Читать интересную книгу Тихий друг - Герард Реве

— Светлого виски, если у тебя есть, — ответил я. — И побольше льда.

Где-то снаружи или наверху в доме вдруг прозвучали три или четыре глухих удара, будто кто-то хлопал дверью. Я испуганно выпрямился в кресле. Может, внезапно проснулся мстительный муж?

— Это на другой стороне, — сообщила Кристина. — Там стоит дом на продажу. Маклер показывает его клиентам и часто забывает закрыть балконные двери. Я позвоню ему завтра.

Тревожный, пугающий звук положил конец моим размышлениям и ночным мечтаниям, спустил меня с небес на землю. А на этой земле не стоило в развратных фантазиях или грезах представлять себе какую-нибудь трагическую любовь — лучше всего со мной в качестве объекта любви и Кристиной в роли невинной мученицы, героини трагедии — или некое событие космического масштаба. Нет, близится ночь, а я сижу в большом, пустом доме вместе с привлекательной молодой женщиной, которая явно ко мне неравнодушна. Все остальное я себе наколдовал, и мысли, от которых и вправду восстал мой жезл — мечты о власти, собственности, богатстве, унижении и жестокости — остаются на счету моего горячего воображения. Может, надо опять взяться за режиссуру и сыграть, например, такую сцену: потянуть Кристину на диван и обнажить с дикой страстью, чтобы трещали молнии и отскакивали пуговки?

— Я все-таки немного устал, — сообщил я, обхватив ладонями большой, широкий бокал с виски и побалтывая, так что позвякивал лед.

Кристина — тоже с бокалом, в котором был светло-желтый напиток (кажется, херес) — подошла и села рядом, сохранив между нами расстояние не шире ладони.

Космический рок? Нет. Однако то, что мы оказались здесь вместе, не подчинялось нашей воле, скорее — это была сила, которой мы не управляли. Я почувствовал, что настраиваюсь на сентиментальный лад.

— Я подумал… — начал я и умолк ненадолго. — Может, проведем эту ночь вместе?

— Хорошо, Герард, — просто ответила Кристина.

Вот видите, я считаю, что решил проблему вежливо и культурно, как светский мужчина, который многое повидал, но еще в состоянии объективно оценить уровень своих страстей; более того, я дал Кристине возможность сохранить лицо. А завтра посмотрим, что тут да как.

Но вдруг, после всех порывов сентиментальности и смирения, меня охватило чувство стыдливого сострадания. Я смотрел на Кристину и уже не задавался вопросом, что она за женщина; нет, я думал о том, что я за мужчина. «Жаль, — сказал я сам себе, — потому что ты действительно неплохая девочка. Ты думаешь, что привела в дом мужчину, а он просто педик: кот в мешке».

IV

Мы стали готовиться ко сну. Я предпочел бы без околичностей завалиться в кровать, но в таком большом, современно оборудованном доме, в такой роскоши и комфорте человек просто обязан принять перед сном ванну. Спальня и примыкающая к ней ванная находились на втором этаже в другой части дома. Улица словно вымерла, а всеобъемлющую тишину в доме не нарушали даже звуки наших шагов — повсюду лежали толстые ковры. Спальня была обставлена новой мебелью в стиле Людовика XV с очень широкой двуспальной кроватью. И все-таки: есть здесь — или был — мужчина? Несмотря на тщательные поиски, в ванной я не обнаружил никаких следов — ни принадлежностей для бритья, ни лосьона или чего-нибудь в этом роде, — указывающих на то, что мужчина тут мог проживать или гостить.

Была восхитительная знойная летняя ночь, и после ванны, ожидая Кристину, я лежал голый на левой стороне кровати. Кристина не торопилась, и мне стоило определенных усилий не уснуть. Я уже соскальзывал в сон, когда она появилась в тонкой и почти прозрачной ночной рубашке цвета морской волны.

— Золотце, сними это пальто, — приказал я мягко.

Кристина, подойдя к кровати, скинула с плеч одеяние и, полностью обнаженная, остановилась передо мной.

— А ты красива, — сказал я нежно, чуть ли не укоряя, — у тебя… все… в тебе есть что-то… — и я вдруг засомневался.

— Что? — с любопытством спросила Кристина.

Ну, ладно, к черту осторожность:

— В тебе есть что-то… Ты похожа на очень красивого мальчика.

Вот, фраза вылетела, и в ней была доля правды.

— Ты считаешь? — польщенно спросила Кристина. Мое замечание делало ее красоту еще более универсальной, вот в чем дело — и мои слова не вызвали у нее никаких подозрений.

— Давай, не тяни, мой милый звереныш, — сказал я мягко, но решительно. — Иди ко мне.

Она легла рядом, и я овладел ею.

Моей относительной неопытности и неизбалованности — недостатки, которые в любовной игре обычно видны по слишком поспешной смене действий — она, казалось, не замечала и, судя по упоению, в которое я ее привел, не считала себя ни в чем обделенной.

После соития я снова отправился под душ. Нет, нельзя сказать, что все прошло превосходно, хотя неизвестно, что об этом думает Кристина. Мне казалось, что она, скорее, покорена, нежели разочарована моей юношеской неумелостью: как иначе можно объяснить нарастающий поток нежности и любовные стоны?

Но пока довольно: я лег на другую половину кровати.

— Я бы всю ночь с тебя не слезал, — нагло заявил я, когда она, в свою очередь сходив под душ, вернулась из ванной — на этот раз голая. — Но ночь очень жаркая, да и поспать не мешало бы.

Да, она была красива, но я мог воспринимать ее красоту только с эстетической точки зрения и без всяких задних мыслей. Даже поцелуй перед сном показался мне данью вежливости.

Кристина выключила лампу над изголовьем кровати и, судя по всему, сразу уснула.

И хотя изначально я чувствовал себя уставшим, два похода в душ, возбуждение от совокупления и, может быть, предшествующая выпивка, — Кристина щедро плеснула виски, не обратив внимания на мою просьбу, — придали мне бодрости, и теперь я сомневался, что смогу заснуть быстро.

В комнате было очень темно: окна полностью закрывали тяжелые коричневые шторы, и это очень на меня давило. Я встал, пробрался к окну и, стараясь не шуметь, приоткрыл шторы. Внизу, в невероятно чистых лунных лучах виднелся сад, и отблески этого света падали теперь в комнату, освещая ее достаточно для того, чтобы различать все вокруг. Я вернулся в постель. Кристина лежала лицом ко мне, и я стал изучать ее, спящую, вблизи, стараясь, чтобы она не почувствовала моего дыхания. Что вообще произошло, и что я здесь делаю?

В мире случаются странные вещи. Я был другим, чем все, но и внутри этого «другого» я был совсем другим. Ведь несмотря на то, что наклонности направляют мою жажду любви и настоящую страсть только в сторону мальчиков или мужчин, я никогда не чувствовал к женщинам — как, к сожалению, многие из моих «эмоциональных собратьев» — презрения, ненависти или страха. Напротив: мне удавалось — как прежде, так и теперь, когда я пишу эти строки — выстроить с женщинами более открытые отношения, чем с мужчинами; в общем, с женщиной мне проще, чем с мужчиной, заговорить о вечных вопросах жизни; дружеские отношения с ними всегда глубже и долговременней; и я уверен, что женщины лучше понимают и больше ценят мои книги.

Я продолжал изучать лицо Кристины — она, видимо, уже крепко спала — будто оно заключало в себе ключ к разгадке. Ее рот с жадными, чувственными, пухлыми губами вполне мог сойти за мальчишеский; а также веки и ресницы; по поводу носа я несколько сомневался, и те же сомнения возникли, когда я изучал ее спящую шейку; а вот брови, подбородок, волосы на висках, возле ушей, да и сами уши, были, несомненно, женскими, а не мужскими или мальчишескими. Так что, как бы мила и красива она ни была, вероятности, что я действительно смогу ее возжелать или полюбить, не существует. Я чувствовал какую-то мучительную несправедливость в том, что, хочу этого или нет, но должен покориться и оставить ее на волю темной судьбы. Судьбы, да; или нет, другими словами: Бога. Значит, эта была божья несправедливость? То есть: эта несправедливость исходила напрямую и в согласии с Его собственной, божественной и свободной Волей? Грешно допускать подобные мысли, но и обойти их нет никакой возможности. А с возникновением этого вопроса все остальные теряют смысл: неважно, кто такая Кристина, была ли она владелицей, домоправительницей или дочкой богатых родителей, которые сейчас отдыхают в Вогезах; приплюсуйте к этому вопрос о том, был ли в игре какой-нибудь мужчина, кроме меня. Бог его знает, но я на самом деле не играл здесь роли мужчины: я был для нее, как уже сказано, котом в мешке. А кем я был по отношению к самому себе? Котом не в своей тарелке, если уж я не готов придать этому космический характер.

Да, ребятки, теперь пора бы и поспать… Восхитительная тишина, удобная кровать, но, несмотря на это, я не чувствовал отрадного томления, которое обычно предшествует здоровому сну. Что же не так? Слишком жарко? Откинув одеяло, я лежал теперь под одной простыней. Было не душно, нет, через открытую форточку с едва уловимым шелестом в комнату проникал ночной ветерок.