к обеду уже прибудем в распределительный лагерь. Я не могу упускать ни минуты.
Маг щелкнул пальцами, и перед ним в воздухе повисла книга. Все, кто до сих пор не ушел, поспешили к фургонам. Эатор — явно не мой мир, где ко всякому зрелищу сбегались люди, чтобы записать происходящее на очки.
— Lass das Ritual beginnen, — отрывисто выкрикнул маг. Земля вокруг меня вспыхнула: огонь пробежался по линиям, кругам, выжигая виденные мною несколько часов назад фигуры.
Воспоминания предыдущего магического эксперимента нахлынули, и я затрясся от ужаса. Хотелось выбежать отсюда, но я знал, что покинуть пентаграмму по своей воле у меня не выйдет.
— На этот раз я изменю ритуал: душу из другого мира попробую подселить к вам в сознание, — поделился со мной седовласый говнюк, — Возможно, так мне удастся добиться успеха. Возможно, вы не сойдете с ума… Или сойдете, но не сразу, и у меня будет время выпытать у души секреты ее мира.
На Ильмсхуре я был очень образованным человеком: закончил школу с отличием, впитывал знания отовсюду. Для жителей нашей планеты не было пути иного, чем стать низкоквалифицированным персоналом на фабрике: на всех высокопоставленных должностях стояли имперцы. Поэтому наличие магии мне было любопытно, я хотел изучить этот феномен и разобраться в нем… Но не изнутри, черт побери!
Маг начал читать непонятные, злые слова со страниц книги.
— In dieser Sprache klingen alle Wörter beängstigend!
Я не выдержал и отшатнулся от мага, но спина уперлась в упругую пленку. Если я надавлю на нее сильнее, она затвердеет. Попробую ударить невидимую стену с разбега — меня ужалит током.
Полезнее успокоиться. Я сел и задышал, пытаясь войти в состояние медитации. Ритуал направлен на меня, возможно, мне удастся повлиять на процесс: предотвратить его, или обнаружить и уничтожить чужую душу. Меньше всего я хочу стать одержимым. Хотя нет, еще меньше я хочу умереть… Так! Не отвлекаться!
Я задышал. Правда, не успел не то что войти в транс — успокоиться не успел. Мозг вспыхнул болью и я заорал. Терпеть такие ощущения было невозможно, несмотря на всю подготовку.
— А-а-а!
— Нильям Тернер, если не замолкнете, я вновь лишу вас способности кричать и двигаться! — предупредил маг. Как будто меня это остановит!
Я изо всех сил бил руками по земле, рассаживая кулаки, рычал и орал, катался по земле. Если ты маг и не владеешь анестезирующими заклинаниями, ты бесполезен!
Дьявольская боль накатывала волнами, и я пытался не потерять в ней себя, не обезуметь, не умереть, как Нильям недавно.
Я не успел заметить, когда ощущения пошли на убыль. Сперва я понял, что саднит костяшки. Потом обратил внимание, что лежу, хрипло дыша. Кофту пропитал пот, очень хотелось пить. Штаны тоже мокрые, и непонятно, пропиталась ткань потом, или я обмочился. Даже если второе — не стыдно. Не после такого.
— Вы — Нильям Тернер? — спросил маг. Хотелось выматериться, но это было так же опасно, как и молчать. Маг требовал ответов на вопросы — иначе швырнет молнией, и все: привет, Нильям.
— Я — Нильям Тернер, — тихо выдавил я, — После ритуала не чувствую изменений. Кроме меня в этом теле никого нет.
Маг скривился, сплюнул и молча ушел. Я же направился к речке.
Сейчас я хотел лишь смыть с себя пот. Болела нога, раскалывалась голова, меня шатало из стороны в сторону. Сил осталось не больше, чем у младенца, но я все равно упрямо шагал к реке. Проломил собою прибрежные камыши, захлюпал по илу, и наконец вошел в воду по пояс. Дальше заходить не стал — течение было ощутимым, а я не знал, смогу ли плавать в этом теле, если меня собьет с ног. Да, тело раньше плавало, но не я. На моей прошлой планете можно было только летать: на аэрокарах или по-простому, как в основном предпочитал народ — с крыши фабрики…
В прошлой жизни у меня не было врагов, зато в этом я выделил двух человек: мага и Пауля Дико. За обоими должок.
Я отмылся, как мог, затем вволю напился из реки. Снял и сполоснул штаны, кофту.
Силы постепенно возвращались. Когда тело заколотило от холода, я вышел на берег и принялся выжимать одежду. Кинул мимолетный взгляд на уходящего прочь слугу с луком — видимо, следил, чтобы я не сбежал. Но я и не хотел сбегать: самый привлекательный вариант для меня — достичь школы магов, а там либо преуспеть в дисциплинах, либо попытаться сбежать уже без такого пристального пригляда. К тому же, если в школе учатся дети влиятельных людей, должно быть, там разрешены выходы с территории. Да и обязанность мага — рекрутера в том, чтобы доставить нас в школу. Может, поэтому нас стерегут. В самой школе может быть иначе: опасно делать врагами будущих магов.
В фургон идти не хотелось. Внутри вскипала ненависть от мысли, что я буду сидеть и дышать одним воздухом с Паулем, в нескольких метрах от подонка. Что буду вынужден притворяться, что не расстроен его поступком, что все нормально. Нет! Если я ненавижу человека, не буду этого скрывать и улыбаться ему в глаза, жать руку или просто сидеть рядом!
Я стиснул зубы, сжал кулаки и переждал вспышку злобы.
Что со мной происходит? Неужели шалят гормоны юного тела? Прошлый я выждал бы несколько дней, никак не показывая отношения к Паулю, а потом подставил бы или покалечил. Нашел бы способ отомстить.
Впрочем, против крепыша у меня сейчас нет никаких шансов. Даже если буду заниматься спортом несколько месяцев подряд, не справлюсь с ним. Можно задуматься, как прирезать Пауля во сне, но во-первых, я никогда не убивал людей, во-вторых, неизвестно, как маг посмотрит на самосуд, и не решит ли казнить меня в назидание остальным.
Аппетита не было, как и желания забираться в повозку. Я собрал несколько охапок камышей и накидал их под фургон. Затем нарвал пырея, пару раз порезал об острые листья ладони и пришлось искать подорожник. Пырей лег сверху камыша. Еще бы укрыться чем-нибудь кроме травы, но увы. Штаны на мне подсохли, а кофта до сих пор влажная: я как снял ее перед стиркой, так до сих пор не надевал. И не надену, засыпать в мокрой одежде — верный путь подхватить простуду. Вряд ли я найду поблизости аптеку с антибиотиками. Нильям знает насчет самолечения самое базовое — на рану прикладывается подорожник, а при простуде, жаре и хрипах в груди нужно дышать над распаренной картошкой.
Память подсказывает, что в городах и селах есть зельевары, но я — крестьянский ребенок без гроша. Единственное,