Дубровин немного успокоился, но в глубине души он понимал, что на самом деле он скорей занимается элементарным самовнушением. Он просто утопил тревогу поглубже, но она никуда не исчезла, а только притаилась до поры до времени. Но что же делать, он не первый раз так поступал, проводил что-то вроде самопсихоанализа, заставлял себя забыть о плохом, искусственно восстанавливал нормальное состояние духа. Другое дело, что далеко не каждый раз удавалось сохранять его надолго. Но это вещь совсем непредсказуемая, тут уж как повезет.
В кабинет вошла жена. Дубровин без большой радости посмотрел на нее, в последнее время ее мрачное настроение все больше раздражало его. Вот и сейчас Алла была явно не в духе.
– Ты приготовила ему комнату?
– Разумеется, ты же просил.
– И где?
– В мансарде. Комната небольшая, но очень милая.
– Туда ведет очень крутая лестница.
– Он же молодой, заберется. – Алла села в кресло, положила ногу на ногу и закурила. Несколько секунд она сосредоточенно выдувала из себя густые клубы дыма, которые облачками разлетались по кабинету. – Скажи, это обязательно, чтобы он жил у нас? – вдруг спросила она.
– Так будет гораздо удобней нам работать. Нам нужен постоянный контакт.
Алла вдруг резко встала с кресла.
– Ты знаешь, как я не люблю, когда у нас в доме живут посторонние. Должно же быть на земле место, где я могу побыть наедине с собой. Для меня это так важно.
– Разумеется, дорогая. – Дубровин любыми путями хотел сейчас избежать вспышку раздражения у жены; всякий раз, чтобы успокоить ее, приходилось затрачивать много времени и сил. Желания же сейчас расходовать то и другое на эту пусть даже весьма благую цель, не было никакого.
– Но тогда, зная об этом, зачем пригласил его пожить у нас?
– Я уже объяснил, так удобней будет нам работать.
– Ты всегда думаешь только о своих удобствах.
– Давай не будем спорить. Я должен непременно выполнить этот контракт, если мы хотим сохранить дом. Ты же помнишь, нам надо выплачивать кредит.
– А мне плевать на дом. Зачем мне дом, если в нем находятся люди, которых я не желаю видеть.
– Ты его и не будешь видеть, он будет сидеть в своей мансарде и писать. Разве только спускаться на обед.
– И на ужин.
– И на ужин, – подтвердил Дубровин.
– И на завтрак.
– И на завтрак. Не можем же мы его морить голодом.
– Мне этого вполне будет достаточным, чтобы чувствовать в своем доме чужой. – Алла быстро направилась к выходу из кабинета и изо всех хлопнула дверью.
Кажется, у нее окончательно испортился характер, подумал он.
4
Дубровин водил Молева по дому и участку, давая подробную характеристику каждому уголку своих владений. Он чувствовал гордость за то, что сумел построить такой замечательный особняк. И сейчас как бы чужими глазами обозревал всю эту красоту. Своими он уже вдоволь насмотрелся, теперь же ему хотелось узнать впечатления своего гостя.
Дубровин и сам не понимал, почему ему столь важно услышать впечатления именно этого парня. С момента своего вселения в дом, гостей в нем пребывало предостаточно, в том числе лиц, известных на всю страну. И все как один выражали свое восхищение и восторг увиденным. Да и разве могло быть по другому, он, Дубровин во время строительство провел здесь огромное количество времени, не жалея сил влезал в малейшие детали планировки и отделки, сам выбирал все материалы. И теперь может гордиться своими достижениями, все сделано не только роскошно, что сейчас не так уж и редко, но и с большим вкусом. По большому счету – это даже и не дом, а настоящее произведение искусств, маленький дворец, воздвигнутый для наслаждения процессом бытия.
Экскурсия завершилась, но Дубровин так и не получил настоящего удовлетворения от нее. Молев, хотя и восторгался увиденным, но уж как-то чересчур спокойно, даже скорей безучастно. Словно бы выполнял какой-то ритуал. Дубровину вообще не понравилось, как он держался. И вообще весь его внешний вид. Держался же Молев подчеркнуто независимо, даже отстраненно, одет же был, по его мнению, вызывающе, в до предела потертые джинсы и в легкий, непонятного цвета свиторок.
В принципе ничего странного и особенного в такой одежде не было, молодежь еще и не так наряжается. Но Дубровину чуть не в каждом жесте и слове Молева чудился вызов. И это ужасно ему не нравилось, он чувствовал, как по отношению этому человеку у него формируется какой-то не совсем понятный комплекс неполноценности. А ведь кто он такой есть? Да, абсолютное никто, неудавшийся писатель. Не издал своего романа и никогда не издаст. Хотя он, Дубровин, мог бы ему в этом помочь, многие издатели прислушиваются к его мнению. Только этого он ни за что не станет делать. Пусть сам пробивается.
Дубровин подвел Молева к своей гордости – бассейну. Голубая вода маняще слегка подрагивала у их ног.
– Если возникнет желания искупаться, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи, – предложил Дубровин. – Да и вообще, чувствуйте себя как дома. Я знаю, как это необходимо для высвобождения творческой энергии.
Молев взглянул на Дубровина, но ничего не сказал. Вместо этого нагнулся, смочил ладонь водой и снова встал во весь рост.
– Дом осмотрели, пойдемте в мой кабинет. Там обо всем и поговорим, – проговорил Дубровин, уже понимая, что Молев так ничего и не скажет из того, что он хочет от него услышать.
5
Дубровин предложил гостю сесть. Он знал, что с самого начала должен поставить дело так, чтобы у того не было бы никаких сомнений, кто тут главный, кто на кого работает. Он, Дубровин заказчик, он определяет весь процесс, а Молев – исполнитель. И в таком ракурсе они и должны общаться. Но, к своему удивлению он чувствовал, что не знает, как найти правильный тон. А все из-за поведения этого Молева; тот вел себя так, словно бы его все, что тут сейчас происходит, совершенно не касается. Он не то, что не заискивался перед своим работодателем, а всем своим видом подчеркивал равенство с ним. И это жутко раздражало хозяина кабинета. Еще больше усиливало это чувство, что он никак не мог придумать, как сломать эту ситуацию, подчинить его себе. Такого затруднения с ним давно не случалось. Да и случалось ли вообще когда-то?
– Не желаете ли чего-нибудь выпить? – спросил Дубровин.
– Почему бы и нет, – согласился Молев. Его черные большие выразительные глаза внимательно наблюдали за Дубровиным.
Дубровин подошел к оборудованному в его кабинете небольшому бару. Разных напитков там было предостаточно. Но Дубровин сознательно решил, что не будет спрашивать, что Молеву налить. Слишком велика честь. Пусть пьет то, что подадут.
Он выбрал самый плохенький коньяк, разлил его по бокалам. И один подал Молеву.
– За наше сотрудничество. Надеюсь, оно будет плодотворным, – провозгласил Дубровин тост.
Молев снова направил на него взгляд своих черных глаз, но этим его ответ ограничился. Он спокойно выпил коньяк и поставил бокал на стол. Дубровин не без отвращения вылил в себя свою порцию, он давно отвык от подобной бурды. Его даже слегка затошнило. Только еще не хватало, чтобы его тут вырвало на глазах у него.
Дубровин сел в кресло, откинулся на спинку, положил ногу на ногу.
– Нам нужно выработать стратегию предстоящей работы, – почему-то даже излишне сурово проговорил он. – Иначе будет трудно быстро продвигаться вперед. Надеюсь, вы помните, что времени у нас очень мало.
– Да, помню. Я готов приступить к работе прямо сейчас.
– Мне нравится ваш настрой. Думаю, у нас получится. Полагаю, мы разделим наш труд следующим образом, я буду излагать концепция главы, ну а вы делать ее черновой вариант. – Дубровин сделал паузу. – Но это совсем не означает, что если у вас есть интересная идея, то я не готов ее рассмотреть. Тем более, насколько я знаю, вы в последнее время детально изучали творчество Кьеркегора.
– Этим я занимался последние три месяца, – подтвердил Молев.
– А мне приходится все заново вспоминать. Представляете, я писал свою диссертацию тридцать лет назад. Мне предстоит большая работа. К тому же еще много дел.
– Я вам сочувствую.
Дубровин подозрительно посмотрел на своего собеседника – не издевается ли он? Но тут был абсолютно невозмутим.
Кажется, Молев понял его чувства.
– А вот у меня дел нет никаких, это ощущение гораздо хуже Полная безнадежность.
– Но ведь в Москве полно работы. Можно что-то найти.
– Мне не нужна любая работа, мне нужна та работа, которая мне интересна.
– Вот вы какой! – невольно вырвалось у Дубровина. – Значит, эта работа вам интересна?
– Я увлекся Кьеркегором. Хотя полгода назад почти ничего о нем не знал. По крайней мере, не более чем все.
– Но вы же понимаете, что эта книга будет не ваша.
– Таковы обстоятельства, – пожал плечами Молев. – Это лучше, чем ничего. К тому же это честный заработок. Разве не так? – В интонации Молева прозвучал вопрос, однако в глазах он так и не появился.