Читать интересную книгу Туманы и чудовища - Екатерина Анатольевна Шабнова

из-за ремонтников, которые то и дело клацали перчатками.

– Ледушка! – раздалось откуда-то сверху.

Она сделала шаг назад. Как раз вовремя: перед ней тут же свалился высокий джентльмен, одетый в затертый побежалостями[1] фрак. Из половинки цилиндра выглядывали белые, словно тронутые далекой зимой, волосы. Приятный цвет нескольких отдельных прядей напомнил Леде о днях, когда вода у пристани была спокойна и в ней удавалось разглядеть ракушки и мелких рыбок. Странно, обычно Жоррар предпочитал куда более кричащие оттенки.

Жоррар – единственный из знакомых Леды, кто мог потягаться с ней в росте, и то если привстанет на цыпочки. Впрочем, он был одним из двух столичных знакомых Леды, которые вообще знали ее имя. Так что похвастать было особо нечем.

Жоррар был вытянутым, худощавым и темным – таким темным, какими бывают только выходцы из-за Сломанного рога. При первой встрече Леда потерялась: глаза тамошних жителей походили на бездонные колодцы, где даже звезды не отражаются. Не за что зацепиться. Как вежливее – не задерживать на них взгляд или пялиться?

Как оказалось, Жоррару было все равно. Тогда он взял ее руки в свои, представился и улыбнулся – как улыбнулся и сейчас, обнажив ряды белоснежных подпиленных клыков. Но сегодня он не поднял чересчур длинных рук и не потянулся к пальцам Леды. Люди, выросшие в пещерах Сломанного рога, внимательнее многих.

Он поймал взгляд ее темно-карих глаз своими пятнами бездны и произнес единственную известную Леде фразу на своем языке:

– Паутина коснулась тебя, но паук еще не пришел.

На его родных островах эти слова обретали буквальный смысл: механоги столицы были прогрессивной и куда более быстрой копией гигантских пауков Дараккоа, страны под Сломанным рогом. Леда сжала задрожавшие кулаки: на них цвели узоры шрамов. Паутина действительно коснулась ее. Кто же будет пауком?

Жоррар повел плечами и скинул фрак, обнажив покрытые белыми пятнышками плечи: галактики, которым должно было гореть в его глазах, рассыпались по рукам. Половинка цилиндра чуть съехала набок, Жоррар поправил ее одним пальцем и оглянулся.

– Твоя зубаточка давно убежала, я думал, не явишься. Поднялась как-то ночью, припустила так… шустро. Не думал, что она вообще на такую скорость способна.

Леда застыла на месте, вопрос – вместе с нею. Алетея пропала, и, раз Жоррар так спокоен, значит, он того ожидал.

– Я… не говорила, куда собираюсь ее отправить?

Жоррар приподнял голые дуги бровей. Он не спросил Леду, что она сделала. Не спросил, почему столько ждала. Только чуть склонил узкую голову и прищурился, наблюдая, как Леда проходит в темное нутро механодепо.

– Нет, – легко донеслось ей вслед.

Леда откинула в сторону собранную сумку и опустилась на колени.

Алетея пряталась среди корней в дальнем углу депо, скрытая от любопытных глаз посетителей и механиков. Леда провела перчаткой по земле, в которой остались следы конструкта, вздохнула и зажмурилась. Ножницы фантомным грузом оттягивали карман. Здесь она впервые разрезала не тот узелок, здесь впервые влезла в созидательную перчатку не по размеру. И здесь же протянула нить, которая…

Точно!

Леда распахнула глаза и прищурилась. Да, восприятие ее притупилось, а руки дрожали и пульсировали при одной мысли о тяжести нити, но она все еще могла их видеть. Некоторые из них. Если постарается… ведь так?

Она бросила взгляд через плечо. Жоррара не было видно. Леду окружали только несколько конструктов разной степени разобранности: половина новенькой сколопендры, разрезанной так точно, словно она попала под гильотину; многочисленные механоги с разным, но всегда недостаточным количеством конечностей; даже парочка воздушных скатов. Ни один из последних, впрочем, никогда не полетел бы – такая механика подкреплялась не только нитями; но этот секрет хранила другая часть Цеха. За конструкцией воздушных кораблей следили те самые мастера, что работали при дворе. В городские башни от них исправно приходили запросы на нитевую работу, но полную схему корабельного сердца Леде не суждено было увидеть, даже если бы ее не лишили ножниц. Некоторые секреты охранялись похлеще, чем тайна Гобелена Тысячи Причин.

Леда скинула перчатку с левой руки и аккуратно прижала ладонь к земле, стараясь лишний раз не глядеть на белые росчерки шрамов. Земля отозвалась привычным гулом: глубоко под Городом-Гроздью лежали карьеры Разрезов, откуда вытягивали магические нити и струны. Цех буквально стоял на источнике своего могущества. Леда охнула: гул пробрался в ее кости, чего не делал никогда. Виски закололо, но она упрямо стиснула зубы. Ладонь словно пронзило тысячей игл. В глазах потемнело, и Леда завалилась на бок.

Она пришла в себя в тонких руках Жоррара, который махал перед ее лицом половинкой цилиндра и явно что-то говорил. В ушах звенело, но…

– …всех бы гнать оттуда сверху, выставили на все четыре стороны, конечно… Тебе стоило бы учиться в…

– Мне не стоило быть слишком самонадеянной, – пробормотала Леда и аккуратно села, держась за острый локоть Жоррара. От его цилиндра пахло солью и пряностями, и она, вопреки всему, улыбнулась. – Никогда бы не подумала, что ты так любишь острые блюда.

Жоррар замер – над его длинным носом появилась морщинка – и спросил:

– С чего ты?.. – Морщинка разгладилась, и темные скулы вдруг приобрели бордовый оттенок. – Ах, да. Пряности быстро заканчиваются, приходится постоянно мотаться на Всесветный рынок.

– Если тебе неудобно, ты мог бы просить меня. Не то чтобы я так часто здесь появлялась, но я знаю Миру, и…

– Нет-нет, я не настолько старый! – Жоррар снова обнажил клыки. В сочетании с поползшими по шее бордовыми полосами смотрелось это довольно угрожающе. Но не для Леды.

– Ты вообще не старый. – Она нахмурилась, отряхнула юбки, а потом наконец поняла: – О, дело в Мире!

– Дело вовсе не… – начал было Жоррар, а потом затряс головой – так яростно, что пара цветных прядей намоталась на его длинные уши. – Дело в том, что в вашем Цехе нет ни капли благости! Они что, и ножницы у тебя отняли?

Упоминание ножниц – ее инструмента, единственного, с чем она действительно могла управляться, – заставило Леду вернуться в настоящее. Запретный ритуал, пошедший не так. Пропавший конструкт. И единственная зацепка, нить, которую она даже не сможет найти…

– Они расплавились, – прошептала Леда, не поднимая головы.

Жоррар молча встал и исчез за одной из увешанных старыми шестернями стен.

Леда огляделась. До депо верхних ветвей мастерская Жоррара, конечно, недотягивала, зато была почти уютной – хоть и походила на вспоротое брюхо гигантского чудовища. По углам располагались фонари-светляки, между которыми наверняка тянулась магическая нить, – как ни щурилась, Леда ее разглядеть не могла. Рядом со сколопендрой стояло несколько пыльных пуфиков. А за стеной…

– Вот!

Леда так засмотрелась на переливающиеся в случайных лучах света детали, что не заметила, как Жоррар вернулся. Теперь он нависал над ней, чуть склонив голову в ожидании. В его протянутых руках что-то блестело.

Леда охнула.

– Это… ножницы?

Жоррар скривился и, кажется, покосился в сторону входа – судить точно по его глазам-безднам было сложно.

– Как можно! Это… – Жоррар щелкнул крошечными ножничками, перевернул их лезвиями вниз и аккуратно пришпилил к высокому воротнику Лединой блузы. – Брошь! В память о Цехе, который так много для тебя сделал!

Леда опустила подбородок, силясь разглядеть подарок, а потом замотала головой.

– Я не могу…

– Это я много чего не могу. Куда больше, чем ты, Леда-Ледушка. Но будь осторожнее… это как идти по ножам.

Такого выражения Леда не знала, но суть понял бы любой. Она потянулась к броши – показалось, что пальцы наткнулись на невидимую стенку, но это было, конечно, неправдой. Когда затянутые в перчатки руки коснулись широких «ушей» ножниц – идеального круга, – Жоррара и след простыл. Про ножи уже не спросить.

Леда вздохнула. Это действительно была брошь – слишком изящная для настоящего инструмента, слишком тонкая и ненадежная. Но для поиска…

Леда взяла ножнички в правую руку. Передумала и переложила в левую. Стянула с правой перчатку.

Прикосновение обожгло так, что Леда чуть не выронила брошку, – едва удержала. Жоррар был неправ, это совсем не походило на хождение по ножам. Скорее на прикосновение к ледяному металлу в жуткий мороз, грозивший забрать себе