– Посмотрим, – неопределенно ответил супруг, слегка – и подозрительно, на взгляд Натальи, – оживившись.
Она даже пожалела, что высказалась: теперь все равно ничего не изменить, только переживать будешь больше. Кроме того, в этой семье высоко чтился принцип презумпции невиновности, равно как и народная мудрость «Не пойман – не вор».
А самое главное: Наталья больше всего хотела, чтобы Ефим уже поскорее вернулся.
Да, есть в ее любимом кое-какие недостатки, ну да кто ж их не имеет? Лучше уж любимый с недостатками, чем нелюбимый с достоинствами.
Тем временем солнце выбралось из туч и вовсю засверкало на колокольнях кремлевских соборов, на стеклах домов и хроме начищенных «Нив». Теперь, при ближайшем рассмотрении, было видно, что все они – разного цвета, просто одинаково задекорированы виниловой пленкой.
– По машинам! – зычно заорал Василий, командир экипажа № 1, здоровенный, налысо постриженный детина. По общей договоренности в ездовых условиях лидером пробега будет он.
Народ в сине-желтых куртках обменялся с провожающими прощальными поцелуями и забрался в «Нивы».
Порыкивая, они стали выруливать на проезжую часть. Передняя прокатилась вперед, дождалась остальных, и уже походным ордером колонна двинулась на восток.* * *
Где-то к 20-му километру, когда Горьковское шоссе втекло в Балашиху, начали отставать самые стойкие провожающие, те, кто был на своих машинах. Вот и Наталья, послав мужу воздушный поцелуй, мокрыми глазами, уже безо всяких укоров, глянула в последний раз на бесценного супруга и, включив поворотник, ушла на разворот.
К Купавне пятерка попугаистых «Нив» подъезжала в гордом одиночестве.
А проехав Ногинск, Ефим, к этому времени окончательно расхотевший спать, вдруг ощутил, что его идея может оказаться не столь уж и неудачной: чувство дороги всегда вызывало в нем душевный подъем. А тут – такая дорога!